Жизнь из слёз, вздохов и улыбок

 *****
                Жизнь состоит из слёз, вздохов и улыбок, причём вздохи
                преобладают.
                О’Генри, «Дары волхвов».

 
  Василий бухнул кипу отпечатанной бумаги прямо на стол редактору дамского журнала.
— Вот! — горделиво отчеканил писатель, выпячивая нижнюю губу.
— Принёс новый рассказ "Любушка" о женской несчастливой судьбе. Аккурат в ваше издание подойдёт.

  Вокруг лба редакторши вились белокурые кудряшки. Свет от окна падал сбоку и прелестная женщина была в ореоле солнечных бликов. Василий залюбовался. Чуть придвинувшись к собеседнице, заглянул ей в глаза.
  — Эффектная и яркая!
  — Благодарю Вас, — редакторша была приветлива и естественна. Чем-то привлекал этот высокий, накачанный сорокалетний брюнет с серыми глазами. Он был оттуда, из её девичьих грёз среди горы подушек в цветастых наволочках. Из памяти о вкусе парного молока от их коровы Зорьки. И старенькой мамы с натруженными руками. Давно это было...

  От звука его голоса у неё захолонуло сердце. Мурашки пробежали по стройной фигуре.
Через неделю она сама позвонила автору, пригласив на беседу.
  — Василий Аристархович, как бы это помягче выразить... Простите, но тут такое дело, я не смогу этот рассказ принять! У нас решено не пропускать произведения с использованием слов непристойного характера, — снисходительно повела плечами и улыбнулась.

  У писателя округлились глаза, и почему-то открылся рот от неожиданности.
  — Помилуйте! Я никоим образом не ругаюсь! Не курю и не пью!
  Редактор громко вздохнула и тотчас с живейшим интересом пригляделась к эстету. Аналогичных экземпляров давненько не встречала!

  — Я предлагаю Вам, не меняя смысла содержания, немного переделать, исключив не лучшие выражения, — рот искривился новой гримасой.
  — Какие ещё слова? Разве в моём тексте есть непристойные выражения? — опять засмотрелся на женщину не мигая. На кудрях уже нет солнечных бликов, и они торчат некрасивыми кольцами.
  — Нет, что Вы! Неприличных слов напрямую в Вашем рассказе нет! Я же не об этом Вам говорю, а слова... "Процесса жизнедеятельности"...
  — Слава Богу! — писатель снисходительно повёл плечами. Растянул рот в широкой улыбке.

  — Мне самой такие слова не очень нравятся: "отходы жизнедеятельности" и процесс этого... У Вас в рассказе в смысле... "Кот сходил в туалет", а в простонародье, некультурно.
  Редакторша сделала губки домиком и нахмурила нарисованные брови. Добавила, высокомерно глядя на него:
  — В жизни и так дряни словесной полно, зачем в рассказ нести, мол, чтобы народность показать? — дамочка гордо подняла голову. Еле заметным жестом погрозила Василию наманикюренным пальчиком.

  До писателя наконец дошло, о каких выражениях в тексте столь витиевато говорит редактор.
  — Героиня Любушка училась кое-как. После ненавистной школы, уборщицей работала, детей рожала, развела в городской квартире целую псарню! Двадцать кошек, пять собак, морские свинки, хомяки, птички, аквариум. И всё это хозяйство плодится. Много кушает и... много "бомб" делает прямо по всей квартире! — громогласно втолковывал.

  "У нас ещё канары есть! Канарейки, будь они неладны. Тоже замарахи великие! Как выпустишь их полетать, так и норовят бомбу бросить тебе же на голову!" — слова Вашей героини.

  — Необразованная уборщица. Говорит, как умеет, — пожал плечами писатель.
  — Ну, что Вы! Мы никоим образом не можем подобное напечатать! Вот это словечко - "замарахи"... — поучала редакторша, сделав томное лицо.
Склонила головку набок и...

  Тут же припомнила, как на последней вечеринке, когда осталась с двумя ухажёрами на частной квартирке, обнажённая станцевала на столе. А они, в изрядном подпитии, шумно хлопали и кричали: "Браво! Бис! Ух, фигурка, прелесть!"

  — И что мне там написать вместо слов "замарахи птички"? — хмуро выговорил писатель и набычился.
  — Ну, напишите там: "Птички летали по комнатам, и "продукты их жизнедеятельности" летели на головы хозяев!" — редакторша поправила причёску. Вновь вспомнила их весёлое застолье.

  Писатель выудил из кармана блокнот с ручкой.
  — Диктуйте! Запишу и дома исправлю, — заговорил медленно, не меняя своей шутливой интонации.
  — Давно бы так! Надо исправить просторечные словечки героини, — горячая рука её задрожала, и стала нервно перебирать исписанные листы.

  Она мотнула головой и внимательно присмотрелась к этому доисторическому ископаемому. Ишь, не пьёт? Не курит?! И не ругается? С какой планеты свалился сей Дон Кихот? Надо обдумать, возможно, сгодится в пажи? Хотя, что толку? Нищий писатель, хоть и симпатичный. Цветочек подарит с клумбы?
Ей хочется карьеры! Исключительных подарков в виде роскошной машины! И фешенебельного дома! А этот... пишет вон, какие-то женские сопливые романчики. Про несчастных убогих дурочек с кучей зверья, пьющим мужем!

  Тяжело вздохнув о своей горькой доле, неприязненно взглянула.
  — Короче! Исправляйте все простонародные словечки Вашей героини. Вместо "замараха кот", напишите:
  — Кот вымазался в "продуктах жизнедеятельности"!
  Редакторша заулыбалась, представив, как подобный текст из уст необразованной женщины будет выглядеть в журнале. Но! Приказ Главного надо исполнять неукоснительно! Иначе премии не видать!

  — Повторяю: Просторечные выражения героев — убрать из текста!
  — Полноте! Это же обычная баба без образования. Она эдак заумно говорить не сможет! Да, и в рассказах у Зощенко обильное употребление просторечной лексики в обиходе людей, — всё ещё пытался объяснить писатель.

  И тут вдруг дамочка взорвалась! У неё, итак, возникла проблема! Оба Зама могут перескочить на Клавдию, а значит конец карьере! Наивный Василий маячит перед ней своей невинной простотой. А тиски одиночества совсем уж невыносимы. Закричала истошно: — Прочь отсюда со своими умозаключениями!

  Редакторша раскалилась добела. Благо, в кабинете одни. Уже не вытирала слёз, брызнувших из голубоватых глаз. Немым укором бывшей деревенской девушке этот мечтательный писатель. Она ныне редактор в дамском журнале, для чего нужны воспоминания деревенской юности?
  С нее будто сдернули условные покровы. Страшная, морщинистая тётка предстала пред Василием. Перекошенное злобой лицо с подтёками туши на щеках, и подёргивающимся подбородком.

   "Вот где несчастная-то судьбинушка!" — думал поражённый писатель, глядя как тушь грязными ручьями стекает по заплаканным щекам женщины.
"Эка, душу-то как выкрутило! Видно, достала жизнь! Ох, достала!"

  Писатель бросился к ней, обнял за плечи и прижав к себе, стал гладить по голове плачущую. Целуя женщину в темя, щёки и губы.
  — Ничего, милая... В жизни часто бывают разочарования, и обиды и боль, — бормотал он тихонько, пытаясь унять слёзы и успокоить.
  — Ну, полно, — мягко и с несомненным чувством утешал писатель, — я ведь не думал, что у Вас так наболело.

  Но, дама вдруг вырвалась из его мягких рук. Вмиг успокоилась, сурово и грубо произнесла: "Это всего лишь показная репетиция в народном театре!"
Подняв лицо, с удивлением глянула на него и отшатнулась, сузив глаза.
  — Не смей! — строго прикрикнула дребезжащим голосом. Достала из сумочки пудреницу и быстро привела зарёванное лицо в порядок, — я просто расслабилась! — в голосе её послышались слёзы. В лице вновь проявился снобизм.

  Василий был сражён. А он-то простодушно решил, что она такая тёплая и живая.
  — Извольте, извольте, — глухо прошептал совсем расклеенным тоном. — Благодарю Вас...
  Он почувствовал, как она вся напряглась. И не докончив фразы, сгорбившись, пошёл к выходу. Захотелось вдруг сплюнуть прямо на пол, но, сдержался.

  Выходя, Василий стал мелко креститься и полушёпотом произнёс:
  — Господи! Просвети заблудшую женщину Веру, обрати её в святую Церковь Твою и спаси её всесильною Твоею благодатью!

  В тот же миг раздался звонок от Замов: "Верунчик! Мы тебя ждём-с! В нашем ресторанчике! Хорошо, милая?"
  — Хорошо, — с надрывом простонала, заново подкрашивая глазки.

  Что же делать? Если бы можно было судьбу повернуть вспять, возможно, и она бы встретила такого чудака мечтателя. Вышла бы замуж, деток нарожала.

  Эх, кабы совсем уйти от этой муторной сутолоки, которую все вокруг называют "жизнь". Она привстала с явственным намерением ретироваться, пока ею снова не овладела малодушная боязнь.
Подбородок её мелко задрожал.
Круговерть жизни продолжалась.