Здравствуйте, Сергей Юрский!

В Москве лил дождь. Он колотил по гофрированному железу чердака дома на Кузнецком мосту. Наверно, это был даже ливень, стократно усиленный жестяным барабаном. От грохота казалось, что на улице творится буря и лучше засесть здесь. Дом находился на реконструкции, в нём причудливо соединялись дорогие бутики и строительные работы, женщины в платьях и отбойные молотки. Изнутри он был похож на биомеханического человека, состоял из плотно прилегающих друг к другу несовместимых частей, но всё работало. Что Сашка Гуров делал там? Конечно, снимал. Какой фотограф не хочет выпустить альбом своих картинок за счёт заведения? И такая возможность была. Была договорённость с художником о съёмке альбома о его работе. Все расходы по выпуску книги он брал на себя. И Гуров снимал, а художник работал.

 

Художник арендовал этот огромный чердак, чтобы написать на заказ картину шесть на двенадцать метров, в его мастерской, расположенной здесь же через улицу, в Варсонофьевском переулке, такие размеры уже не помещались. Второй год Гуров снимал о нём материал, но противоположности не стремятся сходиться, вот так и они шаг за шагом не сошлись и вскоре после этого дождливого дня закрыли двери каждый со своей стороны, и альбом, который они оба поначалу хотели, растворился в густом московском воздухе.

 

В тот день гигантская картина была закончена, и её нужно было снять с шести подрамников, свернуть в рулоны, упаковать, спустить с чердака вниз и отправить художника в другую страну, к заказчику, к деньгам, к славе. В этом ему помогала женщина, Гуров видел её впервые. Познакомились, её, наверно, звали Ира, она жила в Испании или ещё где-то. Художник отлучился на часок, а они разговорились. Поговорили, конечно, о фотографии, о живописи и перешли к театру.

 

Удивительным образом оказалось, что в разные годы они сидели на одних и тех же премьерах. В том месте, где Гуров назвал имя Сергея Юрского, говоря о последних виденных им спектаклях, Ира внезапно спохватилась и сказала: «О, я давно ему не звонила, нужно позвонить». Она набрала номер и заговорила: «Здравствуйте, Сергей Юрьевич, это Ира». Он что-то отвечал, дождь грохотал по железу. «Вы давно к нам не заезжали, когда будете у нас, обязательно зайдите». Он что-то пообещал. Они коротко поговорили. «Здесь, кстати, рядом со мной сидит ваш большой поклонник, – добавила она в конце, – мы только что о вас беседовали». «Передайте привет большому поклоннику», – послышалось в трубке. «Передайте ему привет!» Это Гуров хорошо услышал. «Он передает вам привет», – повторила за ним Ира и распрощалась, ещё раз взяв с Юрского обещание, что он к ним непременно заедет, как только будет в их краях.

 

Через два года Сергей Юрьевич Юрский умер. Гуров никогда не ходил на панихиды к незнакомым людям, но какой же он незнакомый? Ему запомнилась очередь на прощание в Театр имени Моссовета, и он в ней просто потому, что не мог не прийти. Запомнился и второй вход для людей в тоненьких пальто, они проходили мимо взъерошенной очереди беспрепятственно, красиво склонив головы. Гуров был там, посидел полчаса на галёрке среди репортёров. Был там, сам не зная, для чего, наверно, чтобы закрепить эту связь на жизнь. Он попрощался с Сергеем Юрским, чтобы вернуться на улицу и вновь с ним поздороваться. «Здравствуйте, Сергей Юрский!»