Vita brevis

          Жерар Делабарт – придворный живописец времен Екатерины и Павла. Мы ничего не знаем о нём, но остались немногие изящные артефакты его существования. Частный случай мастерства, которое сродни умению подковать блоху или создать музыкальную шкатулку и спрятать её внутри изысканного секретера. Можно и не найти, пройти мимо факта Делабарта, как проходим мы мимо темных холстов начальных залов Третьяковки. Мы спешим через этот, как бы не очень интересный для непосвященных, не заигрывающий с публикой, однообразный ряд бирюзы, голубовато-серой дымки и всевозможных оттенков охры, спешим, чтобы замедлить свой бег в залах, где толпится публика у картин более известных мастеров, приятных нашему беглому, торопливому взгляду.
        Поразить наповал и сразу, придумав концептуально новое,  - такой цели не было, видимо, у Делабарта. Жили медленно. Смаковали и разглядывали, неспешно открывая, никому не навязывая. В том позапрошлом веке  ценили совершенство, гармонию, смысл и тайну – не рекламный ход. Только так можно почувствовать нечто истинное  и, ощутив, задержать - поселить в себе немногое, может, самое малое - вечное…
        Большие панорамы,  в которых воздуха больше половины, дворцы и человечки во всех деталях. Как живые и, одновременно,  как кукольные. Всё это было так давно!
       Я смотрю на простор перед Останкинским дворцом графа Шереметьева, я смотрю с балкона второго этажа, как на распахнутый занавес, на просеку, специально для Павла проложенную пред его очами чрез березовую рощу. На бескрайнее небо, на пруд и лодку с гребцами, на маковки церкви и на ворота с вздыбленными каменными лошадьми на постаментах. Павел со свитою  посетил друга своего детства графа Шереметьева. Сцену приезда мы видим глазами придворного живописца. Мы видим мужей сановных, и слуг, и прекрасную гнедую лошадь, удерживаемую за узды юношей. Чем подробнее я смотрю, тем больше вижу. Всматриваясь, я вижу ни деталь, ни мазок, ни штрих. Я вижу иное, целое, то, что не могла увидеть вначале, глядя на небо, рощу, просеку. Что хочу я увидеть в этой картинке условного мира, который существовал, возможно, только в восприятии художника? Меня поражает это восприятие, в котором важна подробная, детальная, широкая панорама. Могу ли я, человек двадцать первого века умалить себя до фигурки в общем контексте?  Умалить?   Вирус умиротворенной скромности  маленького человека, не страдающего от своей малости в огромном таинственном мире, вряд ли приживется в современной тревожной душе. Как, скажите, не поддаться  эпидемии  СПВ (синдрома повышенного внимания и жалости к себе),  если   множить свои мысли, эмоции, части тела в публичном пространстве, становясь самим для себя главным арт. объектом? «Человек!» - это звучит сейчас нарочито громко и бессмысленно, чтобы быть правдой.
     Комп перегрелся и выключился. Проблема. Так уже было. Диагностика покажет, как всегда, что что-то надо менять.… Как хорошо быть мастером своего дела! Мастером, например, разбирающимся в технике.… Хотя  компьютер – это не техника, да и понимают ли те, кто его чинит, его нутро досконально, детально, до детских ответов, или они меняют готовые блоки? Главное - нет того, кому важно  ответить точно,  найти единственно правильное решение.  Живем в вариативном  мире. Крутись – выбирай, выигрывай или проигрывай. Реакции радости и печали зависят от этого.
     Ночью не могла уснуть, потому что чувствовала себя проигравшей. Кажется, всё же развели и обманули, но это нельзя узнать точно. Недоверие к службам, людям, жизни?  И я туда же – эпидемия…. Но стоит ли обобщать?
   Вот новостная лента последней минуты: какая-то Мария вышла замуж и венчалась в шестьдесят шесть лет. Фото во всех соцсетях: банкет, гости, цветы, кольца, платье, торт. Жених в костюме, подходящем по цвету к платью невесты, чуть моложе, как принято сейчас.  Материя зашкаливает, и чувственность демонстрирует крупными планами и реалистичными подробностями отфотошопленных лиц и тел. Но почему внутри какие-то не те чувства?
     Понял ли бы нас скрытный Делабарт? Оценил ли бы наш порыв к демонстрации в подробностях человеческого естества?  И как ему мир  с определением «окружающий»? Или всё так же, без объяснений и рассказов о себе - больше 1//2 пространства – небо, немного красивой архитектуры, какой-то милый сюжетец и кукольные человечки на фоне радостной, бессмертной, божественной вечности?