Образ

С утра было пасмурно. Моросил дождь. Он монотонно покрывал крыши домов, деревья, прохожих, спешащих укрыться за стеклянной дверью метро. Лана тоже спешила, подрагивая от сквозного ветра, но услугами метро решила не пользоваться. Этому были две причины. Во - первых Лана не любила давку, а в час пик в метро это неизбежно. Во – вторых, не переносила перемешанные запахи в набитом до отказа вагоне. Она повернулась спиной к ветру, достала из сумочки  зонтик. Долго искала перчатки. Наконец, убедилась, что оставила их дома. Теперь действительно придется ехать на метро. Ни за что! Лана упрямо поджала губы, подняла воротник плаща и зашагала прочь от услужливой двери подземки. Новый порыв ветра поколебал ее решимость. Но вместо того, чтобы остановится на остановке,  запрыгнуть в подходящий  автобус или троллейбус и спокойно доехать до библиотеки, она, поеживаясь, прошла дальше и нырнула под арку старых ворот. Парк  встретил ее черными стволами могучих кленов. Их ветви, лишенные листьев, причудливо переплетаясь, стремительно уносились в серое небо и пропадали в нем. Создалось впечатление, что они проткнули небосклон и поэтому идет дождь. По мере того, как дорожка,  покрытая мокрым гравием,  уводила Лану вглубь парка, звуки города становились глуше, а звуки дождя и порывы ветра все отчетливей. Она пошла медленней, боясь спугнуть очарование осеннего дня. Под ногами шуршал гравий. В мыслях пробегали легкие строки Пушкина, Бунина. Лана потеряла счет времени.
               
-Мадам, я прошу минуточку Вашего драгоценного времени.
Лана вздрогнула  и  попыталась обойти  шагнувшего ей навстречу высокого человека. Только сейчас она заметила мольберт  под огромным клетчатым зонтом.               
«Только сумасшедший может рисовать в такую погоду»,- промелькнуло в голове Ланы.
 - Нет, нет. Не беспокойтесь, я не причиню Вам зла.
Высокий ловко поймал кисть ее руки и спрятал в своих ладонях. Лана с замешательством проследила полет и пленение своей руки.  Ее взгляд замер на его руках.  Они у него были удивительные.   Холеные, породистые руки  с длинными пальцами и ухоженными ногтями. Его руки словно жили сами по себе,  чувствовали и даже  обладали разумом. Она ощутила их бархатистость  и нежное тепло. Лане захотелось заглянуть в глаза их обладателю. Они встретили ее синевой и ласковым извинением. Мужчине было около пятидесяти лет.  Интеллигентное,  гладко выбритое лицо с подрагивающими ноздрями греческого носа и  нервным  ртом. Легкая седина на висках придавала благородства его непослушным  черным  волосам.  Во всем его облике чувствовалась  сила и порода.
- Мадам, - повторил он, желая убедиться, что она не испугалась и  слышит его, - Не бойтесь. Я не помышляю о  дурном. Я просто хочу удержать это волшебное видение в памяти…
Лана попыталась высвободить свою ладонь, высокий человек  не отпустил ее.
- Я напугал Вас. Простите. Я увидел Вас. Вы шли, как видение,  в этом облаке осеннего дня. Я не мог Вас отпустить. Я - художник. Я не мог Вас отпустить. Смотрел и восхищался. Бесплотная тростиночка, в  тихом ореоле  сияния. Ваши глаза, волосы. Может быть, я слишком бессвязно объясняю? Но я искал Вас и вот  нашел. Я не могу позволить себе отпустить Вас.
-Вы  искали именно меня?
- Да. Я нахожу Вас особенной и прекрасной. У Вас нежный овал лица. Чистый прекрасный лоб. А какие золотисто – карие, искрящиеся глаза!  Мне кажется,  в них отражается вселенная. Такие глаза бывают у лошадей. Вы любите лошадей? В их все понимающих  глазах отражается бытие.  Ваши губы, как спелая вишня, грозят брызнуть соком улыбки. Я хочу рисовать Вас.
 - Вы хотите рисовать с меня лошадь?
  -Глядя на Вас, я  хочу создать  Музу Осени. Моей Осени.  Вы позволите.
  -Да.
               
Лана стояла у картины «Образ». Ее обходили. Иногда толкали и суетливо извинялись за свою неловкость. Иногда равнодушно проходили перед ее взглядом,  заслоняя  картину, словно не замечали ее и ее сосредоточенного взора устремленного  в глубины миров, ограниченных  рамой.  Для одних посетителей выставки Его картин она была помехой в текущем ритме толпы.  Для других слишком придирчивым ценителем искусства. Иные и вовсе не видели ее. Как не видели и ее облик на холсте, у которого замерла Лана, не в силах постичь всю глубину замысла автора, но интуитивно понимая, что здесь отображены Его устремления, мечты и любовь. Его лицо, в правом верхнем углу картины, едва угадывалось в хаотичном движении восходящих к нему потоков. Оно было размыто, словно в дымке времени. Его горящие глаза, направленные в  никуда, и в то же время видящие все. Она смотрела на картину.  Перед ее взором в едином порыве проносились все времена года одновременно в ускользающих линиях лиц, рук и глаз. Вот и она – Муза Осени в вихревом  порыве ветра летит в окружении опавших листьев и капель дождя. Она -  часть Его жизни.  Часть Его творческого замысла.   В порыве осенней круговерти она стремительно  восходит к Нему в Его бессмертие.