Постсоветская литература в нашей жизни

Когда все в стране гниет и разлагается (кроме "похорошевшей при Собянине Москвы"), трудно найти те сферы нашей жизни, где ситуация внушала бы оптимизм. Но если присмотреться, то обнаружить их все-таки можно: там, куда государевы люди не смогли дотянуть свои грязные и жадные ручонки, дела идут неплохо. Например, в художественной литературе.

Если регулярно слушать Д.Л.Быкова на "Эхо Москвы" и следить за обзором громких литературных новинок в сетевой прессе, то создается впечатление, что наша современная проза – полная противоположность отечественному ракетостроению.

Великий Пелевин к концу второго десятилетия 21 века наконец-то вышел из анабиоза. Регулярно выпускают новые книги современные классики Людмила Улицкая, Дмитрий Быков, Борис Акунин, Владимир Сорокин, Александра Маринина, Леонид Юзефович и Захар Прилепин. Создатель "уральской горнозаводской цивилизации" Алексей Иванов выдает на-гора по роману в год, Татьяна Устинова – по два, Дарья Донцова - по десять. Плодотворно в последние годы жизни трудился недавно ушедший от нас Владимир Николаевич Войнович. Из писателей, начинавших в советское время, до сих пор на боевом посту Виктория Токарева, Эдуард Лимонов, Виктор Ерофеев, Юрий Козлов, Александр Кабаков, Игорь Ефимов, Валерий Попов...

Я перечислил лишь тех, чьи имена давно на слуху, а многообещающих молодых авторов так много, что всех и не назовешь. Если бы наши доморощенные литературные таланты можно было продать по рыночной цене, то валюты от их реализации хватило бы на проведение не одной Олимпиады (после отмены санкций ВАДА, разумеется).

Но как правильно называется эта успешная отрасль, завалившая россиян горами книг? Русская литература?… Поскольку наши литераторы пишут на русском языке, то напрашивается именно этот вариант, но меня терзают смутные сомнения, что с настоящей русской литературой сегодняшнюю смешивать все-таки не следует...


Русская литература
 

Как только в 19 веке наши предки научились из русских слов строить правильные предложения, так тут же появился феномен великой русской литературы, быстро ставшей составной частью мировой литературы, а если быть совсем точным, то литературы Запада:

"В течение всего девятнадцатого века Россия, прельщенная Европой, тянулась к ней. Европа тоже была очарована Россией. Рильке утверждал, что Россия - это его духовная родина, на всех оказали влияние великие русские романы, остающиеся неотъемлемой частью общеевропейского культурного наследия" (Милан Кундера. "Трагедия Центральной Европы");

"Русская реалистическая литература середины и второй половины XIX века ознаменовала собой один из трех величайших пиков в истории мировой словесности, завоевав для России уважение всего мира и став с той поры своего рода «визитной карточкой» для всей русской культуры" (Лю Вэньфэй. "Как русская литература сформировала русскую общественную мысль").

Имена Толстого, Тургенева, Достоевского и Чехова узнал весь цивилизованный мир, но функция русской литературы не ограничивалось ее значимостью для мировой культуры. Главная ее миссия состояла в формировании русской нации.

Православие стало основой для ее появления, опутав своими сетями этнически различные племена Русской равнины, но оно не могло быть единственной скрепой для русской нации, поскольку это мировая религия. Требовалось что-то еще, вокруг чего можно было объединить разнообразный русскоязычный люд, состоящий из господ и рабов. Именно литература взвалила на себя эту миссию, заложив фундамент русского национального сознания. Это стало возможным, поскольку наша литература с самого начала была идеологической: почти все русские классики были писателями и философами в одном лице, распространяя свои философские идеи через художественные произведения.

О содержании этих идей я говорить не буду – это отдельная тема, но приобщение публики к социально-философским идеям русских писателей-классиков было главным фактором, который формировал русскую нацию. Естественно, что данный процесс захватывал только читающих россиян, а не основную массу безграмотного и малограмотного населения. Историк Д.Хоскинг полагал, что временем начала формирования русской нации стал конец XIX века, с чем можно согласится, поскольку именно тогда литература становится доступна не только элите, но и более широким слоям населения – за счет увеличения тиража книг и выпуска дешевых изданий "для народа". Этот процесс так и не успел завершиться до 1917 года из-за крайней малочисленности грамотного населения.


Русская литература сменяется советской


Есть разные мнения, что случилось с русской литературой после революции. Мне приглянулось весьма радикальное, высказанное А.Г.Смирновым (фон Раухом) в эссе "Возможна ли недворянская литература в России":

"В некоторых секс-шопах продают для онанистов резиновых надувных женщин с полноценными влагалищами. Мне кажется, что с 1917 года в России существует такая же искусственная корова русской литературы. Ее опоганенное чучело, которое не родит ни теплых телят, ни живых словесных опусов, а один резиновый эрзац — эрзац-литературу. Для многих, не только для меня, русская литература окончилась в 20-е годы XX века, а с тех пор…
С тех пор литература переплелась с Лубянкой и стала ее филиалом. Попытки создания независимых произведений подавлялись, а авторы и рукописи уничтожались....  Возник соцреализм. Повивальной бабкой соцреализма был Максим Горький — великий большевистский и эсеровский провокатор, сотрудничавший с германскими шпионами еще до первой мировой войны...
История соцреализма — это история позора русскоязычной литературы. В недрах соцреализма не возникло ни одного подлинно художественного произведения. От всех потуг Айтматова, Можаева, Белова, Абрамова, Распутина, Астафьева мутит. Это все тяжелый бред, оформленный в многотомные эпопеи. Я говорю о «младших», самых последних соцреалистах. А что говорить об их старших собратьях. Всех этих Фадеевых, Эренбургах, Симоновых и прочих звероподобных сочинителях, руки которых часто обагрены кровью своих собратьев… Пока большевики финансировали соцреализм, он существовал, окончилась суета около литературной кормушки — кончился и соцреализм".

Возможно, приговор А.Г.Смирнова (фон Рауха) русскоязычной литературе в СССР выглядит слишком жестким и несправедливым, но, в общем и целом, Смирнов прав.

В первые годы после революции русская литература несколько лет существовала по инерции - пока большевики разбирались с врагами, а потом искали уклонистов в своих рядах. За это время в ней появились такие неординарные имена как Андрей Платонов, Евгений Замятин и Михаил Зощенко, каждого из которых можно назвать отцами-основателями новых направлений в русской литературе. Но к концу 20-х дошла очередь и до писателей: утвердившийся на вершине власти Сталин решил взяться за эту публику всерьез.

Вождю народов был необходим мощный пропагандистский аппарат, который должен был формировать советского человека – безмозглого гомункулуса. Сталин нуждался в миллионах рабов-энтузиастов, в строителях его империи, готовых за минимальную пайку выполнять любые указания начальства. И такой аппарат был создан. Его составными частями стали пропагандисты – работники СМИ, кино-пропагандисты и "инженеры человеческих душ", официально именуемые советскими писателями.

В первой половине 30-х почти всех писателей удалось собрать в одно огромное стадо, в котором каждый должен был пастись на контролируемой ЦК ВКП (б) поляне и выдавать литературный продукт согласно сталинскому литературному ГОСТу. Тех, кто ГОСТу не соответствовал, просто перестали печатать, а послушных писателей стали вкусно и сытно кормить, а время от времени почесывать Сталинскими и Ленинскими премиями. Поскольку сталинский ГОСТ был понятием довольно растяжимым и зависел от усмотрения одного человека, то иногда сквозь цензуру могли проскочить произведения, которые ничем не напоминали соцреализм. Подобное произошло с последним великим романом русской литературы – "Тихий Дон", который печатался с 1928-го по 1940 год. После войны сходным макаром удалось увидеть свет некоторым произведениям военной прозы, которые трудно причислить к советской литературе ("Это мы, господи!" К.Воробьева, "А зори здесь тихие" Б.Васильева…).

Русская литература как общественный феномен была уничтожена, но неверно говорить об исчезновении русских писателей - не все из них как Алексей Толстой   переквалифицировались в советские. Некоторые из них какое-то время умудрялись сосуществовать рядом с покорным писательским стадом, пощипывая травку на обочине советской литературы, пока не вымерли по естественным причинам (М.Пришвин, К.Паустовский, Б.Пастернак, А.Ахматова). Часть русских писателей после 1917 года осела за границей и продолжала творить на чужбине (И.Бунин, М.Осоргин, Г.Газданов).

В 60-е годы 20 века в нестройной отаре советских писателей стали появляться "овцы", которые потихоньку помаленьку стали отбиваться от стада: А.Солженицын, В.Войнович, В.Аксенов, В.Некрасов… Этих отщепенцев вытолкнули за границу, чтобы не мешали партийной элите проедать богатства Самотлора под трындеж с высоких трибун про строительство коммунизма.


Постсоветская литература

В конце 1991 года все советское резко вышло из моды – не стала исключением и советская литература. На самом деле по факту она умерла даже раньше - за пару лет до развала СССР, когда читающая публика переключилась на те произведения, которые в Советском Союзе не публиковались и существовали лишь в "самиздате" и "тамиздате".

С тех пор прошло три десятилетия. Все эти годы русскоязычные авторы могут писать все, что им хочется. В сущности, цензуры нет даже в последние 5 лет – когда страна впала в ботоксное безумие и конца и края этому процессу не просматривается. 30 лет – срок немалый. Можно подвести некоторые итоги и сделать определенные выводы.

Первое, что бросается в глаза - в стране появилась настоящая индустрия чисто развлекательной литературы, которая выпускает большими тиражами книги, пользующиеся повышенным спросом на рынке: в основном, детективы, криминальные романы, приключения, фэнтези и исторические опусы. В этой массовой литературе есть свои герои – олигархи художественной прозы, долларовые миллионеры: Дарья Донцова, Татьяна Устинова, Татьяна Полякова, Александра Маринина, Эдвард Радзинский, Александр Бушков, Борис Акунин…

Поскольку современная литература существует в условиях рынка, то у издателей появляется соблазн использовать пользующийся спросом "бренд" (имя) по максимуму. В результате некоторые авторы начинают напоминать предприятия по штамповке книг: ежегодно под их именем выходит в свет несколько романов, а в случае Донцовой – до десятка и более! Нет ничего удивительного, что в окололитературной тусовке время от времени появляются слухи, что наши популярные авторы не брезгуют трудом "литературных негров". В подобном подозревались Донцова, Маринина, Акунин, Бушков, Полякова, Виктор Доценко, Полина Дашкова, Юлия Шилова, Мария Семенова…  Совершенно точно использовали труд "рабов" Фридрих Незнанский и Оксана Викторовна…

В присвоении авторских текстов нет ничего нового: индустриальный метод в литературе вошел в моду еще в 19-м столетии, когда Дюма-отец был уличен в использовании "литературных негров" (чаще всего в связи с Дюма вспоминают Огюста Маке - соавтора "Трех мушкетеров" и ряда других популярных романов). Самым известным "негром" в западной литературе стал Говард Лавкрафт, который в 20-е-30е годы 20 века писал сразу за нескольких авторов. Кто-то осуждает это явление, другие – нет, но, по-моему, если писатель использует чужие литературные тексты для создания своих произведений, он уже не писатель, а делец. Это другое призвание. Ни один настоящий писатель не будет публиковать под своим именем чужие тексты. Это занятие противно писательской природе.

Неудивительно, что в великой русской литературе такого явления не существовало: Лев Толстой, Федор Достоевский и другие классики не нанимали бригады литературных батраков. В советской литературе несколько таких случаев известны (Вадим Кожевников, Анатолий Суров, Сергей Баруздин), а в отношении фигуры Михаила Шолохова по этому поводу ведутся яростные споры.

В вопросах литературных афер постсоветская литература пошла гораздо дальше советской: в СССР кое-кто использовал труд "негров", но издательства не создавали виртуальных писателей. В современной России бестелесных "писателей" не один и не два: Марина Серова, Андрей Воронин, Александр Белов, Наталья Александрова (госпожа Александрова является витриной семейного кооператива Натальи и Александра Танковых), Генри Лайон Олди (за ним скрывается еще одна пара авторов - Дмитрий Громов и Олег Ладыженский), Хольм ван Зайчик (в реальности там два "зайца"), Марина Воронцова, один из Евгениев Суховых (который "выпускал" книги в "Аст-Пресс"), Николай Леонов после смерти настоящего Николая Леонова, А.Бакунин, Е.Милкова, Анхело де Кутиньо… И не так уж важно – кто именно породил того или иного писательского фантома – издатель или группа авторов.  В любом случае – это некий проект, в котором первична бизнес-составляющая, а не литературная.

Если называть вещи своими именами, то в целом современная массовая литература – это отрасль народного хозяйства, которая паразитирует на несчастных совках и их детях, которым нужна крайне простая духовная пища – напоминающая фастфуд. К более изысканной еде эти люди не приучены, а бессердечные издатели пользуются этим, всучивая им малосъедобные полуфабрикаты (хотя иногда среди фастфуда попадается вполне качественная продукция – например, ранний Акунин). Используют читательские слабости и те литературные дельцы, которые заваливают их калорийной, но бесполезной для организма пищей. Ничего общего с русскими писателями эти бизнесмены-творцы не имеют: литература для них – не способ существования, а способ заработка. Вместо свободы творчества они выбрали свободу предпринимательства.

К счастью, на кухне постсоветской литературы рядом с огромным пирогом развлекательной художественной прозы (питательным, но безвкусным) расположился маленький посикунчик так называемой серьезной литературы. Кто хочет убивать свое свободное время – может это делать годами, глотая опусы донцовых-поляковых, но желающие без труда найдут себе более качественную и разнообразную пищу для ума от заслуженных литературных поваров, не использующих при приготовлении своих блюд пальмовое масло и прочие сомнительные ингредиенты.

Выбор настоящих писателей среди наших современников весьма велик: В.Войнович, А.Битов, В.Маканин, И.Ефимов, Д.Быков, Л.Улицкая, Л.Юзефович, Виктор Ерофеев, В.Сорокин, Т.Толстая … И вряд ли я ошибусь, если скажу, что в современной России не меньше талантливых писателей, чем было в Российской империи на рубеже 19-го-20-го столетий. Если русские писатели смогли пережить сталинские эксперименты над писательским сословием, то получается, что жива и русская литература? - Мне кажется, что нет.

Литература – это не просто некая совокупность книжных текстов, как учит нас Википедия. Это культурный феномен. Как я уже говорил выше, классическая русская литература выполняла 2 важные общественные функции: она формировала русскую нацию и сближала два отдельных мира – Россию и Запад. Советская литература занималась сходным делом: она помогала "партии и правительству" выплавить и выковать настоящего советского человека (совка), который должен был завоевать весь мир, распространив вирус марсизма-ленинизма на всю планету. Постсоветская литература просто делает деньги, и никакой общественной функции у нее нет.

Современный русский писатель (я говорю не о литературных дельцах, а  именно о писателях!) НИКОМУ НЕ НУЖЕН - ни русскоязычным читателям, ни зарубежным. Последние русские писатели, чьи произведения вошли в фонд мировой литературы – это Борис Пастернак ("Доктор Живаго") и Александр Солженицын ("Архипелаг ГУЛАГ"). С тех пор прошло более полувека. Авторы, которые творят сегодня, находятся в тепличных условиях по сравнению с Пастернаком и Солженицыным, но ни один из корифеев современной русскоязычной прозы не добился на Западе мало-мальски сопоставимого успеха. Светлана Алексиевич получила Нобелевскую премию по литературе в 2015 году, но не за художественную прозу, да и не за литературу как таковую. Ее книги посвящены важным общественным темам и представляют собой смесь журналистики, публицистики и исторических исследований.

Мировая литература – это безбрежный океан книг. 100 лет назад в этот океан впадала небольшая, но заметная река русской литературы. После сооружения на ней плотин и проведения экспериментов по переброске воды, река обмелела, ее берега заросли, а вода приобрела неприятный запах и цвет. Для экспорта эта вода непригодна.

Мир отвернулся от русских писателей, но и русскоязычные читатели их не жалуют. Тиражи серьезных романов на русском языке ничтожны по отношению к количеству русскоязычного населения в России. По объему выпускаемых книг российский рынок очень небольшой – на уровне 38-миллионой Польши (в 2018 году выпущено 116 915 названий книг, среди них 8 142 названий художественной прозы и поэзии на русском языке общим тиражом 11 713 тыс. экз.). В сущности, по количеству читающей публики мы вернулись в конец 19-го столетия. Если новый русский роман вышел тиражом более 50 тысяч – это громадный успех. Да и эти цифры, прежде всего, относятся к произведениям постсоветской макулатуры, а не литературы.

Падение тиражей современной русской прозы вызвано не только тем, что современные россияне перестали читать, а те, кто еще берут книги в руки, предпочитают развлекательную литературу. Проблема глубже.

В последние десятилетия существования Российской империи любой образованный человек – хотел он того или нет, должен был читать своих современников, которые уже тогда считались классиками: Льва Толстого, Достоевского, Тургенева, Чехова… И неважно, нравился тебе Толстой или нет – любое новое произведение позднего Толстого было событием в культурной жизни. Нельзя было пройти мимо "Воскресения", поскольку для культурного человека того времени книги Льва Толстого входили в неофициальный "партминимум".

В СССР тоже был определенный перечень произведений, мимо которых определенные категории населения проскочить не могли. Например, гуманитарий, обучавшийся в ВУЗе, не мог избежать знакомства с патриотической или обличительной классикой (вроде "Войны и мира" и "Мертвых душ") и рядом идеологически правильных книг советского времени. Но не только с ними: среда, в которой вращался человек, стимулировала к знакомству с определенной литературой. Например, либерал-шестидесятник был обречен прочесть книги его актуальных современников – даже если они распространялись только в "самиздате". Те книги, которые читало окружение конкретного человека, были обязательными и для него.

В настоящее время ситуация изменилась кардинальным образом. Можно быть культурным и начитанным человеком, но никогда в жизни не открывать книг Дмитрия Быкова или Людмилы Улицкой. Знакомство с актуальными русскими романами зависит только от желания читателя. Перечень доступной нам сегодня серьезной литературы на русском языке (включая переведенную) настолько велик и разнообразен, что для читающего человека нет никакой необходимости знакомиться с произведениями современных российских авторов. В мировой литературе все давным-давно написано. Что могли писатели сказать о человеке – все уже сказали. Все покровы с этой бесхвостой обезьяны сброшены и на долю наших современников ничего не осталось. Даже про наше поганое время 70 лет назад написал Джордж Оруэлл, а в 1986-м его немного поправил Владимир Войнович. 

Из каждого правила есть исключения и то, что я сказал про русских писателей - наших современников, до недавнего времени не относилось к одному из них – единственному кандидату после развала СССР на звание "Великого Писателя Земли Русской". Был в 90-е и десятые такой парень среди писательской братии, с чьим творчеством был обязан ознакомиться любой уважающий себя постсовок. Даже я, который с начала 90-х лет двадцать практически не читал художественной прозы, заменив ее нон-фикшн, не смог пройти мимо "Generation П." и еще нескольких повестей этого загадочного писателя. А когда прочел шедевр постсоветской словесности "Чапаев и Пустота", то вновь пристрастился к чтению выдуманных историй.

Что бы там ни думали разные мелкие литературные недотыкомзеры, Виктор Пелевин был интеллектуальным титаном, который мог и должен был повести отечественную литературу в светлое будущее, но наше мерзкое время пожирает и титанов. Что с ним случилось – одному "Эксмо" известно. Последние лет десять главный писатель постсоветской литературы представляет собой чисто виртуальный феномен. То ли Пелевин умер (ориентировочно не позднее 2011 года, когда тот человек, которого нам демонстрировали в этом качестве, полностью исчез из публичного пространства), то ли тяжело заболел, но факт остается фактом: "Снафф" и все прочие "смотрители", которые вышли под этой фамилией – совсем не Пелевин. В последние пару лет тексты под этим брендом стали поразительно похожи на старого недоброго Пелевина, но что это значит? Наконец-то издательством найден талантливый "литературный негр"? Произошла реинкарнация настоящего Пелевина? Серьезно заболевший писатель излечился?… Ответов на эти вопросы нет. Да и вряд ли ответы на них в настоящее время что-то изменят в судьбе постсоветской литературы. С ней все уже ясно.

Никакой общественно значимой роли в современной России литература не играет, но в этом факте нет ничего плохого. Как правильно сказал одиозный литературный критик Андрей Немзер  в одной из своих статей, "ценность литературы в самой литературе". В эпоху господства телевидения и Интернета у книг осталась лишь одна функция: они нам нужны для чтения. И этого вполне достаточно.