Дюймовочка - из книги Красный Яр. Это моя земля

Дюймовочка
 
«Азот в нашей ДНК, кальций в наших зубах, железо в нашей крови, углерод в нашем яблочном пироге были созданы в сердцах умирающих звезд. Мы – звездная пыль».
Карл Саган
 
Я подняла голову в почерневшее небо, увидела округлевшую луну, и поняла, что наступила весна, и школьный звонок уже прозвенел. В класс насыпало, как килек в банку, нарядных чернявых детей. Все они с горшками - водорослями в горшках - кружатся, кружатся, как крошечные чёрные суфии, а я сижу тихо, как мышь, в скорлупе кедрового ореха, в драном платье из розовых лепестков.
 
В руках у меня флейта - не флейта, а кусок кедра, что должен был ею стать. Я не успела вырезать корпус флейты - застряла. Слишком долго искала кабаргу - много дней и много ночей. Но не нашла. На рассвете каждого дня выбирала кедр. Всё не то. А когда нашла кедр, время вышло, и я еле успела забиться в свою скорлупу.
 
Дети кружатся, кружатся, гоняясь за собственными хвостами. Я вжимаюсь в стену под подоконником и цепляюсь за горшок с растением. Скорлупа, как назло, издаёт хрустящие звуки, хотя я не двигаюсь и еле дышу, только бы не шуршать.
 
Напротив меня, улыбаясь беззубым ртом, сидит на четвереньках свекровь. Её короткие вторые руки скребут под собой пол. Цыпы рядом нет. Да и откуда ему быть, он наверняка залёг в Моховой, запустив четыре руки в свой рыжий мех.
 
У Цыпы сегодня день рождения, и мамочка подарила ему школу. Целую школу, куда пришло несколько тысяч детей. Настоящих живых детей - из плоти, а не из камня. Через некоторое время они вырастут, и одни дети съедят других детей. Оставшиеся в живых станут избранными, четырёхрукими, медношерстными. Один из избранных получит шанс сыграть на флейте и вернуться на Землю.
 
Только песня кедровой флейты-кабарги открывает Дверь, делает кровь быстрой и горячей. Только я знаю, как убить кабаргу и вырезать из зуба кабарги мундштук.
 
Но кабарга ещё на свободе. Вот почему я жива.
 
Под подоконник проник, протянулся ко мне, извиваясь, липкий свекровий язык. Я отпрянула. Хриплый голос спросил:
 
- А правда, что лепестки у твоего растения растут по правилу Фибоначчи?
 
Я промолчала - мне нельзя говорить. Людям здесь надо молчать, а иначе съедят, а я без школьной формы, да ещё эта флейта… вернее, кусок кедра. Но я подумала, что да, конечно, в этом мире, где я живу уже много дней, именно в моём горшке лепестки растут по правилу Фибоначчи! В отличие от ваших чёртовых водорослей, у которых ни стыда, ни совести, ни чисел, ни законов.
 
Стена под подоконником рухнула, я провалилась вниз, к подножию скал, и увидела там Цыпу, скребущего Землю, жующего Небо. Огненная шерсть блестела, словно смазанная жиром, по подбородку текла слюна. Я подползла к нему на коленях, сдерживая дыхание, так как нельзя приближаться к нему на вдохе - отравишься, погибнешь. И нельзя на выдохе - оскорбление рода. Подползла и уткнулась в ямочку под грудью - её вырезали специально для меня.
 
Потом свекровь пожалела о ямочке, я ведь не поставила на пятки клеймо. Поэтому все годы я девственница, и у нас нет детей. Без клейма продолжать род нельзя.
 
Потихоньку придя в себя, я вспомнила, что были времена, и мы с Цыпой любили друг друга. И даже пробовали целоваться, но не удавалось, потому что у меня не было иммунитета. Но очень хотелось, и мы придумывали разные способы: через куски пробкового дерева, через мотки джутовой верёвки. Не помню, получалось ли у нас, но мы любили друг друга, и надежда была велика. А потом я узнала, что есть род, и есть клеймо, и когда он повёл меня на свою первую свадьбу, я увидела, как это происходит.
 
Я увидела его невесту на пьедестале, она стояла вся рыжая и величественная. В честь праздника на ней сделали огромное количество коклюшек. Усыпали голову гигантскими шарами, отчего голова стала тяжёлая, постоянно валилась на бок, и её приматывали к специальным приспособлениям в стене.
 
Невеста стояла босая, у пьедестала кипела магма. Магма вспучивалась и опадала, вспучивалась и опадала. И в какой-то момент, когда священник сказал... что он там обычно говорит, она шагнула в кипящую магму обнажёнными, прекрасными своими ногами.
 
И мир померк.
 
Меня скрючила жгущая боль. Боль, при которой нельзя кричать в голос. Боль, при которой нельзя бледнеть, краснеть, открывать рот. Я ведь... Она ведь просила меня перед свадьбой: “Милая, я не выдержу, возьми на себя хотя бы чуть-чуть”.
 
Я сгоряча взяла половину, я была неопытной и решила: подумаешь, ожог. И теперь погибала, вынужденная стоять, как вкопанная, с глазами по пятаку. Стоять и думать: о боже, всё. Это конец! Конец!
 
Она замерла по щиколотку в кипящей магме. Она кричала беззвучно, а Цыпа рвал её кожу, срывал с неё платье, и его мама ему помогала, и у них обоих слюна текла по подбородку. А невеста стояла - обнажённая, белая-белая и босая. И я стояла - белая-белая и босая - и испытывала ровно половину той боли, которую сгоряча, в порыве неизвестной мне страсти решила взять на себя.
 
А потом он яростно, жадно проник в неё, в каждую клетку, в каждую каплю воды! Он терзал её, покрывал слюной! Ломал ей кости, крошил камни. А вы говорите, пробковое дерево! А вы говорите, джутовые верёвки.
 
После свадьбы меня швыряло по всему миру, как колючки чертополоха.  И тогда я убежала в лес и убила кабаргу. Гналась за ним, метаясь по скалам порывистым ветром. Настигла. Вонзила клыки в область шеи. И кровь его, быстрая кровь, текла по его шкуре и моему подбородку.  В этом мире живых - две кабарги и я. Остальные мертвы.
 
Из шкуры я сделала одеяло. Из зуба - мундштук для флейты. Когда флейта зазвучала над Тайгой, между Землёй и Небом открылась Дверь, но пройти в неё я не успела. Цыпа увидел флейту и сломал. Раскрошил зуб кабарги своими зубами.
 
«Только я буду скрести Землю и жевать Небо, — сказал он, и слова его отозвались в голове громом. - Ты не будешь».
 
Надо ли говорить, что от клейма я отказалась. Но наша помолвка уже состоялась, и отступать было некуда. Маменька моего мужа, люто меня ненавидя, отвратительно презирая, благословила нас на свадьбу без гостей. Надо ли говорить, что я так и осталась девственницей.
 
А его жена… Я смотрела на её клеймо, когда снимала с него, заживающего, куски кедровой коры. Я смотрела на её медную шерсть. И на то, как она беременела в каждой клетке, в каждой капле воды. На роды она звала меня, но меня не пустили. Нам запретили общаться, потому что меня принудительно сделали неприкасаемой, а она приняла силу рода и понесла её дальше, беречь и преумножать.
 
Поэтому я удивилась, когда в начале лета она пришла ко мне и подумала:
 
- Ты меня любишь?
- Конечно, - промолчала я. Людям здесь нельзя говорить.
- Хотя может и нет, - решила я. Как можно любить жену моего мужа?
- Убей для меня кабаргу.
 
Она стояла и смотрела на меня в рассветном солнце, в закатном солнце. А я – смотрела на неё и думала о том, что только песня кедровой флейты-кабарги делает кровь быстрой и горячей, открывает Дверь. Так мы стояли друг напротив друга много дней и ночей. А потом я побежала. Я нашла кабаргу по следу и гналась за ним, метаясь по скалам. Настигла. Вонзила клыки в шею. И быстрая кровь текла по его горлу и моему. Из зуба я сделала мундштук для флейты. А из кедра – корпус. Принесла флейту жене моего мужа и подумала:
 
- Играй.
 
И она заиграла.
 
Звук проник в её камни и стал кровью. Сердце забилось. Дверь открылась. Она шагнула за Порог, и я увидела золотую земную осень, огненную, как шерсть избранных. Я увидела, как жена моего мужа идёт по Земле, не оборачиваясь, не замедляясь. Я разозлилась. И через Дверь метнула в неё второй зуб кабарги. Зуб попал ей в живое - не каменное - сердце. Она упала. Дверь закрылась. Я забилась в кедровую скорлупу и затихла.
 
Выпал снег. Избранные дети выросли и окаменели. Никому не досталась флейта – её унесла за Дверь жена моего мужа.
 
Цыпа приходил ко мне каждую округлевшую луну. Я лежала в скорлупе эмбрионом и молчала. Скоро у Цыпы день рождения, и мамочка подарит ему школу… Но кто приведёт туда новых детей? Ведь у Цыпы больше нет рожающих жён.
 
«Только я буду скрести Землю и жевать Небо, — говорит он, и слова отзываются в голове громом. - Ты не будешь».
 
В этом мире живых – я одна. Остальные мертвы. Зуб кабарги я спрятала в горшок с растением. Вы узнаете лепестки по правилу Фибоначчи.
 
…
 
- Погода меняется… Ну и гремит… Может, по домам?
- К Воробушкам дойдём.
- Что гонит с тропы пигалиц этих?
- Пасха скоро… Вернусь – пойду в Батон… Творог там… изюм… лук… Чёрт, как гремит!.. Что?..
- Какой чокнутой, говорю, надо быть, чтобы сойти с тропы!
- А…  Ну как - чокнутой. Моя жена тоже однажды сошла с тропы. Я её искал... Так и познакомились. Потом рассказывала, во сне видела что-то... Мол, если пройдёшь испытание, станешь Царицей камней и будешь рожать горы.
- А ты её потом не лечил? Голову там?
- Я?.. Нет… Слушай, пойдём, а? Щас как ливанёт...
- Смотри туда, вниз… что там, под мхом? Будто женщина? Часом не наш труп?
- Это земля, дура! Хотя… похоже! Может, под ней?
- Чуть что, сразу дура! Копай давай!
 
…
 
Я лежу в скорлупе кедрового ореха в драном платье из розовых лепестков.
 
«Луна круглая, а ты нет, — говорит Цыпа, и слова отзываются в голове громом, и волосы мои седеют. – Зачем ты живёшь?»
 
«Ты хотела рожать горы, но отказалась от клейма, — говорит он, слова обжигают кожу, и кожа покрывается волдырями. – Зачем ты живёшь?»
 
«Ты хотела познать биение сердца звёзд, но стремишься сохранить биение сердца из мяса, — говорит он, слова оставляют порезы, и вдоль порезов сочится быстрая горячая кровь. – Зачем ты живёшь?»
…
 
- Смотри, флейта-кабарга! А говорили, это миф!
- Где ты её нашла?
- Раскопала земляную женщину! Здесь и кедр, и руны, и зуб! Ого!
- На экспертизу давай. Вдруг это улика?
 
Но она уже сняла каску, отложила рацию. Закрыв глаза, мягко взяла мундштук в губы. Сделала вдох, и… Только песня кедровой флейты-кабарги открывает Дверь.
 
…
 
«Как хороша!» — сказала старая Жаба, разглядывая девушку в огненной форме. - Славная невеста будет моему сыну!»