Полигон

                С днём Подводника, братцы


                Часть 1     ПРЕЛЮДИЯ

      Первый весенний  мартовский дождь, как монотонная песнь о Гайавате, чуть слышно шелестел по голым ветвям  черёмухи, а редкие капли  с крыши,  постоянно меняя тональность, вносили особую прелесть в музыку дождя, которая гармонично вплеталась в  причудливые образы морских пейзажей, возникающих передо мной, как слайды на экране подсознательного пространства.  Неожиданные и незнакомые, но милые моему сердцу,  как и мелодия  песни, которая пытается  сорваться с моих губ:
               «…что ж ты девушка смотришь сквозь слёзы,
                Провожая матроса в моря.»
   На столе,  среди  постоянного  творческого бардака  и пожелтевших фото из старенького альбома  о моей службе  на Краснознамённом  Черноморском  флоте,  лежит половинка севастопольской газеты  «Вымпел» с моей первой статейкой  о  тренировочном   спуске под воду в гидрокомбинезонах нашей курсантской роты 11-го учебного отряда  подводников  на одном из полигонов  ЧФ.   И  обязательный  рефрен в конце/без  этого никак/: «свои успехи воины посвящают XX1V съезду КПСС».   Аминь.
    Воспоминания  гудят,  как  пчелиный улей,  разбуженный ранней весною  в омшанике ;  сумбурно  одолевают,  несутся во времени взад-вперёд и на все четыре стороны .   Пытаюсь, лишь мне понятными закорючками, клинописью,  обуздать их прыть и направить в нужный фарватер, быстрыми мазками гелиевой ручки на первом попавшемся клочке бумаги. Учебка,   присяга,  школа военкоров…

- с первой ласточкой вас, курсант Буров, -  главный  редактор газеты капитан третьего ранга Поддубный  жмёт руку и вручает удостоверение  военкора.
        Помню как сейчас.
         Первая заметка, первый полигон, первые тренировки по борьбе за живучесть на подводной лодке.  Сколько полигонов ещё предстоит пройти в этой жизни, чтобы обрести  и закалить себя особым опытом,  особой наукой – выживать  и побеждать?…Так было в прошлом веке, таков и сегодняшний мир.
       Об одном из этих полигонов  расскажу подробнее. О первом опыте, о первых впечатлениях. Потом я не раз проходил этот путь вновь и вновь,  в силу моего боевого расписания на подлодке, но помнится первый.
     Имитация  выхода  из затонувшей подводной лодки через торпедные аппараты – одно из самых сложных и ответственных испытаний будущего боевого подводника. Не прошедшие это испытание  матросы  списывались на берег.  На  базе в Балаклаве, то ли в целях экономии, то ли по другой какой причине, были две подводы с лошадками для вывоза бытовых отходов: там,  в береговой команде   некоторые  хлопцы  и  продолжали свою службу.
    В назначенный день и час всё было готово к последнему испытанию, перед отправкой на боевые  дизельные  подводные корабли разных флотов  СССР.
     Погода на море и вокруг была на редкость хороша и безмятежна – расслабляла и настраивала на романтический лад.  Никто не знал и не предполагал,  в каком аду мы окажемся  через короткое время.  И  это  будет момент Истины.
 Теорию все знали на 5 с плюсом: аппарат ИДА-59,  азотно-гелиево-кислородная смесь,  регенеративный патрон, жгутование,  сигналы  и металлическое кольцо в руке, для отстукивания этих  сигналов в определённые моменты. Другие мелочи не важны,  да я их и не помню.
       Я шёл первым  во второй команде из трёх будущих подводников:   ваш покорный слуга,  украинец  Саша  ГОдюк,  по кличке  Бджол  и мой тёзка из Беларуси  - Володя Гордийчук.   Братья-славяне.  И это не придумка автора,  а просто так совпало.  Были и молдаване, кавказцы, другие ребята из республик Союза.   Впоследствии  мы  втроём оказались на одной подлодке  «С-149»   в команде БЧ-5.
          Нас  облачили в аппараты, закрутили на груди дыру, через которую мы в них проникали, наложили на закрутку резиновый жгут и одинаковыми  грязно-жёлтыми  монстрами мы предстали перед инструктором,  который ещё раз проверив все причиндалы, переключил нас на дыхание от   индивидуального дыхательного аппарата – ИДА-59.
          Итак,  первый пошёл.  На первых  же секундах  мне  стало  понятно:   почему в подводники берут маленьких ростом,  и как несправедливо  всё устроено в этой жизни,  и как плохо быть слишком умным  и  иметь специальность  до службы в армии, и зачем меня мать родила и отправила в школу в пять лет…
           И,  вообще то,  я, спортивный юноша, ростом – выше среднего, просился в военкомате в морскую пехоту…  в это время кто-то судорожно начал дёргать меня за ноги.  Я понял – пошёл второй,  Саша Годюк  по кличке Бджол.  Он начал нервничать ещё там, наверху и его  засунули  вторым,  между мной  и  Гордийчуком,  чтобы никуда не сбежал.
        Темнота…  нет,  такой темноты, ну просто не бывает. Темно,  как у негра… да нет, темней.    Нет  такого слова  в  великом и могучем русском языке,  как здесь темно. Запотело и вспотело всё.  Со  стёкол  капал пот. В мозгах  одно – только бы не запаниковать,  не сдрейфить и не пережать какой либо шланг в которых постоянно что-то шипит и хлюпает. Тогда вообще – каюк или кердык,  всё одно.  На локтях,  улиткой,  смирившись  с  участью, пытаюсь  проталкивать своё разбухшее  тело,  ставшее темнотой,  в ствол торпедного аппарата.  Первому досталось всё:  до миллиметра от начала до конца, всухую,  надо было одолеть этот  адский тоннель. Даже мой рост играл на руку  вслед  ползущим.   Они ползли меньше на разницу между моим ростом и среднестатистическим подводником, да к тому же к концу, постоянно вытягиваясь вперёд, я растянул свои мышцы и суставы ещё на пару-тройку сантиметров.  И это когда каждый миллиметр дорогого стоит.
         Я не помню и не хочу помнить, какого размера был  тренажёр торпедного аппарата и соответствовал ли он  оригиналу:  8 или 10 метров.  Мне,  ползущему первым,  казалось, что метров  сто, не меньше. И умру я ровно посередине… м-да.
         Я полз с закрытыми глазами, потому что так светлее.  На локтях, по миллиметру я проталкивал своё тело,  закупоренное в невероятный скафандр с кучей прибамбасов на все случаи жизни, которая с каждым выдохом-вдохом, становилась всё призрачней.  Судорожно дышал:  так наверное  дышит приговорённый на плахе,  перед отрубанием головы.
         В ногах металлические стельки/положены по инструкции/ и  матрос-украинец  Годюк,  по кличке  Бджол,  который наверху весил в два раза меньше, а тут "окабанел"  и  постоянно цеплялся  за мои  ноги.
        То ли в мозгах стучало, то ли кто-то стучал.  Кажется - плохо дело. Прислушался – и то, и другое.
        Чего они стучат?  Без  них тошно…

                Часть 2     Чистилище

         О, Господи!  Это же меня,  первого,  запрашивают: - «как самочувствие».  Как-как…  кверху  каком…  и в прямом, и  в переносном смысле.
    Показалось,  в какой-то момент,  что потерял металлическое кольцо.  От этого стало ещё темнее.  Но нет, оно  намертво приросло через комбинезон  к  моим судорожным рукам.  Впрочем,  руки так одеревенели, что и без кольца можно было достучаться.
     Перевёл слегка дух, отдышался  и отстучал: - «всё хорошо».  Годюк, по кличке Бзджол  постучал – « всё  плохо»,  потом начал тарабанить – «выхожу».  Ногу мою при этом не отпускал ни на  секунду.    Наверху постучали – «не поняли, повторите».   Заученно  и вымучено  повторил.  Со второй попытки всё прошло по инструкции.
    Снова по миллиметру пополз. Сколько ещё: час, два, день,  год…
    Кажется,   в мой скафандр уже начинает проникать вода.  Откуда  она взялась?  Нет,  это просто пот,  который из всех пор истекает из меня.  А может не пот?  Может это миро?  И я стал  мироточить?  А может?...  да нет.  Иисусу так же погано было нести свой  крест на Голгофу?  Бред сивой кобылы…  кажется, торпедный аппарат стал сужаться.  Наверное,  конец близок.  Чей?  Мой?  Не дождётесь…  Как меня будут вытаскивать, если  застряну – спереди, или сзади?...
       Господи, когда же это закончится!
    Что-то слишком часто стал Бога вспоминать.  Потом понял – это же «чистилище»!  Господь заранее  подводникам отпускает все  их  грехи!  Через воздушные мытарства в торпедном аппарате и закрепляет окончательно водными , в виде исключения. На душе стало светлее,  да и за беседой с Господом время идёт быстрее.   
     Локтями  начал быстрее работать. Ноги не принимают никакого участия, тем более, что за них держится  Годюк, по кличке  Джмол/ тьфу на его кличку/.   Бес всё-таки проник  в торпедный аппарат и вселился в Александра через левое ухо.  Господи,  дай ему сил пройти  этот путь.
  Вспомнил маму и первую любовь.  С закрытыми глазами воспоминания окрашены во все цвета радуги.  Кадры  стремительно меняются,  как в немом кино.  Ещё светлее стало на душе.
    Правой,  толчково-гребущей рукой упёрся в крышку торпедного аппарата.   Кажется,  открылся третий глаз…  меня начало трясти. Наверное,  от перенапряжения.  Но  почему ниже пояса?   Оказывается Бзджол – по-русски Пчела,  с остервенением начал толкать и дёргать меня за ногу, к тому же, что-то мычал.  Мелькнула крамольная  мысль:  ногой садануть  разочек за все страдания, но вместо этого посигналил – «первый у крышки торпедного аппарата, самочувствие НОРМАЛЬНОЕ». Хотя, какое там нормальное.
     Под  дубль сигналов «второго»  и  «третьего» открыл  и тут же снова   закрыл глаза.  Странно,  но  с закрытыми глазами было светлее и спокойнее.   Успокаивала мысль о кротах: они вообще слепые,  а как роют землю!  Не догонишь.
         Сигналы застучали веселей :  «закрываем  переднюю крышку, открываем заднюю».  Хаотично   продублировали.  Наверху отнеслись с пониманием  и  повторять не стали.
        Где-то зашипели,  заскрежетали гидравлические приводы  и сначала, на мгновение,  поток света  объял тьму,  а  затем  вода хлынула  в люк под давлением,   быстро заполняя  торпедный аппарат.
       Стало  совсем светло,  даже сквозь запотевшие стёкла ИДА-59.  Аппарат работал безупречно. Саша Годюк продолжал держаться за мои ноги,  но меня это уже не напрягало.   Давлением всех приклеило к верхней стенке торпедного аппарата.  Мы висели в невесомости фантастическими поплавками. Клапана щёлкали в бешеном ритме,  стравливая выдыхаемый воздух за пределы дыхательного  аппарата. Впереди зияли Узкие Врата нашего «чистилища».
        Уже перед выходом  я сконцентрировался, вытолкнул  буйреп с мусингами/верёвка с красными поплавками/ и после сигнала,  «первый пошёл», ухватился за верёвку и начал подниматься в шахте до первого поплавка-мусинга.  Мимо меня тут же,  вверх ногами на приличной скорости,  проплыло/автор знает разницу в морском жаргоне между  «плавать» и «ходить»/, а читатель догадался, чьё тело.
         Наши ангелы-спасители ждали каждого наверху водонапорной башни со спецоборудованием  для профилактики кессонной болезни и приёма поднимающихся по буйрепу матросов. Александра вытаскивали за ноги.
          Врач осмотрел меня с Гордейчуком и констатировал удовлетворительное состояние.  Саша Годюк, теперь уже воин-подводник,  понуро сидел в барокамере и очищал свою голубую кровь от пузырьков азота и гелия
       Ещё несколько троек должны были пройти это «чистилище».
       Полигон продолжал жить своей жизнью.
      Спустившись с башни и освободившись от водолазных доспехов, мы с Гордийчуком спустились к небольшому заливчику недалеко от Полигона.
     Там  страсти ещё только начали  разгораться.  Кого-то экстренно эвакуировали из торпедного аппарата, кто-то всплывал в башне пробкой и наш Александр был не одинок в том, что немного не хватило духа закончить выход по инструкции.
    Мы молчком стояли на берегу, сдвинув чёрные пилотки на затылок,  ещё не остыв  от  произошедшего события.  Черты лица у  Гордийчука обострились,  взгляд  нервно  скользил по галдящим чайкам, будто он хотел их раздвинуть и высмотреть что-то в небесах.  Разговаривать не хотелось. Ещё  будет время.
     Кажется,  небо над  Балаклавой стало выше и горы, обрамляющие бухту,  стали торжественнее и строже. На фоне зовущего, тёплого моря,  уютной Балаклавской бухты со старинными генузскими  башнями,  романтично скользила на выход, на боевое дежурство,  ракетная подводная лодка,  на свой боевой  Полигон-квадрат в сопровождении вездесущих чаек. А на выходе из бухты эстафету  примут неугомонные дельфины и будут сопровождать потаённый корабль вплоть до погружения.  А может быть и после.  Кто их знает.
    На пирсе,  от которого отшвартовалась подлодка,  звучала «Славянка»:
               «…Что ж ты девушка смотришь сквозь слёзы,
                Провожая матроса в моря…»
        Вот и вся история. А может и  не вся.  Осталось   чувство недосказанности,  хотя это дело поправимое.  Дожди в марте и апреле частые гости в станице Качалинской…
     Не отпускает и сам Полигон.  Уж очень ёмкое это понятие.  Моря, океаны – всё разбито на квадраты-полигоны.  В небесах – полигоны.  В космосе – полигоны…
      Твердь земная на всех континентах нашпигована большими и маленькими полигонами,  где учат летать,  бомбить,  погружаться, всплывать, стрелять – воевать и убивать себе подобных.  Огромные территории и страны становятся Полигонами:  Сирия, Ирак, Афганистан, Украина,  Арктика… Россия
      Но вы не найдёте Полигона  Серебряных Колокольчиков, куда приезжали бы  люди со всего Мира и подпитывались Добром серебряных звонов и сами  звонили,  вплетая  свои добрые вибрации во всемирную паутину Добра….
       Или Полигон Певчих Птиц ,  где на огромных межконтинентальных полигонах  люди выпускают  на волю  из клеток всех птиц.
    В это время прекращают летать самолёты, останавливаются поезда и печатные денежные станки. Полная тишина в мире!
  Только пение благодарных птиц и восторженные детские голоса.
     Или…
      А лучше дать задание  детям всей  Земли  и они  напридумывают  столько  Полигонов,  на все случаи Хорошей  Жизни, сколько нам и не снилось…
    Помните песню про ещё один Полигон:  «И на Марсе будут яблони цвести…»
P.S.
Спустя много лет,  на встрече в день  ВМФ  с братьями-подводниками у фонтана в Волгограде, один молодой, говорливый братишка красочно и весело  рассказывал морякам-надводникам   о посвящении в подводники  при  первом погружении,  где  молодым матросам торжественно вручают плафон  забортной воды,  которую он должен выпить. Я  в паузе прервал его тираду и спросил:
     -  сынок, а ты через торпедный аппарат выходил когда-нибудь…
     После небольшой паузы все представители боевых подводников, находившихся в кампании, утвердительно закивали и  наперебой согласились со мной.
  Хотя  я  и  ту великую традицию принимаю всем сердцем. И я пил залпом забортную воду.  И свидетельство об этом имеется, подписанное  командиром, капитаном первого ранга Шатовым и иже с ним уполномоченными.  Эта традиция, как официальное подтверждение статуса – воин-подводник.
    А подводниками мы стали в момент выхода из торпедного аппарата.  И не важно: вверх  головой или вверх ногами. Попробуйте сами и вы со мной согласитесь.
   …Никто не обиделся. Нам было весело от встречи, воспоминаний и от полсотни грамм хорошего коньяку на нашем, теперь,  наверное, последнем  ПОЛИГОНЕ.

  Дон  станица  Качалинская.  17.  03.  20.


на фото: автор 1972г