Копье Судьбы. Книга Первая. глава 6

ЧАИР ГОЛОГО ШПИЛЯ. Крым. Наши дни

В лицо льется вода…
«Вставай, Скворцов, надо бежать!»

… КтО Это? КтО эта двшка.. почму унее горят влсы? Пожар? Хдея… А? Зязя… Какаятадевуш  нзнкома… льеЦЦА вода… выжить!

- Попей… попей воды…

Он сидел, как юродивый на паперти, болтал кудлатой головой, цедил изо рта на колени джинсов вишневую жижу, кашлял и сглатывал обжигающую горечь желудочной кислоты. Сквозь намокшую белую майку проступили  ребра и темный пятак соска с пучком волос…


В гуле возвращения к жизни путано доносилось бронхиальное бормотание.
- Плохо тебе?.. Сереж, скажи что-нибудь. Надо бежать, они сейчас вернутся…»

… колени – шарниры – не стопорились, локти - подламывались, ты падаешь чугунно пульсирующим лицом в землю – отжимаешь от себя земной шар – сухие листья клеем крови прилипли ко лбу - руки подломились, земля обрушилась сверху, расплющила щеки и нос… – голая девушка сквозь пламя волос кричит: «Скворцов, уходим, вставай!» - а ты ничего не понимаешь, кто ты, что происходит… голова катится с гулким грохотанием боулингового шара…


- … Цуц – тпу…- Кутфтф мА..ма-Тс ктО?
- Сереж, ты меня слышишь?
- … тыв ты.. Шшшшшшшт слуш… - зашем – заш… к-ха- кх-х-х-х-х…
- Бежим! Надо бежать! Сережа, приди в себя!
- Тыхт… О? О - ты? О - ты? Шо самной акх_ абракх_ пра…пра…шо тамвыпалллллзаит?... а! а! к-хак!!! – кхак!!! К-хаккккккк!


Ветер смел с чаира остро пахнущую древесным горением дымь: у кострища открылось ничком лежащее нагое тело.
- Жо… сЛуч… Кыто анимСрызть… ым…? Па-агы…
Даша вдруг стала понимать язык даунов, хомутом надела руку Скворцова себе на шею, становой тягой выжала бессильную тяжесть восьмидесятикилограммового мужчины - у самой ноги подкосились…


«Сереж, ты постарайся сам идти, я тебя не утащу»…
… дошкандыбали до кострища…
Даша отказывалась верить своим глазам – оглушенный юноша угодил лицом прямо в горящий мангал. Мускулистая спина его была припорошена пеплом до загорелых бедер, на которых выделялся белый след от плавок.


Сергей мыкался в немоте - завальцованные губы не лепили послушно слов – «Гдо? Гдо эта?… мыльразззздгарнвызззпрррр паагы!»


Взбрыкнул, освобождаясь от Дашиной поддержки, грянулся на колени, схватил пострадавшего за щиколотки, с бурлачьим стоном выволок из костра влекущее за собой непрогоревшие сучья туловище, сам завалился на спину в приступе центрифужного головокружения.

Далее, на автопилоте, на четвереньках пополз куда-то вбок – «Сереж, ты куда?» – в кусты залез по пояс, вывернулся с пластиковым бутылем мочи, которую онисобирали, чтобы было чем заливать костер, на одной руке подкарабкался и вылил на голову погорельцу упаренную мочу. Зашипело… в ноздри шибануло перехватывающим дыхание едким аммиаком…
Вдвоем перевернули пострадавшего на спину.


Порывом ветра снесло пепел с вкипевших в щеки, в лоб и глаза седых углей: на них Сергей вылил остатки мочи, вернее осадок ее - уже слоисто-слизистый - превративший дымящееся подобие человеческого лица в мокрую жужеличную маску.
Раскрылся провал рта, всосав в ворочание языка меж обугленных губ всхлип-вздох, пепелок и кашель наизворот, от которого отлипали угольки и отлетали, оставляя в коже прожженные отверстия…


Даша отбежала на полусогнутых - родовой схваткой сжалась промежность, пойманной за горло змеей извернулся пищевод, отрыгнув через зев выкашль едкой кашицы… БББыы-ы-а-а-а…- к-ха… к-ха… к-ха… И снова - в болючую спазму промежность – к-ха… к-ха… к-ха… к-ха…
- Кто… иво… суда… засунул? – все не мог взять в толк Скворцов, как будто это был сейчас самый важный вопрос.


Даша повернула к нему пунцово набрякшее, рвотой вывернутое наизнанку лицо.
- Ну, я, о-о…кха…  я ударила этого урода! Тьфу! (сплюнула послед рвоты) Он меня изнасиловать хотел, тебя бил ногами… Но в костер… Сереж, в костер я его не бросала! Это не я! Не я-а-а!
- Ска-а-ажи то-то-тооолком… что случилось?
- Что-то взорвалось в раскопе… - почти нормальным голосом сказала Дарья Жукова.

 
- Дима этот прибежал, как бешеный… Орал, что там пацаны ранены, гнал их перевязывать…
- Какой д-д-д-Дима?
- Вот он… - кивнула она на обгорелого мажора.
«Он ей уже Дима», подумал Скворцов с вялой ревностью, а сам сказал - уже членораздельно.
- Принеси воды, надо его до-до-дотушить.


Даша сбегала к палатке, вернулась с бутылкой минералки.
      - Это последняя…
У Скворцова «ходила» от слабости рука.
«Давай ты», - сказал он.
Перебарывая дурноту, Даша «прокапала» дымящиеся угольки на том, что осталось от обезображенного Диминого лица. Под струйкой промылись запекшиеся глазницы, очистились от пепла ноздри, проступили обугленные «негритянские» губы.


Дашу трясло.
- Нервяк б-бьет, - пояснила она, охватывая себя руками. - Ты сам как?
У Скворцова зрачки уплыли в подлобье, он отвалился.
- Сереж, - бросилась к нему Даша, - водички! Попей.
Глотать было больно, Сергей допил остатки воды, встал, пошатываясь, кивнул в сторону раскопа.
- Что с теми?


Даша перхала – рвотная горечь перечно обожгла гортань.
- Говорю же, что-то…ба… кха-кха… что-то взорвалось там…
- Помоги, голова кружится…
Она подставила плечо, Сергей оперся, вдвоем – санитарка и раненый -  поковыляли к раскопу. Открывшаяся за шиповником картина ошпарила мурашками, волоски встали дыбом по телу. Это в кино легко смотреть черно-белую военную хронику – окоп, погибшие солдаты. Вживую, в цвете, такое зрелище вынести трудно.


ЯВЛЕНИЕ КОПЬЯ
Крым. Чаир Голого шпиля.

В затишке под скалой, на маленьком пятачке среди кустов шиповника лейтмотивом из фильмов ужасов, который обычно сопровождает сцены гниения человеческих останков, уже жужжали горные мухи, возбужденно барражирующие над лежащими телами.


Пацаны громоздились вокруг раскопа. Кто-то еще мелко дрожал, кто-то делал последние вздохи, из пробоин на телах толчками вытекала кровь, - каменистая почва не успевала ее впитывать – раскоп был полон ею по ватерлинию, как корыто.
Под скалой зияла продолбленная Скворцовым дыра величиной с дуло корабельной пушки. Судя по расположению тел, именно эта «пушка» харкнула картечью.


Даша ахнула.
- В нашей пещерке взорвалось, Сереж, я там лазила на пузе… Мы же вот так точно могли бы лежать… Господи, какой ужас… Ой, не могу… фу-у… бе-е-е…
Она кашляла вхолостую – блевать было уже нечем. 
- Не смотри… - сказал Сергей, хотя его самого мутило. Воздух над местом трагедии горчил взрывной гарью, приторной кровью и еще чем-то позорно вонючим, будто кто-то испортил воздух.


В раскопе сидел парень - лоб под соломенным чубчиком разрублен вертикально, на глазах наросли чермные шишки, красные зубы оскалены, с подбородка свисает сосулька – с частотой пикалки в супермаркете с нее капает кровь на каменную плиту, придавившую ноги. Нет, это не камень – это чемоданчик! Вот замок взломан взрывом, створки приоткрыты и щель по контуру…


Скворцов поднял с земли вырезанную для замеров раскопа крепкую ветку шиповника. Даша перехватила его запястье потной горячей ладошкой.
- Не лезь туда. Ну, его к черту. Не трогай. Пошли отсюда. Тебя перевязать надо. У тебя кровь вон идет из носа, и из ушей… пошли, я не могу тут… ужас, мама, мне плохо…


Сергей промокнул лицо краем майки, высморкал из ноздрей сгустки крови, сказал гундосо, но твердо.
- Укройся за скалой…
- Сереж, не надо…
- Делай, что говорю!


Даша попятилась. В ушную раковину влетел комар - з-з-з-З-З-З-зззз – она хлопнула, размазала комариную козюлю в пальцах, спряталась за выступ, прижалась к нагретому солнцем граниту, перекрестилась, медленно стекла на землю в изнемож-ж-ж-ж-ж-ж…
Сергей уложил свое толкающееся болью тело за бруствер из битого щебня, палкой через переплетенные ноги погибших дотянулся до щели «чемодана», прижался щекой к колючей земле, нажал и зажмурился.
Крышка каменного чемоданчика с ржавой тугостью поднялась…


Прошли секунды, за которые мог бы сработать взрыватель, будь чемоданчик заминированным.
Сергей поднял голову.
И тут же раздался взрыв!
То был беззвучный взрыв ослепительного сверкания!

Высвеченная пучком солнечных лучей, на подложке из полуистлевшего бордового бархата блистала массивная золотая шкатулка. Она казалась обледеневшей из-за сотен прозрачных кристаллов, покрывавших ее поверхность. По центру - самыми крупными бриллиантами - была выполнена инкрустация в виде свастики, окруженной магическими рунами и молниями «СС». Сочетание желтого золота и бриллиантового «льда» придавало шкатулке неземной вид. Из торца ее торчала черная от окислов железная рукоять грубой ковки.
С подбородка убитого капнула и растеклась по свастике гранатовая клякса.


Откуда только силы взялись - Сергей перемахнул через бруствер, развернул чемодан, отщелкнул крепежные скобы и осторожно вынул пышущую червонным жаром и алмазным холодом тяжеловесную драгоценность. Ошеломленный сказочной находкой черный археолог не замечал ни щекотки ползающих по лбу капель пота и мух, ни крови, ни трупов, ни жара солнца. Отерев руку о джинсы, он осторожно взялся за ручку.


Из золотого «влагалища» с лижущим лязгом вышел потемневший от времени клинок. В «талии» он сужался, перетянутый золотым «бинтом». На месте кровостока зияла прорезь, в которую был вставлен кованый гвоздь, унизанный витками проволоки. Полость ручки предназначалась для древка. Это был наконечник древнего копья.


В кровавой купели явилось миру таинственное Копье, когда-то во время великой войны перевозимое личным курьером Адольфа Гитлера.


Сергей поднял оружие перед собой. В грудине молот сердца бил и бил – звон иррадировал из головы, пугая чутких мух. Что-то до боли знакомое и родное почудилось в очертаниях грозной находки. От клинка исходили властные эманации, они манили и влекли, вызывали перед внутренним взором грандиозные картины, как бы сполохи битв и пожарищ. Хотелось благоговейно поцеловать оружие, что Скворцов и сделал, даже не отдавая себе ясного отчета в своих действиях.
Воздух от жары поплыл, день померк, проступили очертания древней кузницы.