За Черной Пустошью глава 5

 
  Моросил мелкий дождь, больше похожий на туман, чем на дождь. Было сыро и холодно, деревья и придорожные кусты притворились спящими седыми птицами. Леонид Георгиевич сидел в телеге между корзинами с рыбой, тщательной переложенной свежей травой, и веткой отгонял назойливых мух. Такова была плата за проезд. Телега тарахтела и тряслась по вымощенной брусчаткой дороге так, что отдавало где-то в позвоночнике, и все же ехать было лучше, чем идти пешком.
 
  Леонид Георгиевич размышлял. Он уже почти поверил, что попал то ли в другое измерение, то ли на другую планету, которую называют Десятиградье. Но тогда как ему вернуться обратно? Если он смог попасть сюда, наверняка существует канал и для обратного перехода. Может быть, ключ ко всему этому - театр? Тогда нужно постараться попасть в этот театр и снова оказаться дома. Кукловод наверняка имеет ко всему этому какое-то отношение. То, что Ратна о нем наговорила, еще не значит, что это правда, колдунья могла ошибаться, или не хотела его отпускать, не зря же люди говорят - заворожит, заморочит, и прощай свобода. Так что решено, он найдет Кукловода, расскажет ему все, и, может быть, тот поможет, все равно обратиться больше не к кому.
 
  - Подъезжаем, - полуобернувшись, сказал возчик.
 
  Они почти миновали предместье - прилепившиеся к склону холма маленькие кособокие хижины, плетеные изгороди, за которыми понуро бродила домашняя скотина. Дорога обогнула холм, из-за поворота показалась высокая крепостная стена, сквозь вырезы в зубцах башенок у главных ворот можно было разглядеть лица караульных солдат.
 
  По подвесному мосту телега проехала над рвом, заполненным тинистой водой, и остановилась. Из будки показался пузатый, косолапо переваливающийся верзила, в буром мундире с потускневшим позументом, вытертых на коленях лосинах и высоких ботфортах с отворотами. Он, не спеша, подошел. Мундир на груди был в пятнах соуса и жира.
 
  - Ну, что там у вас? Рыба, что ль? Проезжайте.
 
  Леонид Георгиевич уныло смотрел вокруг. Значит, все правда. Никаких сотовых телефонов, асфальта и рейсовых автобусов. Он действительно очутился в каком-то другом мире, совершенно ничего не зная ни о нем, ни об этом городе, ни о его жителях.
 
  Возчик остановил лошадь на рыночной площади:
 
  - Слезайте, господин комедиант, приехали. Платы за проезд с вас не беру, надеюсь, и ваше представление смогу посмотреть бесплатно?
 
  Возчик подмигнул Леониду Георгиевичу и принялся разгружать телегу.
 
  Почему он назвал меня комедиантом, подумал Леонид Георгиевич, из-за одежды? Его серый костюм, светло-голубая рубашка и финские лакированные туфли действительно бросались в глаза, отличаясь от домотканых курток и вычурных камзолов с кружевами, не говоря уже о сыромятных изделиях местных ремесленников, может быть, и удобных для ног, но неуклюжих и грубых.
 
  Если так, то почему бы ему не попробовать изобразить из себя артиста, это даст возможность заработать немного денег и, может быть, познакомиться с нужными людьми. Пантомимой и танцем Леонид Георгиевич не владел. Какие еще варианты? Только пение... Леонид Георгиевич вокальные свои способности не считал удовлетворительными, но сейчас они не были важны. Попрошайки в метро - тоже не артисты оперного театра, тут нужен репертуар, что-то жалостливое и давящее на чувства, слезливое и сентиментальное. А главное - чтобы понятно было всем, о чем песня.
 
  Леонид Георгиевич дошел до края площади, где углом сходились харчевня и лавка галантерейного товара, взгромоздился на какую-то каменную приступку и заорал во всю глотку первое, что пришло в голову:
 
  - Уважаемая публика! Только один концерт комедианта императорского театра! Необыкновенные песни, которых вы никогда не слышали и уже не услышите, если не поспешите! Цена билета невелика: кто сколько сможет! Представление - как для простого народа, так и для знатных господ!
 
  На его крик начал собираться народ. Люди с любопытством разглядывали костюм и обсуждали его фасон.
 
  Пора, решился Леонид Георгиевич и затянул романс "Гори, гори, моя звезда".
 
  Пел он с цыганским надрывом, с болью и страданием, слегка перевирая мелодию, которую все равно здесь никто не знал... Песня понравилась. Людей скапливалось все больше, они хлопали и вели себя примерно так же, как во сне про Кукловода. Леонид Георгиевич почувствовал себя свободнее:
 
  - А сейчас баллада о безответной любви и несчастном влюбленном, так и не добившимся взаимности. О цветах и безумных поступках!
 
  Он вдохнул полную грудь воздуха и начал:
 
  Жил был художник один,
  Много он бед перенес...
 
  К его ногам, звеня, упала маленькая монетка. Леонид Георгиевич поклонился в знак благодарности.
 
  Но в его жизни была
  Песня безумная роз!..
 
  Войдя в ритм, он начал притопывать ногой:
 
  Миллион, миллион, миллион алых роз
  Из окна, из окна, из окна видишь ты...
 
  Толпа зачарованно слушала грустную историю о художнике, глаза их смотрели наивно и доверчиво, губы беззвучно шептали, повторяя про себя слова песни...
 
  Закончив концерт исполнением "Лучины", Леонид Георгиевич отдышался. К нему подходили, хлопали по плечу, хвалили и совали монетки, в общем, выступление удалось. Последним подошел знакомый возчик. Он пожал Леониду Георгиевичу руку и с уважением сказал:
 
  - Считаю за честь, господин артист, и в будущем подвозить вас, если потребуется. Наши менестрели, может быть, поют красивее, но таких душевных песен я от них не слышал!