Ирбис и Чёрный Шаман 21

Начало повести http://proza.ru/2020/01/05/593


          Гл. 21. Кони и немцы.

     Во имя Аллаха, Милостивого, Милосердного!
     Клянусь скачущими, запыхаясь!
     Клянусь высекающими искры копытами!
     Клянусь нападающими на заре!
          Коран. Сура 100. Аль-Адийат – Скачущие.


Из переполненного автобуса высунулся Егор Петрович.
- Танга, время!
Но Танга, стоя в полной походной экипировке, махнул рукой – поезжайте без меня!

В годы войны в Хакасию прибыли эшелоны с немцами, депортированными с юга Украины и Поволжья. Мужчин направили в трудовые лагеря, а женщин, стариков и детей расселили по всей Хакасии, даже в самые дальние хакасские улусы.
Хакасы приняли переселенцев дружелюбно, во многом помогая им обустроиться на новом месте.
Приобретая заброшенную турбазу, Ширяев выудил из Абакана этнического немца Генриха Эртенбаха – библиотекаря и любителя лошадей, – и предложил ему должность директора базы.
Отдадим должное чутью Ширяева: немец взялся за дело с энтузиазмом и смог за короткое время сделать комплекс привлекательным не только для досужих российских туристов, но и для зарубежных гостей самого Дениса Фёдоровича.
Дед Генриха попал в Хакасию ещё в двадцатые годы с бригадой, работавшей по программе ликвидации неграмотности, так что сам Генрих считался коренным старожилом и у немецкой диаспоры, изрядно разросшейся после войны, пользовался особым авторитетом. Генриху дед оставил большую библиотеку и дневники, в которых подробно описал и собранные им легенды, и зарисовки хакасских петроглифов.
На новое место Эртенбах припёр огромную дедовскую библиотеку, которая так и осталась на турбазе, когда её хозяин всё-таки решился уехать в Германию.
На турбазе Генрих, страдавший астмой, после задымленного Абакана буквально ожил, а его знакомства в элите немецкой диаспоры пришлись как нельзя кстати.

Танга и Генрих Эртенбах сдружились давно; оба слыли молчунами, но быль таковыми на людях их вынудила сама жизнь: Генриха – семейная история, Тангу – полукриминальная среда, в которой ему приходилось вращаться в последние годы.
Взаимная симпатия возникла на почве любви к лошадям.
Коневодство в Хакасии имеет древнюю историю. Отсюда черпала свою конницу армии Чингиз-хана, кавалерия царской армии и молодой Советской республики. В годы Великой Отечественной Хакасия совместно с Монголией поставляли на фронты русских тяжеловозов для колёсной артиллерии и лошадей пржевальской породы для горных егерей. 
В Германии коневодство развивалось ещё со времён крестовых походов. С тех лет и по сегодня Германия – одна из крупнейших стран-импортеров ахалтекинцев, - породы,  позаимствованной в кои-то времена у арабов.
В военные и послевоенные годы в Хакасии соединились немецкая культура коневодства с исконно сибирской, базирующейся на особенностях породы Пржевальского, которая при использовании в горно-пустынной местности отличалась в лучшую сторону даже (как оказалось) и генетически.
Отец Генриха в довоенные годы занимался коневодством, так что и у самого Генриха было много друзей в этой сфере, где к тому же давно обосновались коневоды-немцы.
Согласившись возглавить турбазу, Генрих использовал связи среди коннозаводчиков и устроил покупку нескольких лошадей хакасской породы для турбазы. Хорошо державшиеся на серпантинах, вьючные лошади пржевальской породы доставляли необходимое оборудование на контрольные точки туристских маршрутов.
Начав строительство усадьбы, Ширяев прибрал к себе коней вместе с конюхом. Но одна лошадь была собственностью Танги.
Задумав побег от Ширяева, накануне «дня лавины» Танга отвёл свою лошадь к пещере на одном из туристских маршрутов, где она должна его сейчас дожидаться.

Кроме библиотеки Генрих Эртенбах оставил на турбазе и более существенный след: два электрических ветрогенератора, размещённых на выдающихся скалах по обе стороны основной территории.
Дело в том, что прежняя воздушная электролиния от столба к столбу была ненадёжной, часто разрушалась камнепадами и ураганными ветрами, осенне-зимними и весенними наледями.
В те годы, когда процветал пушной бизнес, помимо европейского направления существовал менее прибыльный, но легче достижимый путь в китайский Синьцзян, точнее – к текстильным мастерским уйгурского округа. Городок Урумчи стоял на железнодорожной ветке Алма-Ата – Пекин и транспортировать сюда пушнину по железной дороге было намного проще и дешевле, чем караванными тропами по серпантинам Гималайских хребтов. Китайская таможня закрывала глаза на всё, что плыло в те годы из бывшего СССР в Китай, а казахские таможенники обходились мздой, по малости не соизмеримой с доходом контрабандистов. Этим направлением Ширяевского бизнеса занимался Танга, немного владевший уйгурским языком.
Узнав о сворачивании Ширяевского пушного бизнеса в Урумчи, немец порылся в справочниках, вычитал о расцвете ветроэнергетики в Синьцзяне и подал идею – приобрести источники электричества для базы именно там.
Денис не был бы тем самым Ширяевым, если бы не оценил идею немца. В Синцзян он, конечно, командировал Тангу.
Генераторы были добыты по бартеру за остатки пушнины и доставлены по железной дороге, а установкой мачт и монтажом занималась бригада из Урумчи.
Уйгуры оказались ярыми националистами, считавшими себя расой «голубой крови», высокомерно отказывались от еды, подозревая наличие в ней запретного для мусульман компонента, капризничали в отношении оплаты; урезонить их смог только Танга, взявший на себя и роль переводчика.
 


Продолжение следует