Смеркалось

Тёплое оранжевое солнце легонько опустилось на соломенную крышу двора Луговых, накололось на перекрестье верхушек жердей, пригнетающих солому, чтоб её не разметало ветром, посидело там немножко и скатилось за двор. Пастухи пригнали с пастбища стадо. По дороге, по проулкам расходились степенные коровы, впритруску бежали овцы с ягнятами. Все торопились домой, к яслям, наполненным кормом, коровы спешили, чтобы освободиться от тяжести прикопившегося в вымени молока. И только козы всё ещё искали где бы чего урвать, они вставали на задние ноги, передними упирались в заборы палисадников и ощипывали кусты свесившихся сиреней, акаций…

Таська Луговая пригнала корову ко двору и теперь тонкой вжикающей хворостиной разгоняла коз от бабушкиного палисадника.

Постепенно улица опустела. Смеркалось. Стихло всё вокруг. Только где-то на задах блеял потерявшийся ягнёнок…

- Таськ, гляди, какие я кружавчики нарисовала.
Через дорогу с другого порядка бежала Варька Яковлева. Подхватив подол пестрого сарафанчика, она показывала коленкоровую рубашонку, где   пунктиром обозначились зелёно-травянистые круги.

Таська посмотрела на Варькины художества, попросила:
- Дай, я ещё один кружавчик сделаю.

Варька согласилась, сорвала круглый зелёный лист просвирника, подала подруге. Та приложила его к подолу рубашки, согнула, прикусила коленкор вместе с пресным на вкус листком сначала на все зубы, затем поближе к краю, и далее - у самого краешка прикусила чуток. Развернув подол рубашонки, она выбросила продырявленный листок. На рубашке остался зелёный цветок.

- Ой, какой красивый! - восхитилась Варька.

- Я и лучше делала, да меня мама заругала. Говорит, побьет, если я буду рубашки портить, трава ведь не отстирывается… И тебе попадёт от матери!

-  А я знаю. Я только одну с кружавчиками сделала, у неё всё равно мышки отрываются…

- Пойду за фуфайкой схожу, а ты мячик пока принеси, - распорядилась Таська, - может, в выкликалы будем играть.

Варька снова побежала через дорогу. Тут же вернулась с мячом. К Луговому дому уже сбиралась ребятня с их конца села. На многих были фуфайки, полы и рукава которых почти доставали до земли. Вовка с Веркой Петуховы, Лидька Редькина, Витька с Таней Озеровы. Расселись на фуфайки посреди лужка.
 
– Ну, что, мячик есть, в выкликалы будем играть? – спросил Вовка, дёрнув головой - убрал с глаз соломенного цвета чёлку. Он был в этой компании заводилой.

– Что там Люська с Таськой не выходят? Верк, слетай!
Верка «слетала».

– Ужинают.

– Ну, и пусть ужинают, - обиделась Лидька. – Давайте без них играть.

– А у меня кружавчики! – похвалилась Варька.
 
– Ну, невидаль какая! Чур, я выкликаю… -  Лидька ухватилась за пока беспризорный мяч.

– Нет, надо по считалочке, - отобрал у неё мяч Вовка.  - Считаю: Эники-бэники ели вареники, эники-бэники – клёцк.

– Витьке выкликать, - опередила считавшего Танька.

Завладев мячом, Витька, попинал его немного, словно отвлекая внимание игравших от дальнейшего действа, затем быстро закинув его на тесовую крышу дома, выкрикнул:
– Вовка!

Все разбежались, как можно дальше от Вовки, оставшегося ловить мяч с крыши. Он быстро поймал мяч и тут же снова забросил его на крышу, выкликнув:
– Варька!

Варька, убежавшая за угол дома, подальше на тот случай, если мяч не будет пойман и выкликнутый станет выбивать мячом других игроков (в кого попадёт, тот выбывает из игры), конечно, не успела поймать мячик. Она подняла его с земли, крикнула: «Стоп!» Все остановились, успев далеко разбежаться. Верка стояла ближе всех, но и в неё Варька не попала. Теперь выкликала Верка.

Таська с Люськой вышли, когда уже стемнело так, что мяч, иногда перелетавший через крышу на другую сторону дома, уже трудно было отыскать.

Таська тут же влезла ногами в рукава фуфайки. Её примеру последовали все, у кого был этот вид одежды. Смешно было смотреть на неуклюжие фуфаечные стёганые "штаны"… Но вот, насмеявшись, все собрались в кружок. В фуфайках тепло, долго можно на остывающей к ночи траве сидеть.

Уже стемнело совсем, страшные истории, которые казались ещё страшнее в темноте, заставляли сжиматься в комок сердчишки. Рассказывали, кто что слышал от взрослых, до тех пор, пока детей не позвали домой. Обычно первой выходила на крылечко тётя Маруся Луговая: «Таська, Люська – спать пора!»
А за ними и все расходились по домам в тёплые постели, на тёплые печки.