Горе от скуки

     "Вчера ровно в это же время был дождь, а сегодня -солнце. На часах очень интересная комбинация чисел: 15:51. Если переставить их в обратном порядке, получится то же самое. Дождь, кажется, усиливается. А эту книгу я перечитывал три раза. А ту - и вовсе пять. Интересные книги. Дождь закончится в течение часа. Дождливое всё-таки лето в этом году. Не то что прошлое"...
     Карельский, человек сорока семи лет, выглядел больным и усталым, судьба как будто относилась к нему небрежно, без жалости, совершенно не заботясь о его благополучии. Мысли о дожде, о книгах и прочем - мысли,которые он крутил в голове, как тяжёлую карусель, приходили к нему от безделья и желания хоть чем-то раскрасить его скучную жизнь. У Карельского не было семьи и друзей, уже много лет он работал грузчиком, платили ему мало.
     В разные промежутки времени Карельский то ценил скуку и одиночество, то ненавидел их. Ценным в тошнотворной тоске было то, что в её укрытии Карельский спасался от шума и веселья. Они сменялись печалью и осознанием ненужности мира, что впоследствии тоже надоедало. Также Карельский имел страсть к алкоголю, постоянно напивался допьяна, и за все его странности никто его не любил: ни соседи, ни знакомые, ни родные.
    Бывало, Карельский разговаривал сам с собой, и разговоры эти были отнюдь не веселы. Его мутило от суматошной реальности, окружавшей его со всех сторон. С одной, давно уже изученной, прочитанной и надоевшей страницы своей жизни Карельский желал перекочевать на другую её страницу, но как какой-нибудь человек, читающий скучную для него книгу, нечаянно забывает, где остановился, и помногу раз перечитывает одну и ту же строку, так и Карельский проживал день за днём одно и то же, и вскоре уже потерял надежду на лучшее.
     Звали Карельского Геннадий Исаевич, но читателям вряд ли интересно знать, как его звали. Что вообще может быть интересного в человеке, в жизни которого нет ничего важного, нет ничего, требующего обсуждений и разъяснений?
     Как-то раз Карельский шёл по парку домой с работы, был тёплый месяц-май, солнце ещё не село, люди оживлённо разговаривали друг с другом.
-Я счастлив тем, что я жив, -сказал себе в тот раз Карельский. -Счастлив тем, что, хоть книга моей жизни и скупа на приключения, хоть страницы её и потёрты и измяты, она ещё открыта для меня, а это значит, что я могу и что я должен листать её, читать, задерживаться на главном и пытаться убежать от ложного или пустого. Эта книга - моя душа. Библиотека людских жизней - это души тех самых людей. И я...
     Тут снова смертельная тоска охватила Карельского. Какие же скучные мысли...
И люди скучны. И парк скучен...
      Карельский считал объекты на улицах, мысленно придумывал слова, начинающиеся на одни и те же буквы, в уме складывал и умножал числа - только бы не сойти с ума от скуки...
     Он понимал, что начало и конец его жизни известны, а вот то, что между началом и концом, он должен дописать сам...
      Нет, уже не должен. Должен был. Должен был лет двадцать пять назад, когда юность украшала его жизнь и требовала не просто восторгаться красотой этой жизни, но и создавать эту красоту самому.
      Карельский пришёл домой, поужинал и лёг спать. В нём вдруг засветилась надежда на то, что завтрашний день будет интересным и насыщенным разными приятными впечатлениями. Может быть, кто-нибудь спросит дорогу, а Карельский будет знать. что ответить...
     А себе он не может найти ответа. И неудивительно: одно дело - вопрос, как пройти на какую-либо улицу, и совсем другое дело - как найти дорогу жизни - дорогу, по которой ты идёшь каждый день, каждую секунду и которую так и не нашёл...
     Много на свете людей, похожих на Карельского. Их скука может быть заразительна для всех. Геннадий Исаевич Карельский знал, что ничего не добьётся в жизни. Ему оставалось утешать себя тем, что не один он такой. Тем, что таких много. Очень много. Даже безумно много.