Птичкин, пойте!

    История эта "не какой-то там факт, а самая настоящая правда".  После третьего курса нас, студентов, преподаватели, ассистенты, заведующие кафедрами и даже декан начали величать КОЛЛЕГАМИ. Таков был порядок в институте, заведенный самим ректором. Мало – помалу, привыкнув к своему солидному (в наших глазах) статусу, мы уже более уверенно и солидно ходили, а не бегали, как первокурсники, по коридорам,не орали в раздевалке и столовой - ну, ты, скапуля(в переводе на язык медиков с латыни -  лопатка), заходили по различным вопросам в деканат и даже приёмную ректора, хотя, честно сказать, сердчишки ёкали.
              На пятом курсе мы уже были почти узнаваемы в лицо, и на занятиях в группе точно соответствовали своим законным имени и отчеству. Это было не только лестно, а повышало авторитет в наших собственных глазах с нашей значимостью, а не с возрастом, что имело не последнее значение.
          Случилось Это как раз на пятом курсе, из-за чего наш коллега «прославился»  на оба потока, то есть  весь курс, как, впрочем, и вся группа. Со временем история обросла дополнительными, даже несуществующими, подробностями, я же, как пишут в докладных записках, довожу её до вашего сведения в том виде, в каком она имела место быть.
       Наша группа занималась на цикле ОТОРИНОЛАРИНГОЛОГИЯ, а проще – лорболезни, совсем по-простому – ухо-горло-нос (мы, коллеги, шутя между собой добавляли сися-пися-хвост. Не осуждайте, «тогда мы были молодыми и чушь прекрасную несли»). Возглавляла кафедру и вела занятия в нашей группе милая женщина, которая каждому из нас по возрасту годилась в матери. Она и относилась к нам по -  матерински. Хрупкая, с пышными седеющими волосами, собранными в башенку и упрятанными под медицинскую белоснежную шапочку, крайне доброжелательная. Завкафедрой, профессор, свой предмет любила, знала до тонкости и читала лекции и вела практические занятия так, что мы действительно чувствовали себя коллегами. Даже порой "делали открытия" - это мне вспомнился случай с Женькой Рыжковым, когда он поведал нам и профессору, что мошонка находится в грушевидных карманах рядом с миндалинами. Профессор ахнула, мы обалдели. "Открытие" стало достоянием курса после того,как на лекцию "случайно" заглянули два друга-профессора по нормальной и патологической анатомии. Дело в том, что мошонка имеет отношение к половым органам, а не к лор.
                В каждой специальности, и не только в медицинской, но в ней особенно, есть свои нюансы, большие и маленькие, обусловленные тем, ЧТО является предметом или объектом исследования, обследования, лечения… Осмотр, то есть, обследование у оториноларинголога, а проще – лорврача, и ещё проще ухо-горло-нос (без добавлений) тоже сопряжён с некоторыми особенностями. Например, при осмотре горла, миндалин, гортани (вернее, надгортанника) пользуются маленьким медицинским зеркальцем, кругленьким, в оправе, на длинной ручке. Его предварительно согревают у настольной лампы, чтобы оно не запотевало от дыхания пациента и, таким образом, давало возможность надлежаще провести осмотр,направляя на него свет от зеркальца-рефлектора, укреплённого ремешком на лбу. Это только один момент. Второй заключается в том, что  пациент высовывает как можно больше язык, а врач марлевой салфеткой удерживает его за кончик в этом положении и говорит больному: – пойте. И тот начинает "петь", чуть наклонившись вперёд и напрягаясь при «пении», потому что пение условно, пациент как можно тоньше и дольше должен тянуть только одно: – и-и-и-и…
            Как учат студентов? Очень просто – теория и практика, практика и теория, постоянно, изо дня в день, без этого нельзя! А потом зачёты, сессии – это уже проверка знаний – а расскажи, дружок, чему ты научился, что ты усвоил, пока мы, твои учителя-преподаватели, в поте лица и спины весь семестр старались, тратя своё время, силы, здоровье, дать тебе знания, чтобы ты мог соответствовать избранной тобой (причём, абсолютно добровольно, сознательно) профессии? Это только в песенке поётся – от сессии до сессии живут студенты весело.  Ну и что, что «сессия всего два раза в год»? Да за семестр иной раз так нелегко приходится, что и на каникулах не успеваешь отдышаться! Так вот, практика начинается с того, что преподаватель показывает, что и как, по принципу «делай как я» на ком-нибудь из студентов-добровольцев. К пациенту нужно подходить, уже что-то зная и умея. Вот и учатся студенты-медики на себе и друг на друге (конечно, кроме операций и сложных манипуляций). Вот и на цикле оториноларингологии, а проще лорболезнях, профессор сначала сама осмотрела всех нас и выяснила, что лучше всех надгортанник показывают двое из всей группы – студент и студентка. Как человек тактичный, профессор справедливо решила, что неудобно получится, если вся группа-тридцать человек! - будут смотреть девушку, как она пошутила:
 – Не сидеть же красавице с разинутой пастью!
                Сашко, как все его называли,высокий, крепко сбитый паренёк с Украины (всю жизнь так говорилось!) чем-то напоминал Остапа, сына знаменитого Тараса Бульбы: голубоглазый, черноволосый, с чёрными шелковистыми усиками, неторопливый и донельзя спокойный и рассудительный. Если ему что-то предлагалось, он не спеша отвечал:
   - Цэ дило трэба разжуваты, -  что означало - обдумать. Сашко  любил что-нибудь потихоньку напевать на своём родном, украинском, имел, как не странно, простую русскую фамилию.
    Кстати и писал, и говорил Сашко по-русски прекрасно, только изредка переходя на свою «ридну мову» в минуты, как он объяснял, душевных волнений, которые внешне ничем не проявлялись,кроме говора. Кем только не пришлось ему побывать, сколько пришлось вынести из-за своей казалось бы простой фамилии. Он был и Воробьёвым и Ворониным, Скворцовым, Сорокиным и Соколовым, Сычёвым и Ласточкиным… Каждая перекличка на лекции превращалась в представление – как назовут на этот раз! Заключались даже пари! Но Сашко был на высоте! Когда в очередной раз его «обзывали», он спокойно вставал, выпрямлялся  во весь свой немалый рост и представлялся: – Птичкин! Казалось, что вот-вот щёлкнет каблуками, лектор приносил свои извинения, после чего Птичкин усаживался на место, бормоча под нос: – Хорошо, что не Дятлов, вообще бы задолбали!
 Так вот, студентом, который хорошо демонстрировал надгортанник, и был Сашко!
  Смирившись со своей долей, Сашко уселся перед преподавателем, профессором (единственной, кто не перевирал его фамилию), открыл рот и высунул язык. Профессор, прогрев зеркальце и взяв салфеткой кончик языка Сашка, сказала:
 – Птичкин, пойте!
 Что последовало за этим, никто не ожидал… Сашко выпрямился на стуле, взяв тонкую руку профессора своей мощной дланью, отвёл её вместе с зеркальцем от своего лица, негромко кашлянул и …запел!
 - Расцветали яблони и груши,
 Поплыли туманы над рекой.
 Выходила на берег Катюша,
 На высокий бе... 
 Сашко продолжал разливаться баяном, профессор и группа замерли, да что там замерли – окаменели! А потом грянул такой дружный хохот! Сашко опомнился,слегка порозовел и, взглянув на профессора, пробормотал:
 – Извините, задумался.
     Смех смехом, но занятия нужно продолжать, прервав наше веселье, профессор призвала нас к порядку и, обращаясь к Сашку, сказала:
 – Ну, повторим!
 Но она не уточнила, что именно! Сашко, как истинный джентльмен украинского разлива, счёл просьбу дамы, тем более старше себя по возрасту, и тем более профессора, если не законом, то приказом (а может быть, капризом?!) и повторил!
      На этот раз под его «Расцветали яблони и гру…» началось такое! Всё громыхало, охало, айкало, визжало и стонало, держась за животы и коленки, опираясь на стены и ложась на столы.
 Профессор, обессилено отмахиваясь от Сашка, другой рукой вытирала слёзы, размазывая вместе с ними и губную помаду. Из соседней аудитории прибежали перепуганные ассистент и лаборантка, у открытой двери учебной комнаты «маячили» студенты параллельной группы… Один Сашко недоумённо смотрел на всё это и спрашивал, перейдя на «ридну мову»:
 - Та вы щё, сказылысь, чи щё?
 Мы поняли, что настала минута «душевного волнения». Профессор пролепетала:
 – Синичкин, почему?!
 И тогда Сашко с достоинством встал,слегка склонившись перед дамой, чуть не щёлкнув каблуками, и сказал:
 - Я – Птичкин,если это Вас не смущает, коллега!
 Коллега-профессор ойкнула, как девчонка,зарумянилась, вытерла слёзы и потребовала – зачётку на стол – и мы все увидели, как она написала «зачтено», на две недели раньше положенного срока!
           Когда все успокоились, профессор спросила:
  - Саша, так что всё-таки случилось?
И Сашко, вздохнув, ответил:
 – Сестру вспомнил, Катюху, вчера домой звонил, сказала, что яблони и груши уже цветут!
 И глаза его  подёрнулись мечтательной дымкой:
 – Вот я и заспував, -  смущённо добавил Сашко, – як воны там без мэнэ? До лита ще далэко.
 Мы молча слушали в душевном волнении, домой хотелось всем. До лета и вправду было не близко, а впереди " маячила" сессия и сдача зачёта, а потом и экзамена по оториноларингологии, а проще лорболезней, совсем по- простому ухо-горло-нос... Прошли годы, но стоит мне услышать замечательную песню Матвея Блантера, моего земляка, на стихи Михаила Исаковского,так и вспомнится первая исполнительница Валентина Батищева,и конечно, коллега, Сашко Птичкин! Который, кстати, стал оториноларингологом, а проще  - лор-врачом. И по отзывам, весьма хорошим.