Копье Судьбы. Книга вторая. глава 8

ГЛАВА СЕДЬМАЯ
«War в законе»
КАБИНЕТ ГЕНПРОКУРОРА. КИЕВ. УКРАИНА

Выстрелы, крики, грохот вышибаемых дверей.
Ручка на двери кабинета бешено вращается.
Удары сотрясают дубовые створки.
В прорубленную щель раз за разом пролезает острие топора.
Бух! Бух! Бух!


В шоке я наблюдаю за тем, как рубятся двери в святая святых украинской государственности. Признаки крушения оной наблюдались уже с утра 21 февраля, когда автозак вывез меня из СИЗО, чтобы доставить в Генпрокуратуру. В решетчатое окошко бросалось в глаза нездоровое оживление масс, будто психушку выпустили на свободу, и она разбежалась по городу. Повсюду заторы, стычки, митинги, флаги и мегафонный хрип «ганьба!» и «славаукраине!». Где солнечный город на зеленых холмах? Страшный закопченный КЫЙИВ провожает автозак взглядом Вия, которому подняли веки.   


- Я не могу продать вам Копье, - сходу заявляю я Решетняку, когда конвой вводит меня в кабинет, – потому что не являюсь его единственным правообладателем. Мы нашли его вдвоем с Дашей Жуковой, поэтому я хочу, чтобы ее тоже привезли сюда.


Звонит мобильный. Генпрокурор грузно сидит за столом.
- Да, - говорит он в трубку, - срочно пришлите «Беркут» к Генеральной прокуратуре! Где задействованы? Генеральная прокуратура важнее! Да, жду.


Отключив телефон, Михаил Иванович долго смотрит на посетителя в наручниках, будто вспоминая, кто он и зачем вызван пред его воспаленные очи.
- Ты же сказал, что согласен, Скворцов! Ни о каких Дашах не было разговору!
- Снимите с меня наручники!
- Обойдешься! Сначала подпишешь документы!
- Без Даши я ничего подписывать не буду!


Кресло у окна поворачивается.
Роберт Кондвит сидит в нем, как и в день нашей первой встречи. Безгубый рот растянут в улыбке. Какой респектабельный джентльмен! И не скажешь, что он гонялся за мной по кабинету с копьем наперевес.
- Хэллоу, мистер Скворцов! О какой девушке вы говорите?


Я рассказываю о Даше. Он велит привезти ее.
Прокурор отдает по телефону распоряжения.
На улице раздается взрыв, вибрируют стекла в окнах.
Вслед за генпрокурором и американцем я подхожу к окну.


Идет снег. Намокшие флаги Украины и Евросоюза «важко» телепаются по ветру. Толпа скандирует «Банду геть!» Цепочка тонкошеих пацанов из ВВ кажется хлипкой. Неужели у государства не осталось сил даже на охрану своего главного надзорного ведомства?
- Не волнуйтесь, - говорит Кондвит генпрокурору, - сюда они не посмеют войти.
- Откуда такая уверенность? – спрашивает тот довольно беспокойно.
- Просто поверьте мне. 


В дверях появляется красавица-секретарша в синем приталенном мундирчике.
- Доставили Жукову, Михаил Иванович. Заводить?
Решетняк нетерпеливо машет рукой. Вводят Дашу. Я быстро объясняю ей ситуацию. Она не может поверить, что нас вот так запросто могут освободить, для этого только надо продать копье.
- Конечно, я согласна!
- Ты точно согласна? – спрашиваю я.


Она смотрит «пустым» взором.
- Ты чего такие вопросы задаешь, Скворцов? Вместо тюряги с парашей получить свободу и кучу денег! И ты еще сомневаешься?
- Учти, если мы продадим им копье, с его помощью они разрушат Россию.


Ее лицо ожесточается.
- Я не хочу погибать тут из-за твоих фантазий! Никто Россию не разрушит! Сережа, пожалуйста, давай согласимся!
Кондвит растягивает жабий рот в ехидную улыбку.
- У вас сегодня «happy day», мистер Скворцов. Давайте подписывать меморандум.


Шум за окном перерастает в какофонию боя, ревут моторы, скрежещут створки ворот, раздираемые тросами при помощи грузовиков. Шум толпы врывается в здание, на лестнице грохочут выстрелы.


В кабинет вбегает начальник охраны, с пульта открывает потайную дверь. Часть стены за креслом генпрокурора поворачивается, открывая доступ к лифту. Словно вихрем туда сметаются генпрокурор и его американский гость.
Створки закрываются. Стена встает на место.
Все происходит за считанные секунды.


В приемной раздаются выстрелы, крики, взвизги. 
Ручка на двери начинает бешено вращаться.
На филенку обрушиваются тяжелые удары.
В прорубленную щель влезает лезвие топора.
Грохает выстрел, замок с фонтаном щепок вылетает, двери высаживают ногами и плечами боевики майдана.


ВИЗИТ ГЕНЕРАЛА ЛЕВАШОВА В НИИН


Я, как обычно, сижу в коконе возле постели Сергея и по совету профессора читаю ему книгу Жикаренцева «Строение и законы ума». Через прозрачный купол вижу, как в Лабораторию входит Куратор с незнакомым мне мужчиной. Сама не знаю почему, ныряю под кровать, стягиваюсь простынь до полу и затаиваюсь там, как мышка.
Шипит выходящий из кокона воздух, крышка поднимается.


- Вот твой фигурант, Георгий, – слышится кураторский бас.
- Что с ним?
- Кома. Перелом шейных.
- Мог бы сразу предупредить. 
- На слово ты бы мне не поверил.
- Где Жукова?


- Девочка в тяжелом состоянии. Ее пытали. Отрезали пальцы один за другим. На ее глазах убили деда. От нервного потрясения она впала в психическую кому. Вышла из нее только недавно, в состоянии амнезии. К тому же она беременна. Как ты хочешь проводить с ней следственные действия?


Гость понижает голос, я напрягаю слух.
- Буду с тобой откровенен, Валентин Григорьевич. Мой министр и стоящие за ним люди в курсе того, что происходит вокруг Скворцова. Жукова может знать, где спрятано копье. Давай мы допросим ее под гипнозом.


- Нет. Она в тяжелом состоянии.
- Это дело государственной важности! Времени в обрез. Кровь из носу мне поручено найти копье! Это будет наш козырь на переговорах с Западом. Помоги нам, Валентин Григорьевич, мы будем тебе очень благодарны.


Голос Куратора тверд.
- Мне нечем тебе помочь.
- Тогда завтра жди опергруппу с ордером на арест Жуковой! Она же заберет у тебя Скворцова. 


ГЕНЕРАЛЬНАЯ ПРОКУРАТУРА УКРАИНЫ. ШТУРМ

 
Рубивший дверь майдановец летит на меня с топором.
По какому-то наитию задираю на себе куртку и обнажаю воровской крест на груди.
Он тормозит, глаза в прорезях балаклавы трезвеют.
- Ты хто?! Свий?
Показываю скованные наручниками руки.
- Вьязень? (заключенный). А дэ кнур?


Кабинет уже полон народу.
- Дэ кнур? Дэ вин? – догадываюсь, что под «кнуром» (нехолощенный кабан с  вонючим мясом) участники нападения имеют в виду Решетняка.
Командир боевиков в наморднике из грязной марлевой повязки быстро подходит, перезаряжая на ходу обрез охотничьего ружья, из которого он стрелял в замок двери. Над маской слиплись заплывшие синяками глаза, ему не надо щуриться, чтобы прицелиться.
- Хто такый? – сорванным на морозе голосом хрипит он.


Я неспешно докладываюсь. 
- Заключенный Скворцов, статья такая-то, доставлен для очной ставки с гражданкой Жуковой. Вот с ней, - киваю на стоящую за моей спиной Дашу. 
- Назар, – кричат из прихожей, - секретутку кнура поймали!


В кабинет втаскивают растерзанную Галю, китель на ней разорван, груди содрогаются в черном кружевном бюстгальтере.
- Хряк дэ?  – орет на нее главарь, целя в голову обрезом. – Дэ твий боров?
Женщина в немом ужасе струит из-под ресниц потеки черной туши.
- Дэ свынюка?! – вопит бритоголовый хлопец с оселедцем, потрясая цепью с кистенем. - Дэ падлюка Решетняк?


- Я не знаю, - лепечет перепуганная женщина. – Он тут был, в кабинете.
- Брешет, сучка! Сосала небось у своего начальничка!
Галю валят на пол, рвут на ней одежду.
Даша смотрит на меня огромными глазами. Помоги ей, просит ее взгляд.
- Там тайный проход, - указываю я Назару. – Они туда ушли.
- Где? – компания отрывается от женщины. - А ну покажи!


Боевики топорами сносят фальш-стену.
Створки лифта закрыты.
Их раздвигают, заглядывают в пустую шахту. Внизу стоит кабина.
- Кто спустится?
- Давай я.
Щуплый парень, обмотав руки джинсовой курткой, скользит вниз по тросу.


Снизу доносится.
- Пусто… Ушли гады.
- Шо там, о-о-о-оу?
- Шахта и подземный хид.
- Мороз, Ялта, Днипро, гайда вниз. Организуйте преследование! Искать уродов, чтоб не ушли, живыми брать! На Майдане будут перед народом отвечать! Ты! – оттесняет он меня в угол. – Копья тут не видел?


- Какого?
- Вот такого, - он показывает мне на экране «Самсунга» фото артефакта.
- Они его с собой унесли. Ключа у тебя нет от наручников?
- Навыщо ключ? Ложи руки!
- Куда?
- На стол ложи, сюда!


Я кладу, еще не понимая, он замахивается топором, я отдергиваю руки.
Боевики переворачивают кабинет верх дном, выбрасывают в окно папки с делами, весь двор уже усыпан белыми листами.
- По машинам! – командует главарь. - Уходим, хлопцы! Сюда едут. Ты, – он тычет меня в грудь телефоном, - поедешь с нами.
- Зачем?
- Наручники с тебя снимем. На Майдане в штабе есть ключи.


Толпа вываливает из кабинета.
В приемной на столе насилуют секретаршу. Главарь вонзает топор в шкаф, там все рушится и падает. Женщина визжит и обмякает в обмороке.
- Топайте до машины, - кидает нам Назар, - я вас догоню.
Расстегивая ширинку, он ковыляет к столу.
- В чергу, бисовы диты! Слава Украине!
- Героям слава! – отзывается черга (очередь).


Стены на лестнице измазаны кровью, трупы бойцов охраны лежат на ступеньках. Во дворе горят костры с уголовными делами, звенят разбиваемые окна, веют высосанные сквозняками занавески. За углом трещат выстрелы, все бросаются по машинам.
Меня затаскивают в кузов грузовика. Сверху я подаю Даше руки, она забирается, прижимается ко мне.


- Ой, Сережа, какие у тебя холодные руки! Они совсем посинели, наручники передавили тебе кровообращение.
Она греет мне ладони своим дыханием, прячет их себе за пазуху. Блаженно ощущаю упругое тепло женской груди.


При повороте на Лютеранскую поперек дороги догорают два военных ЗИЛа. Парни в балаклавах поджигают от колес фитили бутылок с зажигательной смесью и кидают их в перегородившее улицу каре спецназа. Оттуда раздается баханье ружей, прилетают резиновые пули, возвращается неразбившийся «КМ», вспыхивает и горит на черном асфальте.
- Выскакуем! – командует Назар.


Майдановцы ссыпаются за борт.
Я высаживаю Дашу.
Колонна «Беркута» бегом рассекает ряды демонстрантов и  принимается разгонять их дубинками. Бунтовщики швыряют в милиционеров брусчаткой, выломанной из мостовой. Отбежав, останавливаются возле наспех слепленной баррикады. Приносят и кладут на землю нескольких человек, двое стонут, один кричит в голос. Раненых прикрывают щитами. Все сидят на корточках, тяжело дышат. Вдруг один из щитоносцев падает на спину, пытается встать, снова падает и теперь уже окончательно, а сидящий рядом пацан просто опускается на землю и ложится поудобнее щекой на асфальт.
- Снайперы! – выдыхает кто-то.


Огонь ведут с высотки затянутого дымом Украинского Дома.
Я поднимаю оброненный кем-то самодельный деревянный щит с набойками внутри на грязных веревочных петлях, прикрываю им Дашу.
- Отходим, отходим!
- Там еще раненый, надо забрать.
- Давай его на щит, на щит его!


Кто-то ставит дымовую завесу - разбивает бутылку с горючкой внутри шины, та вспыхивает черными клубами. Под прикрытием дыма группа отходит, унося раненых и убитых.


Если бы советской интеллигенции, трудящимся, шествующим по Крещатику 1 мая 1986 года, показали нынешнюю агонизирующую, разграбленную, утопающую в крови и нищете страну, никто бы не поверил, здоровый смех раздался бы после паузы ужаса и отвращения. Нет, этого не может быть! Этого никогда не случится с доброй, веселой, хлебосольной Украиной!
Но ЭТО случилось.


Над Матерью городов русских грузно зашагал вырвавшийся из зоны Пахан-Человекоубийца. Вышли из-под опеки и массово совершают «самоубийства» «мишани недоповешенные» - лезут на рожон, дерутся со спецназом, гибнут под деревянными щитами, пробитыми пулями.


ЛАБОРАТОРИЯ СНА. ЭЛИКСИР ПРАВДЫ


- Он ведь нас слышит, не так ли, Владимир Алексеевич?
- Спорадически и очень отдаленно.
- Слышит. Значит, если мы вколем ему «сыворотку правды» и зададим вопрос, он вынужден будет ответить. Точнее, в мозгу его сформируется картинка, а мы увидим ее на экране этого вашего… махсома. 


- Вы имеете в виду амобарбитал, Валентин Григорьевич? Но он полностью
растормаживает мозг! Я бы не рекомендовал применять его к больному в такой  стадии психического истощения.
- Времени нет, дорогой профессор! К тому же, это всего лишь «болтунчик». На
других использовали, и ничего страшного с ними не случалось


ПЕРЕВЕДИ МЕНЯ ЧЕРЕЗ МАЙДАН!

 
Толпа влечет нас потоком. Даша держится за цепочку между моими браслетами, чтобы не потеряться. Так, вдвоем пробираемся по восставшему Киеву. И наконец вот он, Майдан! В вечернем сумраке голос оратора с ярко освещенной сцены перекатывается над запруженной народом площадью.


Проводят шеренгу пленных милиционеров, их избивают палками. Менты натягивают на головы воротники курток и так, согбенные, бредут гуськом по коридору позора. Куда их повели? Говорят, в Доме профсоюзов оборудованы пыточные для «врагов народа».
Толпы заполняют не только площадь, но и подступы к Майдану. Люди висят на деревьях и фонарных столбах. Где еще увидишь крупнейшее в Европе файер-шоу?


Спецназ оцепил майдан полукругом.
Под дождем лоснятся шеренги шлемов и щитов – открывается щит, из каре раздается выстрел резиновой пулей, стена щитов снова закрывается.
В ответ летит пиротехника. Петарды рвутся у милиционеров под ногами, каждый взрыв сопровождается фонтаном искр и грохотом.


Бутылки с горючкой, кувыркаясь, разбиваются о шлемы, солдаты вспыхивают, товарищи гасят их из огнетушителей. В момент тушения на солдат набрасываются группы с крючьями, выхватывают зазевавшихся и уволакивают на растерзание. Городская герилья полыхает во всей своей жестокости. Пощады никто не ждет и не просит.


Народ колышется, как штормовое  море.
С обеих сторон мелькают тысячи палок.
Людское стойбище громогласно скандирует: «Ганьба! Ганьба!»
Спецназ идет в наступление.


В глазах рябит от фейерверков, уши глохнут от разрывов гранат, волны голосов со сцены извергаются мощными динамиками на ночную площадь.
«Беркут, зупыныться!!» (Беркут, остановись!)


Самооборона Майдана поджигает баррикады из шин по периметру площади. Ввысь вздымаются стены огня. Становится светло и жарко. Над площадью разражается настоящая артиллерийская канонада – со свистом и треском рвутся петарды и фейерверки, взлетают сигнальные ракеты, дымный воздух бороздят прожекторные и лазерные лучи. Люди теряют чувство страха, ощущают себя бессмертными. Многие позируют для съемок, кидая на камеру через вал огня бутылки с зажигательной смесью. Народ ревет единой утробой, визжит женскими голосами – «ганьба! ганьба! ганьба!»


В мегафоны ораторы уговаривают спецназ не штурмовать: «не выконуйте наказив, солдаты и офицеры!» Лидеры Майдана обращаются к президенту, требуют, просят, умоляют отозвать спецназ, заверяют, что пойдут на переговоры и сумеют найти компромисс.


Затаив дыхание, Юго-восток и Крым смотрят телетрансляцию штурма. «Раздавить фашистскую гадину», умоляют донбассцы и луганчане, крымчане и мариупольцы, харьковчане и одесситы. Люди чуют, какой бедой обернется для них победа Майдана.
Воздух прогорк от дыма и слезоточивого газа, горло режет, глаза щиплет. Я не чувствую кистей рук, они налились до посинения. Назар ведет нас сквозь толпу в штаб,  там есть ключи от наручников. Сцена оцеплена. Он ведет переговоры с охраной. Наклонившись со ступенек, показывает на Дашу.
- Она дальше не пойдет. Пусть ждет здесь.


По лестнице спускаются экипированные охранники – штаны британские, парка флеттраковская, на ногах берца бундесовская, среди махновщины они выглядят, как единое формирование. Оборачиваюсь со ступенек, Даша встревожено смотрит снизу.
Губами артикулирую ей. 
- Я вернусь. Жди здесь.


Она кивает. Показывает пальцем в землю, мол, буду стоять здесь.
Я ободряюще подмигиваю ей и даю увести себя за кулисы.
Шум людского прибоя глохнет в портьерах плотной ткани, свисающей с колосников. За кулисами выгорожен церковный придел. Такое впечатление складывается у человека, попавшего в полумрак, где теплится огоньками семисвечник, а кадильницы наполняют воздух ароматом благовоний.


На дощатом полу нарисована белая пентаграмма. На восток от нее установлен алтарь с двумя зажженными свечами. На алтарь возложен толстый свиток (как я узнал после, то была «клятва подчинения духов»). Пятеро священников с островерхими куколями на головах, которые делают их похожими на куклуксклановцев, стоя на концах пентаграммы, монотонно бубнят молитвы. Несмотря на холод, они служат босиком - по углам придела источают тепло медные жаровни, полные раскаленных углей.


Ступив в центр звезды и положив руку на пентакль, полнотелый священник громким голосом произносит молитву.
Служки выносят футляр из черного дерева.
Священник открывает его.
В глаза мои, и без того выеденные слезогонкой, бьет искрение.
Узнаю золотые ножны Аненербе. В них покоится… - не верю своим глазам - Копье Судьбы!   


- Дух Какодемона Ада, - священник обеими руками возносит артефакт над головой, - призываю тебя силой Копья святого Финееса, могущественными князьями и министрами адского царства, князем престола Аполоджиа и девятой когорты, заклинаю и упорно призываю тебя именем Того, Кто сказал и совершилось, Которому повинуются все создания, все армии небесные, земные и адские, чтобы ты немедля устремился сюда из преисподней, дабы исполнить мои пожелания. Приди, о великий Какодемон, поспеши ревностно и не медли явиться здесь во имя вечного, живого Бога Элои, Аршкма, Рабюр!


Слуги вводят меня в центр пентаграммы.
Ведущий церемонии поворачивается, скидывает капюшон и оказывается…
Леонидом  Валерьяновичем Каламбурским!
- Копье - твое? – спрашивает он, подходя с оружием наизготовку.
Я понимаю, что если отвечу «да», он убьет меня тут же, на месте.
Но и отречься я не могу. Не к лицу трусить вору в законе.


- Вечер в хату, панове! – улыбаюсь я лихо. – А можно и мне свечку поставить?
- Копье - твое? – нагнетает олигарх свистящим шепотом.
- Да уж точно не твое! Тебе оно не по масти!
- Это почему? – спрашивает он озадаченно и в глазах его мелькает интерес. - Почему оно мне не по масти?
- Потому что ты барыга, а я вор в законе. Копье - моё! Так что давай его сюда!
Протягиваю скованные руки - решительно и властно.


Ворсистое лицо олигарха сердито щетинится.
- Руки ему разведите! – велит он охране. Но запястья мои скованы. Он разражается бранью. – Боря, твою мать, ну, куда я должен его колоть, в яйца, шо ли?
- Да коли так, Валерьянович! – Кардан задирает мои руки кверху.
- Я те шо, коновал? Скотобойню хочешь тут устроить?! Тренировались же! Неужели так трудно было снять с него наручники?


Кардан отдает приказы охране.
- Ты, ты и ты! Бегом найти ключ!
Я смеюсь, стоя с поднятыми руками.
- Ая-яй-яй, Леонид Валерьяныч, все-то у вас не по-людски, все-то у вас по-барыжьи! Говорил же, копье вам не по масти! Если Кондвит узнает, как позорно была проведена активация, он надает вам по ушам, больно! Дайте угадаю, откуда оно у вас. Вы подкупили генпрокурора! И нападение на генпрокуратуру тоже вы замутили! Чтоб замылить глаза пендосу и меня похитить? Угадал?


Вы опозорили Копье! Оно берется с бою, со славой, а не перекупается по-барыжьи из-под полы! Ему теперь нужно проходить очистительные процедуры, окуриваться травами и обжигаться огнем, чтобы смыть позор ваших прикосновений! Дайте его сюда!


Каламбурский подбегает на замахе, но удара не наносит, шипит.
- Заткнись! Ты в храме! Прими смерть достойно!
- Это, что ли, Храм? – обвожу я глазами самодельный «придел».
- Вон алтарь, - показывает он мне за спину. - А вот жертвенник всесожжений!
По взмаху его руки служители растягивают «театральный занавес», отделяющий задник сцены от улицы, и перед нами открывается грандиозный пожар в киевском Доме профсоюзов.


УБИЙСТВО ГЕНЕРАЛА ЛЕВАШОВА


Вы едали маринованные помидорчики? Достаешь его, паршивца, из трехлитровой банки, ложкой, вилкой нельзя, и целиком помещаешь в рот, кусать тоже нельзя – брызнет и все заляпает. И вот, солено-едко-кислый, он трепещет на языке, касаясь нёба и переливаясь своим содержимым в тонкой кожуре. Слюна течет, скулы сводит, челюсти только – ам! - и расчавкивают его в жгучую жижу, заливающую рецепторы ротовой полости пряным рассолом. Вау! Взрыв мозга!


Примерно так взорвалась голова генерала Левашова от пули снайпера, выпущенной из снайперской винтовки «Вал» с расстояния в 750 метров, когда генерал выходил из служебного «Мерседеса» во дворе своей дачи на Никулиной горе.


ПОЖАР В ДОМЕ ПРОФСОЮЗОВ


   Машины МЧС не могут проехать к Дому профсоюзов из-за баррикад и пробок. Гул открытого горения сливается с паническими завываниями пожарных сирен. Каламбурский любуется бедствием, задрав голову, горло его открыто. Прыгнуть, вцепиться зубами и порвать твари сонную артерию! Набили здание ранеными активистами и пленными милиционерами и подожгли! Боже, меня осеняет! Не только
Дом профсоюзов - вся площадь предназначена всесожжению! Вот для чего согнаны сюда толпы народа, вот зачем Майдан огородили баррикадами из шин!


Не помню, как набросился на Каламбурского. Хриплю и бьюсь в руках охраны.
Олигарх багров от зарева, бликует стеклами очков.
- Кого тут нужно пожалеть? - хохочет он вне себя. - Купился на печеньки майдана - гори огнем! – Сорвав с себя очки, он надевает их мне на нос. – На, посмотри, с чем имеешь дело!


Глядя на косматое пламя вдоль его протянутой руки, я начинаю различать в буревее восходящих потоков дыма как бы очертания гигантской руки. Мшистые пятна фосфоресцируют на окаменевшей плоти. На безымянном пальце бриллиантовыми глазами сверкает серебряный череп СС «Мертвая голова». Все тридцать два его зуба сияют в зловещем хохоте. Это Длань Смерти! Костлявая с дьявольским сладострастием озирает зрелище массовой гибели людей.


Прибегает человек с ключами, с меня снимают наручники, охранники разводят мои руки в стороны и так держат. Я слишком потрясен, чтобы сопротивляться.
Я узнал эту руку. Это я выкопал ее на Голом шпиле. Я активировал Копье. Я сотворил майдан, эту массовую гекатомбу. Нет мне прощения. Я заслужил смерть.
Олигарх отводит копье за спину.
«Копье мое!» - хрипло выкрикивает он. 


ЛАБОРАТОРИЯ СНА

 
- Что происходит, Владимир Алексеевич? - Римма Львовна тревожно поглядывает на зашкалившую телеметрию коматозника, параллельно наблюдая через прозрачный купол кокона за бушующим пламенем евромайдана. - Откуда в его голове этот безумный бедлам?


- Я, кажется, догадываюсь, – отвечает профессор немного смущенно. - По просьбе господина Куратора к СК был применен гм-гм… амобарбитал, вызывающий растормаживание коры. Дендриты его головного мозга сейчас перевозбуждены и представляются ему толпой беснующихся людей.


РУКА СМЕРТИ НАД МАЙДАНОМ


Но не успевает претендент на Копье сделать последний шаг и нанести удар, как одетая в саван огня и дыма стена Дома профсоюзов лавинообразно обрушивается. Сцену накрывает палящим цунами из раскаленной строительной пыли, дыма и пепла.


Мечутся и кричат ослепленные люди. Когда горячая взвесь оседает, на полу обнаруживают лежащих без сознания охранников. Копьеносца простыл и след. Пропало и Копье из руки олигарха. Либо он выронил его, когда инстинктивно закрыл лицо руками, либо кто-то украл его!


- Скворцов, - озирается олигарх, прочищая глаза и не замечая, что раздирает до крови вспухшие на лбу волдыри. - Где Скворцов?! За ним! Иска-а-а-ать! Копье у него!

Если бы Леонид Валерьянович не пережил этого лично, он никогда бы не поверил что артефакт способен так быстро и эффективно защищать своего владыку. 


«ЗАКРОЙ ВОРОНКУ, СЕРГУНЯ!»

Над освещенной сценой идет снегопад из пепла. Вожди майдан  кашляют в дыму. Один Пастор не теряет  присутствия духа.
- Помолимся за наших братыв та сестер, яки гинуть во славу нации! – призывает он в микрофон. – Слава Украине!
- Героям слова! – глухо отзывается площадь.


Я плохо соображаю и еще хуже вижу. Причина в очках Каламбурского, они залеплены пеплом. На последнем издыхании, почти теряя сознание в смеси пепла и раскаленной пыли, я вырвался из рук охранников, на ощупь выхватил Копье из лап олигарха и бросился бежать, пока не очутился на краю сцены перед запруженной народом и окруженной горящими баррикадами площадью.
Зрелище фантастическое!


Громыхают громкоговорители, бурлит людское море, в небе циклопическим цеппелином барражирует мумифицированная кисть немецкого полковника, отрубленная русским партизаном в 1942 году. Благодаря очкам я способен видеть, как психические испарения злобы и ненависти, источаемые толпой, всасываются Дланью Смерти и перекачиваются в беснующихся на сцене карликовых вождей, которыми она управляет, как кукловод на нитях.


Голова кружится, кажется, что сцена едет по кругу. Нет, это вращается пылающая дуга баррикад! Все быстрее ее движение, все громче ревущий гул рвущегося на ветру пламени. В центре площади вздыбливается брусчатка, из пролома бьют багровые лучи и стаями нетопырей выпрастываются волны адской нечисти.


Рогатые, скалозубые, перепончатокрылые бесы самумом реют над Майданом, вращаясь против часовой стрелки воронкой оглушительного грая и клекота. Боже, это же «воронка Инферно», о которой предупреждал Шмонька! Геенна огненная, поднявшись из преисподней, прожгла земную кору в сердце Матери городов русских! Под прицелами телекамер крупнейших новостных агентств в центре европейской столицы проводится обряд вызывания адских духов с принесением массовых человеческих жертв, и этого никто, никто не видит!


Для прорыва демонов в земной мир нужны два условия – заклание и заклинание. Сначала производится накачка негативных энергий в проклятых местах, таких, как это Козье болото, древнее прибежище воров и убийц. Накачка длится до нескольких месяцев и сопровождается скандированиями и ритмичными скаканиями, вводящими в транс массы народу. Затем следует кульминация – массовое жертвоприношение.


Со сцены раздается: «Приветствуем представителя посольства США!»
Рев майданного восторга сливается с ликующим воплем адских полчищ, трубящих осанну Князю Тьмы. И пока представитель амбасады регулирует высоту микрофона и жестами рук успокаивает толпу, из воронки в нимбе горящих баррикад показывается дымная шевелюра. За нею следует изборожденный морщинами лоб, сросшиеся брови и пристальные, словно вытатуированные глаза. Из воронки в багровом тумане восстает исполин, упирающийся головой в низкое дымное «небо».


И тогда происходит первое чудо дьяволоявления.
Берегиня Украины на вершине столпа Незалэжности кланяется пришельцу в пояс, и на вытянутых руках преподносит ему гирлянду золотых цветов.
Это капитуляция. Киев сдан. Украина повержена.


Взрывы петард и фейерверков сливаются в праздничный салют.
Владыка ада принимает дар и небрежно цепляет его на голову в виде цезарского венца. Затем, наклонившись, он запрокидывает «Галю» и целует ее в медные уста.
Толпа, ахнув, шарахается. Кажется, что многотонная махина столпа вот-вот рухнет.

Оторвавшись от поцелуя, Какодемон внюхивается в запах горелых шашлыков, наносимый от Дома профсоюзов. С каждый вдохом он становится мощнее, тело его совершает рывки, чтобы полностью выйти в земную реальность. Но ему нужны еще жертвы.


Бойцы спецназа растаскивают ряды биотулетов, закрывающие проходы к сцене. «Беркут» идет на штурм. Стальная чешуя щитов и шлемов отливает отраженным огнем. Происходит новое удушающее сжатие колец Великого Змия.


Защитники площади бьются врукопашную с «Беркутом». Над головами мелькают  палки, рвутся фейерверки, летят коктейли Молотова, «попукивают» почти не слышные в канонаде помповые ружья спецназа и охотничьи винтовки майдановцев. Рев толпы оглушает. Какофония организуется в единый ритм ритмичными громыханиями барабанов. Это бьют железными палками в бочки барабанщики Майдана.


Берегиня Украины мстительно хохочет над горящим «мiстом», удивительно напоминая секретаршу генпрокурора Галю, изнасилованную этим утром боевиками. Смех ведьмы и торжествующий вой бесов находят свое земное отражение в пронзительном улюлюканье пожарных сирен и автомобильных сигнализаций, разбуженных канонадой штурма по всей округе.


Становится окончательно ясен сатанинский план устроителей шабаша. Как только спецназ прорвется к сцене, боевики подожгут оставшиеся за спиной баррикады, и манифестанты окажутся в огненной западне, а устроители бойни уйдут подземными ходами. Это колоссальная колдовская спецоперация! Ее целью является открытие воронки Инферно, провала в ад в виде чудовищного психофизического огневорота! Она затянет в себя не только Украину, но и весь мир. Нужно немедленно остановить штурм! Но как?


«И сотряс черноликий Финеес Копьем и издал вопль, и страх прошел по толпам…»
Заклинание подключает Дух Копьеносца к его Высшему Я.
Истомленное тело принимает в себя мощь Первосвященника.
Не помню, как пробился к микрофону.
Толпа затихает.
Я поднимаю Копье над головой.


- Я-а-а-а, Владыка Копья Судьбы, повелеваю-ю-ю-ю! – громыхающие децибелы 
катятся над побоищем, Копье очерчивает по кругу огненное торнадо баррикад. – Всем прекратить сражение, ибо Я-Я-я-я-а-а-а… - голос переходит в шаманское горловое пение, хотя многим кажется, что это фонит микрофон, - топчу точило вина ярости и гнева Бога Вседержителя!


И Копье просияло! Из раскаленного нутра его с громовым шипением ударила молния – зеленая в сердцевине, с фиолетовым оперением по краям. Пронзив дымы, она впивается в Руку Смерти. Под визги бесов отпрядывает Длань, суча суставчатыми пальцами, как гигантский паук. Магма огненной геенны материализуется Воинством Ада, выстроившимся за Какодемоном. Повел он рукой и смолки визги. Уставились тысячи фосфоресцирующих глаз на бесплотный дух того, кто звался в земной жизни Сергеем Скворцовым. Прозрачно-голубоватый, струящийся, в мерцающей астральной оболочке он один противостоит адскому воинству, с презрением наблюдающему за жалким противником. Как посмел он бросить вызов военачальнику 666-ти легионов бесов? 

 
Но нет, он не один.
На уровне мысленного шепота докатывается волна голосов.
Общая камера «Братская могила» вышла на Майдан и стала за спиной односида. Сумрачно глядят на Предателя и Людоеда призраки Ильи Дальнобойщика и Саши Кузнецова, Ашота, Полтора Ивана, Сани Жгута и Вовы Сухарика, Лени Торчка, Вити Чебыша, Сани Оболонского, Арчила и Сервера, Кирюхи Пленного, Зыбы, Олега, Ромки, Зонда, Димона, Стаса, братьев Филиппенковых, Крайнева и Жорика Клименко. Эти не дрогнут, не побегут, да и перед кем дрожать им, прошедшим «Братскую могилу» и там умершим?


- Мы с тобой, Серега! – говорят мужики.
- Нам крест с хаты снимать надо, Сергей Геннадьевич.
- Начинай, брат, а мы поддержим.
Вбираю в себя их силы и восстаю, бурлясь энергией и мощью. 


Взметается пламя белоснежных, обагренных кровью одежд - на поверхность сознания поднимается первосвященник Финеес. Отрок чистый подвел в поводу коня. Взлетел Финеес в седло, воздел копье над головой. Зеленый луч света вырывается из острия и поражает  Зверя в мятое переносье! Отшатывается жуткий призрак, ревя проклятия канонадой разрывов, - изумрудный «шнур» прошивает его вглубь на десятки метров, хлещет и рассекает на части.


И бысть сеча велика. И смешались земля и небо в буре ударов, криков и стонов, в звоне мечей и стуке щитов, взмывали к небу вопли раненых, отлетали отрубленные члены, валились обагренные кровью тела.


В мире земном происходит битва между спецназом и защитниками майдана.
В мире горнем разворачивается сражение сил света и сил тьмы.
От исхода этой битвы зависит судьба мира. Если не закрыть воронку, она втянет в себя все человечество, приведет к аннигиляции планетарного ума. Две его части, мужская и женская, столкнувшись на майдане, вызовут ядерный катаклизм.   
- Умри! – воплю я, рассекая Копьем низко нависший удушливый дым.


Гусь хохочет провалом пасти. И наносит ответный удар.
На сцене взрывается светошумовая граната.
Мир множится в контурном звоне. Галдеж толпы делается глухим и далеким.
Шатаюсь в трясине транса.
Прыгаю со сцены вниз. Пробиваюсь на передний край.
Рублюсь с колеблющимся дымным Гусем, полосую шнуром зеленого пламени, воплю в неистовстве, как вдруг…


аВВ-в-В-В-В-В-В-В-В-В-В!!!!... зво-о-о-онннннНННННН… смаху бью спиной по площади, брусчатка корчится под хребтом… тума-а-а-а-ан слезоточивого газа выжигает глаза и легкие… перерубленный пополам, не могу вздохнуть…
… приглушенно, как сквозь воду, доносятся взрывы и пальба, галдеж тысяч людей, завывание громкоговорителей: «Беркут, зупыныться!» «Гань-ба! Гань-ба! Гань-ба!»


ЛАБОРАТОРИЯ СНА. ДАША ЖУКОВА


На мобильник приходит звонок от Риммы. «Срочно в кокон».
Ссыпаюсь вниз по ступенькам.
Как здесь тихо! Через прозрачные стенки видны только сполохи пламени.
Римма делает Сергею искусственное дыхание.
В панике спрашиваю, почему не работают аппараты.
Она - между вдохами:
- Пневмоторакс, мать его! Наверно, легкое схлопнулось. Аппараты не дают нужного давления… Фу, не могу больше. Дыши теперь ты в него! Раздышим его вместе…
Принимаю пост, дышу изо всех сил.


Входит Владимир Алексеевич, сразу все понимает.
- Что с ИВЛ?
- Говорила же технарям! – сердится Римма. – Аппараты не дают нужного давления, не могут расправить легочную ткань. Я уже вызвонила сестру из реанимации. И техников вызвала, второй ИВЛ сейчас привезут.


Профессор задирает Сергею веко, светит фонариком в глаз, щупает пульс.
- Смените Дашу, ей надо срочно подключиться к Скворцову! Боюсь, что та Даша бросит его и сбежит.
Я отрываюсь, чтобы перевести дыхание.
- Нет, - говорю, - Владимир Алексеевич, «та Даша» больше никогда не сбежит!


МАЙДАН. ШТУРМ. СКВОРЦОВ


Прихожу в себя оттого, что кто-то дышит мне в рот. Даша.
«Ты «резинку» словил, легкое схлопнулось от удара. Я же медсестра по образованию… - она прощупывает мне ребра, - тут больно? а тут?»
Острой боли не чувствую, значит, переломов нет.
Она поднимает руку.
- Сколько пальцев?
Пальчики ее прозрачны… их четыре на черно-бурой стихии косматого вихря.


ШТУРМ МАЙДАНА. ДАША-ИЗ-ПРОШЛОГО

Наконец он задышал. Слава богу! Что, Сереж, говори!
- Я победил, - шепчет он. – Видела, как я пронзил его лучом?
- Кого? – кричу я сквозь канонаду. - Каким лучом, Сережа?
- Зеленым… Гуськова…


В отчаянии чуть не плачу. Ну, кого он мог победить в этой давке, просто покричав на спецназ и словив резиновую пулю в живот? Вдруг понимаю, о чем он.
- Это был лазер, Сережа, лазер, а не копье! Им светили в глаза «Беркуту».
- Нет, это светилось мое копье.
Он снимает с себя очки, протягивает мне. Стекла заляпаны, протираю, а сама думаю: «Ну, вот что мне с ним делать? Он же уверен, что спасал человечество, сражался с пришельцем из ада. Как в Крыму у него начались эти приступы, так до сих пор он от них не оправился».


«Беркут» наступает, громыхая палками по щитам. Бьют всех, кто подвернется под руку, даже раненых и лежачих. Я не могу бросить Сергея. Ложусь на него и сдергиваю с головы капюшон, чтобы видели по волосам, что я девушка.
Удара нет.


Поднимаю голову. Над бойцом спецназа колеблется громадная дымная фигура с занесенной для удара дубиной. И я вдруг понимаю - это Гуськов, партизан-предатель! Тот, которого убил мой дед. Какой же он страшный! И выцеливает дубиной Сергея.
Вскакиваю и кричу, что есть сил.
- Не смей! Остановись! Убей сначала меня!


Боец «Беркута» застывает в замахе перед невесть откуда возникшей девчушкой с бьющимися на ветру волосами. Зависает и Какодемон, с удивлением озирая маленькую фигурку в прожженной куртке, сквозь которую видна худенькая спина с девчоночьими лопатками, перехваченными лямками лифчика.


Шепот гиганта сотрясает дымовые стены,
- Ты поцеловала меня в горах, помнишь?
- Ты обманом получил мой поцелуй, ты напугал меня смертью любимого человека.


Дух колеблется в смущении, не зная, как поступить.
- Отойди от него!
- Нет! Я не дам тебе добить его! Уходи!
- Ты велишь мне уйти?
- Да!
- Твое слово для меня закон.
Дух отступает.


Стихают выстрелы и взрывы гранат, замолкает сцена, рев огня переходит в слабое потрескивание. Вовлеченные в страшный морок люди приходят в себя.
Спецназ получает приказ на отступление.
В который уже раз «Беркут» был остановлен в полушаге от победы.