Г. Ф. Лавкрафт - Полярная звезда

H. P. Lovecraft: Polaris

   В северном окне моей комнаты жутким светом сияет Полярная Звезда. На протяжении всех долгих адских часов черноты она сияет там. И осенней порой, когда северный ветер ругается и скулит, а покрытые красными листьями деревья на болоте шепчутся друг с другом о чем-то в краткие утренние часы под рогатой убывающей луной, я сижу у окна и смотрю на эту звезду. Вниз с высоты катится сверкающая Кассиопея, пока медленно истекают часы, а Большая Медведица поднимается из-за пропитанных паром болотных деревьев, которые качаются на ночном ветру. Перед самым рассветом Арктур мигает красным светом над кладбищем на невысоком холме, а Волосы Вероники мерцают мрачно далеко на таинственном востоке; но неподвижная Полярная звезда глядит вниз все с того же места на черном своде, жутко мерцая, как безумный наблюдающий глаз, который пытается передать некое странное сообщение, но ничего не может вспомнить, кроме того, что он должен был это сообщение передать. Иногда, когда небеса скрыты облаками, я могу спать.
   Хорошо помню ночь великой Авроры, когда над болотом разлилось шокирующее сияние демонического света. После лучи скрыли облака, а затем я заснул.
   И именно под рогатой убывающей луной я впервые увидел город. Тихий и сонный он лежал на странном плато в ложбине между незнакомыми вершинами. Из призрачного мрамора были его стены и башни, колонны, купола и тротуары. На мраморной улице стояли мраморные колонны, на верхних частях которых были вырезаны изображениях мрачных бородатых мужчин. Воздух был теплый и неподвижный. И над головой, всего в десяти градусах от зенита, сияла Полярная звезда. Я долго смотрел на город, но день так и не наступил. Когда красный Альдебаран, который мерцал низко в небесах, но никогда не заходил, прополз четверть пути вдоль горизонта, я увидел свет и движение в домах и на улицах. Странно одетые фигуры, но одновременно благородные и знакомые, стали видны повсюду, и под рогатой убывающей луной люди вели мудрые беседы на языке, который я понимал, хотя он был не похож ни на один язык, который я когда-либо знал. И когда красный Альдебаран прополз более чем половину пути вдоль горизонта, снова опустились тьма и тишина.
   Когда я проснулся, я был уже не таким, как раньше. В моей памяти запечатлелся образ города, и в моей душе возникло другое смутное воспоминание, в чьей природе я тогда не был уверен. После этого в пасмурные ночи, когда я мог спать, я часто видел город; иногда под рогатой убывающей луной, а иногда под горячими желтыми лучами солнца, которое не заходило, но плыло низко над горизонтом. И в ясные ночи Полярная звезда смотрела злобно, как никогда раньше.
   Постепенно я задумался, каким могло быть мое место в этом городе на странном плато между незнакомыми вершинами. Вначале я довольствовался видением этой сцены как бестелесный наблюдатель, но теперь я хотел определить свою связь с ним и высказать свое мнение среди важных мужчин, которые каждый день беседовали на общественных площадях. Я сказал себе: «Это не сон, ибо каким образом я могу доказать большую реальность той другой жизни в каменном и кирпичном доме к югу от зловещего болота и кладбища на невысоком холме, где Полярная звезда заглядывает в мое северное окно каждую ночь?»
   Однажды ночью, когда я слушал беседу на большой площади со множеством статуй, я почувствовал перемену; и понял, что у меня наконец появилась телесная форма. Не был я и незнакомцем на улицах Олатое, лежащего на плато Саркис между вершинами Нотон и Кадифонек. И это был мой друг Алос, который сейчас говорил, и его речь понравилась моей душе, потому что это была речь настоящего мужчины и патриота. В ту ночь пришло известие о падении Дайкоса и о наступлении инутов - приземистых, отвратительных желтых извергов, которые пять лет назад появились на неизведанном западе, чтобы разрушить границы нашего королевства и, наконец, осадить наши города. Они заняли укрепленные места у подножия гор, и теперь путь на плато для них будет открыт, если каждый гражданин не будет противостоять им с силой десяти человек. Ибо приземистые существа были сильны в военном искусстве и не знали, что такое сомнения чести, которые сдерживали наших высоких сероглазых мужчин из Ломара от безжалостного завоевания.
   Алос, мой друг, командовал всеми силами на плато, и в нем заключалась последняя надежда нашей страны. Сейчас он говорил об опасностях, с которыми придется столкнуться, и призывал людей Олатое, храбрейших из ломарцев, поддержать традиции предков, которые, когда им пришлось двигаться на юг от Зобны из-за наступления великого ледяного покрова (точно как наши потомки вынуждены будут когда-нибудь покинуть земли Ломара), доблестно и победоносно прогнали прочь волосатых, длинноруких, каннибалов гнофкехов, которые стояли у них на пути. Алос мне не отводил роль воина, потому что я был слабым и страдал от странных обмороков из-за стресса и лишений. Но мои глаза были самыми зоркими в городе, несмотря на долгие часы, которые я каждый день тратил на изучение Манускриптов Пнакотика и мудрости зобнийских отцов; так что мой друг, желая не обрекать меня на бездействие, наградил меня тем долгом, который не имел равных по важности. К сторожевой башне Тхапнен он послал меня, чтобы служить глазами нашей армии. Если инуты попытаются захватить цитадель, воспользовавшись узким проходом за пиком Нотон и тем самым неожиданно напасть на гарнизон, я должен буду подать огненный сигнал, который предупредит ожидающих солдат, и тем самым спасти город от немедленной беды.
В одиночку я поднялся на башню, потому что каждый крепкий мужчина был нужен в проходах внизу. Мой мозг был заторможен от волнения и усталости, потому что я не спал много дней; и все же моя решимость была крепка, потому что я любил свою родину Ломар и мраморный город Олатое, который лежит между вершинами Нотон и Кадифонек.
   Но когда я стоял в самой верхней комнате башни, я увидел рогатую убывающую луну, красную и зловещую, дрожащую от паров, которые висели над далекой долиной Баноф. И сквозь отверстие в крыше сверкала бледная Полярная звезда, дрожащая, словно живая, и злобно смотрящая, словно злодей и искуситель. Мне казалось, что это ее дух шепчет дурные советы, успокаивая меня до предательской сонливости проклятым ритмичным обещанием, которое он повторял снова и снова:

«Спи, смотрящий, цикл сфер,
Шесть и двадцать тысяч лет
Пробегут, и я вернусь
К месту, где сейчас горит мой свет.
Иные звезды вскоре
К оси небес скользнут;
Они утешат и благословят,
В забвенье окунут.
И лишь когда свершу круг свой
Потревожит прошлое дом твой».

   Напрасно я боролся со своей сонливостью, пытаясь соединить эти странные слова с неким знанием небес, которое я узнал из Манускриптов Пнакотика. Моя голова, тяжелая и подрагивающая, упала на мою грудь, и когда в следующий раз я поднял глаза, это было во сне, с Полярной звездой, улыбающейся мне через окно из-за ужасных качающихся деревьев болота-видения. И я все еще спал.
   В своем стыде и отчаянии я временами кричу, умоляя существ из снов, кружащихся вокруг, разбудить меня, прежде чем инуты подкрадутся к перевалу за вершиной Нотона и застигнут цитадель врасплох; но эти существа - демоны, они смеются надо мной и говорят мне, что я не сплю. Они издеваются надо мной, пока я сплю, в то время как приземистый желтый враг возможно уже незаметно подкрадывается к нам. Я не справился со своими обязанностями и предал мраморный город Олатоэ; я обманул Алоса, моего друга и командира. Но все же эти тени из моих снов насмехаются надо мной. Они говорят, что нет земли Ломар, кроме как в моих ночных видениях; что в тех сферах, где Полярная Звезда сияет высоко, а красный Альдебаран ползет низко над горизонтом, нет ничего, кроме льда и снега, уже в течение тысяч лет, и никогда не было человека, кроме приземистых, желтых созданий, отравленных холодом, которых они называют «эскимосами».
   И пока я корчусь в муках вины, неистово пытаясь спасти город, угроза которому с каждым мгновением все возрастает, и тщетно стараюсь избавиться от этого неестественного сна о доме из камня и кирпича к югу от зловещего болота и кладбища на невысоком холме - Полярная Звезда, злая и чудовищная, смотрит вниз с черного свода, жутко мерцая, как безумный наблюдающий глаз, который пытается передать некое сообщение, но ничего не может вспомнить, кроме того, что он должен был это сообщение передать.