Вирус коронованной особы

 Невероятная весть от профессора вирусологии разнеслась мгновенно по всему королевству.
 Любимая дочь короля, нежный бутон, взращенная любовью и нежностью семьи, и обильно политая слезами академиков за годы обучения, к всеобщей радости коих, была с удовольствием выпущена на воздух из душных аудиторий, получила золотой диплом прилежания, и в тот же день слегла от смертоносной болезни.
 Весь этот ужас и последовавшие события, случились на фоне новостей, взбудораживших общество, и своей горькой правдой, обступила государство и уже стучалась в каждый дом.

 Высокородный отец, поседевший за один вечер и ранее никогда не помышлявший о подобных обстоятельствах, был готов на любые шаги к спасению её здоровья и своего пошатнувшегося авторитета, от одной лишь мысли подданных, опечаленных, тем, что королевство останется без наследников.
 
 На следующий день, второпях, он созвал совет, который вопреки его чаяниям, неожиданно призвал изменить законы и саму власть, попутно лишая его прежних привилегий. Огорченный произошедшим, он пошел навестить угасающий свет своей души и последнюю надежду, обнаружив профессора, прощупывавшего пульс пациентки.

- Как мое солнышко?
- Она борется...,- последовал немногословный ответ.

Поникшей головой он понуро кивнул и понимающе сжал руку врача, но больше не смог произнести ни слова, от горячего спазма, перехватившего горло.
 Весь мир, что он создал и оберегал, оказался хрупким, разлетевшимся на тысячи осколков, за один день.
 Он удалился и его очень тихо, на цыпочках, закачало в коридорах власти и бросило в одинокую кровать бывшего супружеского ложа, где он и прозябал, покрываясь бледными мурашками, последние три холостяцких года.
 Здесь то, его иногда и согревал чаем и сплетнями личный советник, начищавший самовар золотым песком и доводивший его пузо до солнцеликого блеска.

 Но сейчас, король не хотел видеть, даже свое отражение в самоваре, а желал бы забыться и проснуться в прошлых радостях, приятной кутерьмой, обступавших его прошлую жизнь, когда его высочество был в положении недосягаемой высоты, окружавшей его немеркнущей славой…

                ***

 А в это время в спальне заболевшей принцессы происходил необычный разговор

- Жанетта, вылезай из-под одеяла, я тебя буду лечить.
- Меня кошка лечит, греет, я не хочу, ты меня уже залечил до изнеможения, меня уже тошнит.
- Что?
- Испугался? Вот сделаешь ребенка, будешь знать.
- Я этим буду гордиться, это будет королевский сын!
- Наивный, а кто тебя запишет в королевскую семью?
- Мне этого не надо, главное, что это будет наш ребенок.
- Ты знаешь, советник около меня увивается, любезничает.
- А ты этого не хочешь?
- Я теперь готова быть только с тобой.
- Я тебе чеснок оставлю, если что, дыхнешь на него, а пока, ты должна немного поболеть, а я буду приходить лечить, - Обрадовавшись её словам, усмехнулся Жан.
- Жан, Жан, а ты знаешь, я должна тебе сказать и это, правда, у нас с тобой будет малыш, ты рад?

 Он припал к её груди и двое возлюбленных, ещё долго продолжали свою секретную болтовню, держа  ладони друг друга в яростной схватке, а когда окна начал наполнять прозрачный свет, доктор оставил головку чеснока для лечения, а на прощание, проверил температуру губами на лбу и промокнул её слёзы своими горячими щеками, в ответ получив загадочный поцелуй морских губок.
 Их знакомство было давним и имело репутацию, заслуженную опочившим отцом Жана, в свою бытность, владевшего искусством ортопедического врачевания и поставившего на ноги не только королевских кобыл, челядь, но и короля.
 Именно отец Жана, завершив исследования, рекомендовал мягкие силиконовые подковы для копыт лошадей королевства и не менее удобные стельки в туфлях вельмож, чем улучшил общее настроение, и казна волшебным образом стала пополняться. А сын его, Жан, выучился и получил степень доктора вирусологии и пост при дворе.

                ***

 Советник, проснувшийся в наступившем солнечном дне, задумчиво присел на край кровати, обдумывая последние события, грозившие обернуться непредсказуемым финалом.
 Мало того, что ускользала зыбкая надежда породниться с королевской особой, по причине, дышащей на ладан его дочки, так ещё и основам власти был нанесён удар вельможами.
 И он решил не мешкать, круто взявшись за вожжи, не обращая свое, внимание, ни на какие инфекции. И, придя к королю, решительно заявил, что трон надо спасать и его готовность жениться на принцессе, всегда при нём и что на худой случай, у него есть кухаркин сын, очень умный мальчишка.

 У короля его слова выжали морщины на лбу, и он лишь пробормотал,
- Идите к ней, коль ваша храбрость не боится заразиться…. А я приму решение после вашего разговора.

 Советник ушел, не мешкая, воодушевленный наказом и только лишь, когда позвонил в колокольчик, на него на мгновение накатило чувство страха и он икнул неожиданно для себя и рука дрогнула, поворачивая ручку двери.
 Дверь широко распахнулась, приглашая войти, не оставив времени на церемонии и он  заметил, удивленный нос и сверкнувшие глаза принцессы, тот час же исчезнувшие в ворохе одеял.

- Принцесса,- Тут же подступил он к ней с речью,- Простите за столь неожиданный визит, мы удручены развитием вашей болезни, но интересы незыблемости государства, требуют безотлагательного решения.
 Тут он услышал пронзительный тонкий звук, а носа коснулся крайне неприятный запах, от которого его качнуло к воспоминаниям детства, но речь надо было продолжать.

- Я должен Вам объявить, в этот тяжёлый час, что наш государственный отец поручил мне сочетаться с Вами браком и немедленно!

 Жанетта оторопела под одеялом и хотела захныкать, но нащупав чеснок, схватила его и принялась жевать яростно и с отвращением, отчаянно прижимая свою любимую кошечку, как последнее спасение.
 В тот самый момент, когда советник, будучи абсолютно уверенным в беспомощном состоянии больной, начал  приподнимать одеяло, больная, в ужасе выпучила глаза, дыхнула чесночищем и бросила на него кошку, вцепившуюся мертвой хваткой когтями лап, в шею обидчика и зажавшую клыками фиолетовый нос, ошалевшего от неожиданности и приступа ужаса советника.
 С разинутой пастью, в застывшем крике, он крушил вазы, где царствовали в ароматах любимые цветы Жанетты пурпурные, махровые ранункулюсы, в дикой скачке пытаясь скинуть чудовище, в какой-то момент навернулся, закружившись, с силой оторвал кошку от себя и рухнул к ногам принцессы, обрушив заднюю часть кровати, чем и спас свою морду лица от госпитализации.

 Не обдумывая своих дальнейших действий, а лишь спонтанно, локатором левого глаза приметил дверь и пополз  на коленях к цели, с зажатым клоком шерсти в правой руке, отталкиваясь левой ладонью от пола.

 В этот миг, король вошёл, и с любопытством осмотрев весь этот бедлам и вперив глаза в обрушенную кровать, не глядя на ошарашенного советника тихо спросил:
- И - и?
- Я не понимаю что произошло,- моментально и с надрывом отозвался пристыженный.
- И - и? - Вновь ещё протяжнее завел свою песню король.
- Кошка выпрыгнула, я и сделать ничего не мог, - Причитая и сбавив тон заголосил советник, - Я упал, ногу расшиб.
- А кровь, вазы, кровать?
- Ваше величество, я же говорю, кошка!
- И кровать тоже? - И помолчав добросердечным голосом, уже всё обдумавшего палача, добавил,- Иди...

 Жанетта лежала под одеялом, сдерживая страх, но смех накатил, ровно в тот момент, когда советник, закрыв за собой дверь, поскользнулся на нижней ступени лестницы, в довершении к нелепостям сегодняшнего утра, набив шишку.

- Дорогая дочь,- не слыша грохота, за дверью, обрадованно зачастил отец, я слышу твой смех, не чудится ли мне это?

 Жанетта, приподнимая одеяло, показала свои искрящиеся глаза, и радость вошла в сердце короля.
- Жан вылечил меня, я хочу быть с ним, а жить мы будем под твоим  покровительством.

- Какой он молодец, - Промолвил король, умиленно, подергивая мохнатыми бровями - Вылечил за один день, отличный доктор.
- Да, он очень умелый, а ещё у тебя будет внук, - А при этих словах, король уже изумленно присвистнул.
- Ты говоришь фантастические вещи и тем спасаешь королевство!

 Он обнял ее голову, прижимая к выдающемуся королевскому пузу, гладил кудряшки волос и всхлипывал, - О, небесная Святая Маргарита, ты бабушка, я дедушка, я дедушка!
 Тем же вечером, он дал свое благословение, в окружении свиты и притихшей кошки, боязливо, поджавшей хвостик и зализывающей небольшую ранку, добытую в бою с советником, в том месте, на залысине, где еще утром колосилась шерсть.