Скрижали

 


– В шорохе мышином, в скрипе половиц, медленно и чинно сходим со страниц, – задорно пел юношеский голос, к которому начали присоединяться голоса других людей. – Встречи час желанный сумерками скрыт. Все мы – капитаны, каждый знаменит. Нет на свете дали, нет таких морей, где бы не видали наших кораблей. Мы, морские волки, бросив якоря, с нашей книжной полки, к вам спешим, друзья!
– К вам спешим, друзья!
Теперь надо сказать нашему любезному читателю, что мы находимся в «кают-компании», которая расположилась не на корвете или фрегате, в обычной библиотеке, и даже не просто в библиотеке, а в библиотеке школьной, где книги подбирались с учётом пристрастий людей молодых, увлекающихся, не чуждых романтике. Здесь было много книжек познавательных, путевых романов, рассказов Владимира Гиляровского, а ещё больше книг морской тематики. Было много книг и популяризирующих науку, чтобы привлечь к ней интерес юных пытливых душ.
Вот здесь-то и обосновались литературные герои самых любимых книг. Здесь они получили возможность покидать страницы тех книг, что были их пристанищем, и встретиться, поговорить, пообщаться друг с другом, обменяться впечатлениями, а то и мыслями, которые их обуревали (а как же без этого?). И такие встречи радовали их, дарили им новые ощущения. Казалось, что они становятся персонажами каких-то новых книг, где они действуют сообща, и это было – волшебное чувство сопричастности к чему-то, что больше, чем просто жизнь.
Как-то, само собой, появился своеобразный ритуал, когда капитаны, члены клуба, пели общую песенку, которая как бы открывала каждое новое заседание. В начале звонили в рынду (судовой колокол), как бы отбивая склянки, а потом стали петь песенку. Это придумал Лемюель Гулливер. Он сказал, что смысли их клуба заключается не только в общении между собой, но и как пример для подражания юных читателей книг, чтобы заинтересовать их. В то время заседания клуба даже транслировалось по радио. Появилось много слушателей. Был общий интерес. Но, как это обычно бывает, слушатели подросли, у них появились другие интересы, а новых слушателей не прибавилось, и … трансляции прекратились. Но капитаны по-прежнему продолжали посещать читальный зал своей библиотеки, ставшей им домом, свою «кают-компанию». Иногда для встреч появлялись достойные поводы – к примеру, когда на Луну послали «луноход», а потом высадился первый человек. Но чаще встречались просто так, потому что хотели видеть друг друга. Тогда кто-то (чаще – Дик Сэнд) появлялся в «кают-компании» и начинал петь. К нему присоединялись и прочие участники, которые словно ждали этого момента.
Вот и в этот раз Дик Сэнд, наш старый знакомый, крепкого вида юноша с выгоревшими под тропическим солнцем экваториальной Африки волосами запел, и с разных полок книжных шкафов появлялись остальные. Иногда то одного, то даже двух капитанов не хватало, ибо разные события в их романах отвлекали их. Бывало и так, что они отправлялись «в командировку». Так называлось, когда они посещали страницы других произведений. Порой сами Авторы допускали это своим творчеством. К примеру, капитан Немо действовал на страницах не только «80000 километров под водой» («20000лье под водой»), но и «Таинственного острова».
Капитаны включились в общую песенку, а импульсивный Тартарен выскочил вперёд и пропел финальную строчку, повернувшись к своим читателям, протягивая к ним руки.
– Что же это вы, дорогой Тартарен? – спросил его Василий Фёдорович, капитан корвета «Коршун», степенный человек с пушистыми бакенбардами, которые украшали его щёки, и умным взглядом серых глаз. – Вы пели для нас?
– Конечно для вас! – закричал провансалец. – Там так и сказано – друзья. Разве вы не друзья мне?
– Вне всякого сомнения! – горячо откликнулся барон фон Мюнхгаузен, молодящийся суховатый старичок в паричке с буклями и в камзоле, расшитым золотым позументом. – Мы все здесь – друзья, а вы, Тартарен – в первую очередь, не в обиду будет сказано остальным.
– Но для чего такое вот уточнение? – спросил Крузо, доставая из-за пазухи свою старую любимую трубку для курения табака, но не решаясь её зажечь. – Эту песню мы всегда пели для всех читателей.
– Да! – задиристо выкрикнул почётный житель Тараскона. – И где они, эти читатели? Покажите их мне! Подведите хотя бы к одному и представьте его. Я буду очень рад и очень признателен. Ну, что же вы?
– Простите, Тартарен, – улыбнулся Артур Грей, капитан галеона «Секрет», самый молодой и симпатичный из капитанов клуба (если не говорить о Дике Сэнде). – Но на наших заседаниях не бывает читателей. Мы встречаемся с ними индивидуально, общаясь со страниц книг, являясь им во сне.
– Ах! Ах! – гордо отмахнулся Тартарен. – Какие красивые слова. Если бы я был женщиной, то поблагодарил бы вас, любезный юноша, за комплимент. Но я скажу вам прямо – книгу моего автора, Альфонса Доде давно не брали в руки. Я, знаменитый Тартарен, давно не общался с читателями. Поэтому мне не за что благодарить их, тогда как в вас, друзья, я не сомневаюсь. 
– А ведь действительно, друзья, – вскричал Мюнхгаузен, – дети гораздо реже стали одаривать нас вниманием. Да и взрослые, если честно признаться, тоже не спешат взять книгу в руки. Книгу про мои приключения, господа! Это нонсенс!
– Сказать по правде, – выступил капитан Немо, который обычно скромно помалкивал, а говорил тогда, когда считал нужным высказаться, – это совсем не означает, что люди стали меньше читать. Просто они переключились на другие возможности. На ридеры. На ноутбуки, айфоны, айпады, другие электронные устройства, где имеются программы для чтения книг. А наши, привычные нам бумажные книги, ставшие нашей жизнью … что ж, они остаются при нас.
– Но … братцы … – Тартарен, бедный Тартарен, который едва не лакал, он заглядывал в лицо каждого из своих друзей, – как же так? Книги … ведь они как живые, их можно баюкать в руках, как детей … да они и есть дети … дети своих Авторов. У них есть красочная, или самая обычная обложка, есть иллюстрации, картинки … это ведь и есть душа. А те ридеры … они …
– Да, ладно вам, Тартарен, – махнул рукой Крузо. – Да какая тут трагедия. Все смертны, и даже мы с вами.
– Мы с вами … – прошептал провансалец. – Мы с вами … Мы попали на похороны …
– Да Бог с вами, друг мой, – громко сказал Гулливер, выполнявший роль доктора, врачевателя, в их компании. – Все эти ужасы вы нарисовали для себя сами. Да, мы привыкли к своим книжкам, которые стали нам домом. Да, мы к ним привязались, стали их частью. Но ведь так бывает и у людей, что они сживаются с каким-то там местом, которое называют Родиной, но потом обстоятельства меняются, дом сносят, город закрывают. Это не означает, что люди отправляются на погост. Если, конечно, их не ведут туда насильно. Они просто переселяются в другое место. Да, там всё сложно и непривычно, но уже для следующего поколения всё расставится на свои места. Так и у нас. Мы из родной для нас библиотеки переселимся в пространство Интернета и будет его обживать.
– Вы думаете, мы справимся? – спросил Тартарен с надеждой в голосе, со слезой в глазах.
– А что мешает нам попробовать?
– Господа, – громко закричал Василий Фёдорович и хлопнул несколько раз в ладоши, чтобы привлечь к себе внимание. – Вспомните слова всем известной песни. «Не надо печалиться, вся жизнь впереди! Вся жизнь впереди, надейся и жди». Я бы ещё сюда добавил слова, что надо не только сидеть, но и что-то делать, чтобы мечта исполнилась. Надеюсь, что мы рано начинаем себя хоронить.
– А как вообще появились книги? – спросил Дик Сэнд.
– Хороший вопрос, – заявил Крузо, который то и дело подносил к лицу трубку, но так и не разжёг её. – А ведь в самом деле, человечество сделалось человечеством, когда у него появилась письменность. А до того оно было разобщено. Что его может сделать единым?
– Ну, – протянул Дик Сэнд, оглядываясь на остальных. – Письменность. Литература.
– Ага, – обрадовался Мюнхгаузен. – Вот как раз письменность-то и разная. Вон сколько разных алфавитов. Клинопись в Египте и Месопотамии. Иероглифы в Китае, Корее, Японии. В Южной Америке так вообще – узелковое письмо. «Кипу» называется. Что же здесь общего?
– Тогда … не знаю, – признался юный капитан.
– Единым человечество делает язык, – наставительно сказал Крузо, взмахнув своей трубкой, как машет учитель указкой. – Когда люди понимают друг друга, то они могут достигнуть больших высот в своём развитии.   
– Что же они не достигли? – попробовал съязвить Тартарен.
– Почему же, – возразил Немо, пожалуй, самый из капитанов образованный. Не даром ведь он был принцем и наследником древнего индусского рода. – Человечество поднялось довольно высоко. Правда, это происходит последние лет двести, а до того всё было не так уж хорошо.
– Вы забываете, коллега, – возразил Гулливер, – об временах античности, когда учёные Греции знали об атомном строении материи и о других вещах.
– Да, и это так, – спокойно согласился Немо.
– Но, как же так? – взволновался Тартарен. – Как же может быть, чтобы развитие сменялось … дикостью. В чём здесь смысл?
– С нашей точки зрения – смысла нет, – ответил Василий Фёдорович. – Но если поглядеть со стороны …
– Да как там не смотри, – заворчал Тартарен. – Учение – свет, а неучение – чуть свет на работу. Неквалифицированную.
– Тартарен прав, – воскликнул Дик Сэнд. – Здесь нет логики.
– В Библии говорилось, – вспомнил Крузо, – что когда-то люди говорили на одном общем языке, что они многое умели и знали, и, как-то, в древней Вавилонии затеяли мегапроект – строительство невиданного сооружения – построить башню до небес.
– Сейчас такой проект назвали бы космическим мостом, – пояснил Гулливер, с улыбкой глядя на друзей сквозь круглые окуляры своих очков.
– Может быть, – согласился Крузо. – Этой своей гордыней, а в большей степени – своими успехами люди бросили вызов высшим силам и получили адекватный ответ. По ещё недостроенной башне нанесли ракетно- бомбовой удар и разрушили её.
– Как же так? – вскрикнул Дик. – Но почему же мы об этом не знаем?
– Это смотря кто – «мы», – возразил Крузо. – Я об этих событиях знаю из Библии. Там не только башню разрушили, но и языка общего лишили. Сказано, что все языки «смешались», и люди перестали понимать слова других народов, а многие народы попали в незнакомые места и на другие континенты.
– Это довольно загадочная история, – подтвердил Гулливер. – Само слово «Вавилон» означает «врата богов», то есть то место, где боги появлялись и общались с людьми, но после известных событий это общение прекратилось.
– О-о, это очень интересно, – заявил Тартарен, вся печаль которого уже улетучилась. – Братцы, а что, если нам попробовать узнать, в чём там причина этого конфликта?
– Где замешаны интересы богов, – с сомнением в голосе заявил Артур Грей, – туда не стоит соваться. Мы, моряки, слишком хорошо знаем неуёмную силу стихий. А стихии, считается – эхо эмоций богов. Ссоры между ними выливаются в цунами, землетрясения, иные катаклизмы.
– Но это же … мракобесие, – неуверенно предположил капитан Сэнд. – Сваливать все беды на богов. Ведь есть всему и научное объяснение.
– Надо провести расследование, – снова закричал Тартарен, в порыве чувств выхватывая из-за пояса ятаган и вращая его над головой. – Предлагаю пригласить нашего друга, мистера Холмса, и провести новое расследование.
– Эх, – мечтательно вздохнул Дик Сэнд, – если бы можно было пригласить этого замечательного человека на борт «Пилигрима», когда негодяй Негоро, беглый каторжник и работорговец, подложил под нактоуз (футляр морского компаса) топор и отклонил стрелку …
– Тогда не произошло бы множество тех событий, – заявил с улыбкой Гулливер, – которые прославили твоё имя, мой юный друг. Опасности нас закаляют и направляют в верную сторону.
– Тем более, что в данном случае мистер Холмс нам не поможет, – резюмировал Немо. – Даже если он сейчас не занимается проблемой с Ку-Клукс-Кланом на страницах повести «Долина ужаса», или не пытается разгадать убийства влиятельных мормонов из «Этюда в багровых тонах», то его наверняка преследуют козни профессора Мориарти, который пытается завязать связи с другим ужасным преступником – Фантомасом из книг Аллена и Сувестра. К тому же интересующие нас проблемы связаны не с криминальными преступлениями, а с иными категориями деяний. Божественное провидение проходит по иным статьям. А к этим категориям деяний надо подходить с известной осторожностью. И здесь я соглашусь с нашим другом Греем.
– Господа, – просительным тоном возопил Тартарен, – ах, господа, я хочу вам напомнить, о чём у нас шла речь, пока мы не отвлеклись. Мы говорили о том, что благодаря письменности появилась литература и это стало той точкой опоры, о которой говорил ещё Архимед.
– Дайте мне точку опоры, – вспомнил Василий Фёдорович, – и я переверну весь мир. Но там речь шла о рычаге и законах механики.
– Но они хорошо вписываются и законы развития общества, – заявил Гулливер. – Действительно, письменность способствовала появление не только литературы, но и философии, прочих наук, что начало менять само общество.
– Я слышал, что письменность была дарована людям богом, – решительно махнул трубкой Крузо. – Что первые буквы были начертаны на скрижалях, которые принёс Моисей своим сородичам, и их изучение привело к появлению письменности.
– Это не совсем так, – возразил Немо. – Письменность существовала до Моисея. Клинопись в Египте, брахми в Индии, от которого произошёл санскрит, письменность в Шумере. Можно вспомнить ещё Китай, Тибет. Самые древние рукописи хранятся в хранилищах тибетских монастырей. Может вы собираетесь посетить Тибет, Тартарен?
–Я уже покорял Монблан, – с достоинством ответил тарасконец, – бродил по заснеженным альпийским вершинам. Так что тибетские выси не нагонят на меня страху. Копаться же в монастырских хранилищах, вдыхая бумажную пыль и рискуя вдохнуть с нею палочки Коха, тоже меня мало прельщают.
– Что же вам надо, дружище? – со смехом спросил принц Дакар.
– Признаться, – немного смутился тарасконец, – я много где успел побывать, но вот в Палестине, в той Палестине, откуда начинается история человечества, как это трактуется в Библии … Признаюсь, господа, что меня тянет приобщиться … к тому же эта тайна … скрижали … и вообще …
– А мне нравится предложение нашего общего друга, – заявил Мюнхгаузен, и, как всегда, с небольшой примесью вызова, – и я присоединяюсь к его … хм … предложению.
– Великолепно, – склонил голову, увенчанную чалмой, Немо. – Палестина. И как вы … или мы собираемся туда попасть?
Тартарен развёл руками с самым несчастным видом, а барон фон Мюнхгаузен положил ладонь на эфес шпаги, словно это могло помочь в решении. Но, скорей всего, это был машинальный жест, ибо с помощью шпаги в старые «добрые» времена было принято решать разные деликатные ситуации.
– Быть может я, гм, смогу помочь в ваших затруднениях?
Кто же сказал это? Кто сделал капитанам предложение? Они с недоумением оглянулись и увидели … Да, они увидели, что за всеми этими разговорами их компания увеличилась на одного человека, вполне обычного с виду человека. Худощавого, сухопарого, высокого, но сутулящегося, лицо его имело крупные черты – выступающий нос, мощные надбровные дуги, под которыми глубоко прятались глаза, выступающие скулы, клочковато торчащие короткие волосы.
– Так это же … – вскрикнул Дик Сэнд.
– Здравствуйте, Леонид Андреевич, – тепло поздоровался капитан корвета «Коршун» и протянул руку.
– Не забыли меня, – улыбнулся Горбовский, посмотрел на протянутую ему руку и осторожно пожал её, словно боялся раздавить, словно обладал чудовищной силой. – Признаться, я к вам редко заглядываю.
Наверное, читатель узнал знаменитого капитана звездолёта «Подсолнух», потом – «Тариэль», один из любимых героев братьев Стругацких, которые, кажется, сами пришли к нам из неведомых глубин Вселенной, тайнами которой всех нас они одаривали, крошечными порциями. В первый раз в Клуб Знаменитых Капитанов Горбовский попал случайно: он участвовал в эксперименте по нуль-транспортировке сквозь космическое пространство и случайно этот эксперимент пересёкся с одним из опытов учёных с летающего острова Лапута, где они пытались переместить Лемюеля Гулливера с их острова в клуб. Досадная промашка, но в клуб попал Горбовский, а Гулливер свалился туда уже потом, когда заседание закончилось. Но, право, мы пересказываем то, что вы и без нас знаете (рассказ «Подарок»). Тогда капитаны предложили Горбовскому войти в состав их клуба, посчитав, что новый участник привнесёт к ним свежую струю новых тайн и загадок. К тому же по всем параметрам Горбовский подходил для членства. Вот только … желания самого Горбовского, насколько оно распространяется … и захочет ли он, человек светлого будущего, общаться с капитанами из прошлого. Но оказалось, что Горбовский расположен к общению и обещал почтить их своими визитами. Вот только свободного времени у него находилось досадно мало, а по правде сказать, так и вовсе не находилось. Он появлялся всего раза два, ну, может – три, и то ненадолго, и снова пропадал, чтобы появиться неожиданно, вдруг. Вот как сейчас.   
– Вы сказали, уважаемый Леонид Андреевич, – напомнил капитан корвета, – что могли бы помочь нам …
– Да, – согласился Горбовский, – попасть в древнюю Палестину.
– Но как такое может быть? Вы построили машину времени?
– Почти …но не совсем. Мы научились перемещаться в сознание человека того времени, как бы брать его сознание, помещаться туда, временно; смотреть его глазами, слышать его ушами, двигать его руками, короче говоря – подчинить себе его тело. Но – недолго. Потом сознание его отторгнет посторонний разум, вытолкает его вон.
– А нельзя ли там задержаться? – хищно поинтересовался Тартарен. – На пару недель, месячишко. Это ведь целое путешествие выходит. Погрузиться в прошлое … понаблюдать …
– Нельзя! – сурово заявил Горбовский, нахмурив брови, очень даже убедительно. – Этого делать нельзя. Реципиент, то есть тело, будет отторгать чужой разум. Его можно вводить в заблуждение, что это всего лишь кратковременное помутнение сознания. Оно может длиться день, бывает и больше, а потом … всё может плохо кончиться для того человека, из прошлого, его разум может взорваться, все нервные связи разом исчезнуть. Это я вас предупреждаю, чтобы вы знали. Это весьма сложное дело. Но я верю, что вы – люди благоразумные и отвечаете за свои слова и желания. Правильно ли я понимаю?
– Совершенно верно, Леонид Андреевич, – уверил капитан корвета. – Вы нас понимаете совершенно правильно. Просто ваше предложение, оно для нас … слишком необычно. А что вас побудило заняться древней Палестиной?
– Предтечи, – коротко ответил Горбовский.
– Кажется, это тоже из Библии, – заявил Робинзон Крузо, посматривая на своих товарищей. – Если я не ошибаюсь, так называли Иоанна Крестителя. Он так и назван - Иоанн Предтеча. То есть Предшественник, заявляющий о скором Пришествии Мессии, Иисуса Христа. Но … причём здесь Иоанн?
– Иоанн здесь действительно не при чём, – доверительно сообщил Робинзону Горбовский, а потом посмотрел на других капитанов. – Я ведь сказал – Предтечи, а не Предтеча. Предтечи, это условное именование загадочной древней цивилизации, которая предшествовала настоящим, теперешним, то есть человечеству, тагорянам, леонидянам и прочим. Мы не знаем о Предтечах ничего. Почти ничего. Что они были и ушли. Неизвестно, что стало причиной их ухода. Неизвестно, куда и как они удалились. Над всем этим можно только гадать. Но, каким-то образом, они продолжают присутствовать, посредством разных созданных ими механизмов, продолжающих функционировать. Это может быть что-то глобальное – к примеру, «чёрные» или «белые дыры», а может что-то микроскопическое, к примеру – дополнительные гены в цепочках ДНК. Мы как-то столкнулись с одним из таких «механизмов» …
Далее Горбовский начал пересказывать события, подробно рассказанных в повести «Жук в муравейнике» Аркадия и Бориса Стругацких. Капитаны что-то слышали про те события, но терпеливо слушали Горбовского, ожидая узнать что-то новое. Всего пересказывать Леонид Андреевич не стал, но передал те сомнения, какие испытал Рудольф Сикорский, руководитель КОМКОН-2.
– Неизвестно, что можно ждать от событий, последствий которых предусмотреть невозможно, – подошёл к концу своего рассказа Горбовский, – негативных событий. Если всё будет хорошо, так пусть будет, кто же станет противиться. Но если на человечество обрушится лавина, первым «камушком» которой мог бы стать тот «саркофаг» с «детонаторами». Насколько это было у всех на нервах …
– И что? – С любопытством спросил Тартарен, которого всё таинственное не оставляло равнодушным. – Ничего не случилось?
– Случилось, – вздохнул Горбовский. – Для чего тогда Предтечам надо было всё начинать? Когда завершился процесс, который проходил где-то глубоко внутри подсознания «близнецов», на уровне ДНК, началась операция, которая получила название «Волны гасят ветер». «Близнецы» стали находить людей с необычными способностями и помогали им … как это сказать … перейти на другой уровень восприятия, даже бытия. Это были уже не просто люди, а людены, следующая ступень в эволюции человечества.
– Это хорошо? – спросил Василий Фёдорович (все остальные тревожно молчали). – Или плохо?
– Как вам сказать? – снова вздохнул знаменитый звездолётчик. – Для кого – хорошо, или плохо? В своё время человечество разделилось на кроманьонцев и неандертальцев. Вторые были более сильные, но первые – умели принимать быстрые решения, адаптироваться к новым условиям, были умны и организованы. В открытом военном столкновении кроманьонцы проигрывали, но – стратегически – вытеснили своих «конкурентов».
– Неандертальцы все погибли? – уточнил Дик Сэнд. Горбовский улыбнулся ему и ответил:
– Как бы – да. Но до сих пор ходят слухи о «снежных людях». Это и есть остатки тех неандертальцев, которые всё же сумели как-то эволюционировать и так вписаться в природу, что она взяла их под защиту, тогда как люди …
– Что там с людьми? – нахмурился Крузо.
– С людьми всё не так однозначно. Слишком много они дров наломали, слишком много наэкспериментировали. Вот и получили – возникновение нового вида – людены. Для человечества это – пока – ни холодно, ни жарко, а для всей системы нашего мироздания – скорей всего плюс.
– То есть мы все – уходящая натура? – Грустно спросил Артур Грей.
– Мы-то с вами – книжные персонажи, – ответил уклончиво Горбовский, – и уходящими сделаемся тогда, когда наши книжки перестанут читать. Но я говорил немного о другом. Коррекция, вещь нужная. Ещё в школе принята оказывать помощь отстающим ученикам. Когда-то, в колониальные времена, были в ходу рассуждения о «миссии белого человека». Это была другая сторона колонизации. Мол, в отсталые страны привносится цивилизация и передовые технологии, а не только проводится выкачивание всех и всяческих ресурсов.
– Но ведь – выкачивали, – утвердил Немо.
– Преимущественно – да, – кивнул Горбовский, – особенно там, где был задействован хищнический капитализм, с «акульим лицом». Но там, где колонизаторы собирались остаться надолго, а то и навсегда, делались серьёзные вложения, строилась экономика. Это и Австралия, и Новая Зеландия, и Гонконг, и Южная Африка. Самый показательный пример, это – США и Канада. Но я сейчас хочу сказать не об экономике, а о глобальном развитии, когда вкладывают в культуру и образование, в здравоохранение и социальные условия, и дальше – по мелочам, которые, в своей совокупности – совсем не мелочи. В таких делах – мелочей не существует. Это не поняли, не захотели понять, деятели колонизированных народов, когда принялись выталкивать прочь колонизаторов. Всё закончилось весьма печально для половины стран Африки и Центральной Азии, которые самостоятельно не могли заниматься развитием своих государств, да и не были в этом заинтересованы, а в результате на части территорий произошло сползание в Средневековье и религиозный фанатизм. Это - на Земле, а Стругацкие писали об Арканаре, Сарракше, Гиганде.
– Там тоже пытались колонизировать население? – неуверенно спросил Дик Сэнд.
– В фантастике колонизируют не население, – пояснил звездолётчик, – а планеты. Это выглядит как бы положительно. Но если планеты заселены, и заселены отсталыми цивилизациями, то здесь надо действовать тонко. Для этого у нас имеется целый институт. Называется – институт экспериментальной истории. Его сотрудники  и пытаются решить проблемы этих цивилизаций, как действовать так, чтобы ускорить процессы наступления Светлого Будущего, как вытянуть мир из Тёмного Прошлого.
– И как? – заинтересованно спросил Мюнхгаузен. – Получается?
– Я же говорил, что это дело сложное, – уклончиво ответил Горбовский. – По прикидкам и наработкам – получаться должно, но … не всегда. В том же Арканаре случилась резня. И на Сарракше были серьёзные сбои, и в других местах. Здесь главное, всё время быть в готовности правильно реагировать. История ведь – экспериментальная, то есть обучение происходит во время процессов.
– Вот и мы так же, – важно заметил Тартарен, – действуем, несмотря ни на что. Главное, чтобы толк был.
– Чтобы о нас толковали, – доверительно пояснил Мюнхгаузен, – о наших знаменательных деяниях. А уж мы … о-го-го …
– Мы тоже – о-го-го, – сообщил Горбовский. – О наших деяниях тоже говорят и пишут весьма знающие люди и, больше того – Авторы. Но я всё это для чего говорю?
– Как для чего? – удивился Тартарен. – Для нас!
– А говорю я, – поднял указующий перст звездолётчик и указал им в небо, – что пришла потом мысль, что, возможно, кто-то экспериментировал и с нами.
– Кто? – удивился Мюнхгаузен. – Кто посмел?
– А я знаю! – закричал Тартарен и даже сделал движение, чтобы захлопать в ладоши, но сдержался как-то, – я знаю! Это – боги. Боги Олимпа. Они всё время находились рядом и среди людей, всё время чем-то влияли, а один Титан, кажется, Прометей, распространял среди людей знания, научил пользоваться ремёслами, помог им «приручить» огонь.
– А его потом за это наказали, – добавил Робинзон Крузо, – приковали к кавказским скалам, и орлы клевали его печень.
– Вот как – знания-то раздавать, – развёл руками Гулливер. – Это может быть запретным эксклюзивом.
– А разве можно запрещать учиться? – удивился Дик Сэнд.
– Ты сам представь, – обратился к нему Василий Фёдорович, – провели к вам электричество, установили в комнате розеток для пользования, а ты туда пальцем полезешь. Тебя может так шарахнуть! – мало не покажется.
– Но ведь этому надо обучать, – согласился юный капитан, – объяснять, показывать …
– Всегда найдётся торопыга, – сообщил Артур Грей, – который сначала руками хочет попробовать, а уже потом разбираться будет. Как делает большинство людей, когда берёт в руки какой прибор: начинает крутить его и нажимать все кнопки подряд, а когда тот сломается, достаёт инструкцию пользователя. Вот Прометея и наказали, что он опередить время пытался.
– За жажду познаний человек пострадал, – вздохнул Тартарен, – понимать надо.
– Прометея можно было назвать прогрессором, – заявил Горбовский. – Примерно так вёл себя Максим Каммерер на Сарракше и последствием его действий стала небольшая гражданская война, что не есть хорошо. Но я напомню, что начал разговор с рассуждений наших историков, что, возможно, некие прогрессоры действовали и на Земле. К тому времени «саркофаг» с «детонаторами» был уже найден, а потом действовали и «близнецы», но речь шла не о новейшем времени, а о временах античности, древности, о библейских временах…
– Библейских? – переспросил Василий Фёдорович. –Тогда мы начинаем догадываться.
– Вот-вот, – кивнул звездолётчик. – Как-то получилось так, что евреи каким-то образом сумели привлечь к себе внимание и с ними стали работать плотнее, чем с другими.
– В Индии тоже шли контакты, – немного ревниво заметил Немо. – Возьмите Брахму и его учение …
– Ещё более показателен Китай, названный Поднебесной империей, – сообщил Горбовский, – именно по причине связи с космосом. Но сейчас мы говорим о Библии. Саваоф, Иегова, Яхве. Высшие силы представлялись по-разному, разным людям. Мы взялись изучить те моменты, которые были связаны с Моисеем.
– Кто это – мы? – задал вопрос капитан корвета «Коршун».
– Мы, это сотрудники отдела библейских исследований при Институте экспериментальной истории, – терпеливо пояснил Леонид Андреевич, – а я … видите ли, друзья мои, здесь задействованы весьма своеобразные категории. Дело в том, что всё описанное в Библии происходило три, пять тысяч лет назад, а то и больше. Каким образом можно изучать те события?
– Наверное, по каким-нибудь архивам? – предположил Дик Сэнд. – Наверное, где-нибудь в Ватикане …
– Может, в Ватикане и в самом деле что-то есть, – пожал плечами звездолётчик, – но это слишком запутанный путь. К тому же туда крайне неохотно допускают, даже в моё время. Но нам этого мало. И тогда наши учёные придумали свой, остроумный путь. Дело в том, что каждый человек всё, что видит, откладывает в памяти, и всё это складывается в «хранилища» в подсознании. Нам надо только найти то, что нам надо.
– В голове у человека, который жил пять тысяч лет назад? – догадался Гулливер. – Какая интересная идея. Боже мой, я теперь начинаю вспоминать. Кажется, мои друзья с Лапуту тоже говорили что-то подобное.
– Ну а я не верю, – заупрямился Мюнхгаузен. – Я понимаю толк в хорошей выдумке. Можно сказать, что в этом я – профессионал, но это … не укладывается у меня в голове.
– Укладывается, – весело протянул Горбовский руку, длинные пальцы которой плотоядно шевелились, – дорогой вы мой барон, я вас уверяю, что укладывается. Просто вы это … не почувствовали. 
–  А у вас, уважаемый герр Леонид Андреевич, – с гонором поинтересовался барон, – это наверняка получилось?
– Мне помогли, – поведал звездолётчик, – и тут задействован, друзья мои, один весьма существенный момент. Когда искали носителя генов пророка Моисея, оказалось, что искомый ген оказался у вашего покорного слуги. Конечно, я был не единственный из реципиентов, но моя кандидатура оказалось … гм-м … предпочтительней прочих по той причине, что я … короче говоря, я уже имел дело с Предтечами и в курсе всяких там особенностей. Есть и другие обстоятельства, на которых мы сейчас не будем останавливаться. И вот сейчас будет произведён опыт, суть которого будет общение моего отдалённого предка с … гм-м … Богом, или тем, кто себя выдаёт за него.
– А какая роль предназначена для нас? – спросил Василий Фёдорович, тогда как прочие капитаны обменивались впечатлениями от столь шокирующей новости. – Ведь явно вы хотите нам что-то предложить.
– И да, и нет, – уклончиво ответил звездолётчик. – Сейчас будет чисто визуальный контакт, так сказать – проба пера, но позднее я хотел бы кое-что предложить вам, друзья.
– Мы заранее согласны на всё! – восторженно закричал Тартарен. – Друзья мои, у нас есть шанс заглянуть Богу в глаза! Мог ли кто из нас когда-либо ...
– Друзья мои, – признался Крузо. – У меня … дрожат руки. Такого не было даже тогда, когда я находился рядом с каннибалами.
– А как это всё будет выглядеть? – спросил Гулливер. – Вот сейчас мы находимся в нашей «кают-компании», весьма мило беседуем, а вы, Леонид Андреевич, предлагаете нам отправиться … куда отправиться? В Палестину? В Египет? К горе Хорив? Что мы будем делать там? И – главное – как мы туда попадём?
Остальные капитаны, слушая вопросы Гулливера, задавались своими вопросами и начал шумно высказывать сомнения. Несколько минут Горбовский наблюдал за ними, а потом поднял руку, призывая к вниманию.
– Нам не придётся ехать куда-то далеко, или погружаться вглубь веков. Отправлюсь один я, и то не прямо. Погружение будет заключаться в открытии неких «пластов» подсознания, которые условно можно назвать «памятью предков». Недавно это направление было открыто нашими учёными. Оно и стало базой для открытия Института экспериментальной истории. То, чем занимаются прогрессоры в Арканаре, на Гиганде и других мирах, тоже используется в институте. У нас разработано новое программное обеспечение, позволяющее видеть «картинку» не только самого носителя гена, но и другим исследователям. Вот я и решил пригласить вас на это пробное путешествие.
– Пробное? – разочаровано переспросил Тартарен.   
– Потом будет ещё, – обнадёжил Горбовский. – Впрочем, если вам не очень … или у вас имеются дела поважнее, то …
– Нет-нет! – закричал Дик Сэнд. – Мы готовы составить вам компанию.
– Как сказал один мой знакомый, – добавил Тартарен, – до пятницы я совершенно свободен.
– Вот и хорошо, – обрадовался звездолётчик, – вот и ладушки. А это вам, друзья – от нашего института.
Горбовский достал из внутреннего кармана куртки объёмистый футляр, начал вынимать из него очки и подавать капитанам. Очки были дымчатые и меняли цвет стёкол в зависимости от того, под каким углом их разглядывать.
– Здесь всё просто, – принялся объяснять Горбовский. – Вы их одеваете и … ждёте. Как только начнётся опыт, они будут показывать то, что увижу я … то есть не совсем я, а мой отдалённый предок … этот … короче – Моисей.
– Мы увидим Моисея?! – воскликнул Крузо.
– Моисея? – переспросил звездолётчик. – Н…нет, думаю, что его – нет. Вы же себя сейчас не видите. Друг друга – да. Но каждый – сам себя – нет. Вот и я … буду видеть что угодно, но не себя. Я надеюсь, что там будет на что посмотреть.
Пока все примеряли очки, устраивались поудобнее и обсуждали, каким это образом они будут видеть, ведь их гость не оставил телевизора или какого иного устройства для просмотра. И вдруг …
Вся комната, их привычная «кают-компания» преобразилась. Собственного говоря, она перестала быть комнатой и пропала. Была «кают-компания» и … её не стало. Теперь перед ними простиралась равнина, заросшая разнортравьем, а кругом бродило стадо разных животных: буйволицы, лошади, бараны, ослы и все они перемещались с места на место, выискивая траву погуще и сочнее, толкая друг друга. Временами между животными вспыхивали ссоры и тогда прибегали здоровенные кудлатые собаки и наводили порядок самыми злобными методами. Порой животным доставалось и … и … от … наверное, это и был Моисей. Дик Сэнд осторожно стащил с носа очки и … снова оказался в читальном зале библиотеки. И прочие капитаны были здесь, но вид они имели весьма потешный. Каждый из них оглядывался по сторонам с потрясённым видом. Сэнд хихикнул и вернул очки на место.
– Уважаемый принц, – обратился Дик к Немо, – вы из нас самый технически образованный. Как можно устроить так, словно мы в действительности оказались в прошлом и попали на луг? В своё время я восхищался синематографом, потом увидел телевизор, но здесь … это что-то особенное.
– Я тоже удивляюсь этому, – признался Немо, немного сконфуженный, – и пытаюсь объяснить себе принципы.
– А вас не удивляет, друзья, – подошёл к ним Гулливер, – наше зрение? Как мы видим, в объёме и цвете?
– Ну-у, – протянул юный капитан. – Я об этом не задумывался. Вижу, и всё хорошо.
– Это для нас привычно. Своё зрение мы считаем обыденностью, хотя оно гораздо совершенней любой техники с качественными характеристиками. По-видимому, учёные будущего научились использовать все выгоды зрения. А то, что мы видим … Я думаю, что всё нами увиденное, как-то сохраняется в нашей памяти и откладывается в некое хранилище, где и сохраняется. Бывает так, что во сне мы видим некие события, которые давно нами как бы забыты, но вновь предстают. Это и есть просмотр из того «хранилища», пусть и непроизвольный, неконтролируемый. Также просмотр может быть тех материалов, которые видели предки. Есть люди, которые могут контролировать эти «экскурсы» во сне. Такие опыты можно проводить и с помощью научных методов. Я говорю о такой дисциплине, как гипноз, когда можно заставить подсознание делиться воспоминаниями. То, что делается это чрезвычайно редко, говорит о том, что всё это вне интересов людей. Наверное, наука Будущего ушла далеко вперёд. Но давайте пока что посмотрим, что нам хотят показать, а выводы мы сделаем сами.
– Постойте, уважаемый Сэмюель, – попросил Дик. – Я не очень понял, почему мы видим всё это. Ведь этого не должно быть в нашей памяти.
– Всё это видит Горбовский. Это хранится в его родовой памяти. А уже из его подсознания «картинка» транслируется нам с помощью этих удивительных «очков». Однако же, смотрите, кажется, сейчас что-то начнётся.
Потихоньку стадо продвигалось вперёд, по мере того, как животные поглощали траву и направлялись к свежей. Впереди виднелись заросли терновника. Вдруг самый большой куст озарился вспышкой, от которой ближайшие животные шарахнулись в сторону. Каждый из капитанов прикрыл лицо рукой, защищая глаза. Собственно говоря, всё это была «запись», сделанная тысячи лет назад. Просто кто-то из исследователей Института экспериментальной истории сумел отыскать нужный фрагмент. Теперь каждый из капитанов видел то, что видел Леонид Андреевич Горбовский, точнее – его исторический предок, тот самый Моисей, которому было суждено вывести евреев из Египта. А пока что Моисей был занят тем, что приглядывал за стадом овец, принадлежащих князю Рагуилу, который был ещё и священником Иофором, отцом Сепфоры, на которой Моисей женился, а теперь вот приглядывал за стадами состоятельного тестя.
Казалось, что терновый куст объят пламенем, но то не было огнём. Скорей это было … подобие какого-то  мыльного «пузыря», но он не лопался, а висел в воздухе, переливаясь разными красками, словно по нему стекали зыки пламени. Это было удивительное зрелище, но потом … в пузыре появился силуэт человека, словно он стоял в очаге пламени. Но его не волновал эффект огня. Он не обращал на это ни малейшего внимания. Черты лица человека были до такой степени правильными и совершенными, что можно было даже сомневаться – человек ли это. Он явно знал, кто перед ним и обратился:
– Моисей …
Каждый из капитанов думал, что обращаются именно к нему, так как человек в «пузыре» смотрел прямо на него. Радужные пятна скоро перестали двигаться и теперь казалось, что незнакомец находится на месте тернового куста, а вокруг колышутся языки пламени – зрелище незабываемое.
– Вот я, Господь, – послышался дрожащий голос.
Это говорил Моисей, перед которым и было разыграно это представление. Пастух из архаичного мира не мог видеть голографических программ и такое зрелище было для него в новинку. Тем более, что обратились ни к кому-то там, а именно к нему. Он топтался на месте, а потом шагнул вперёд. Ещё немного, и он разберёт, что сквозь изображение видно то, что находилось по ту сторону куста. Изображение беспокойно зашевелилось.
– Не подходи ближе. И сними свою обувь, ибо должен понимать, что это земля святая, и с тобой говорит Бог моими устами.
– Бог, – голос Моисея звучал потрясённым.
– Ты должен был догадаться сам. Я – Бог отца твоего и народа твоего. Я – Бог Авраама, Бог Исаака и Бог Иакова.
Такие заявления могут напугать кого угодно, а уж тем более человека из столь отдалённых времён. Моисей начал отступать назад и закрыл ладонями лицо, чтобы не видеть черты лица непонятного существа, назвавшегося Богом. Это могло закончиться печально. Но такое отступление не входило в планы того, который начал разговор.
– На меня смотри. Внимательно, то есть внимай мне. Я вижу всё и увидел страдания народа моего в Египте и услышал вопль народа от приставников его. Я знаю скорби народа моего и иду избавить его от рук египтян, чтобы потом вывести вас в землю хорошую и пространную, где текут молоко и мёд, в землю хананеев, хеттеев, аморреев, ферезеев, гергесеев, евсеев, иевусеев. И теперь, когда вопль сынов Израилевых дошёл до меня, посылаю тебя, Моисей, к фараону, царю египетскому, чтобы ты передал ему мои повеления о том, что я собираюсь вывести сынов Израилевых.
Изображение всё время неуловимо менялось. Начинал говорить молодой человек приятной внешности с длинными волосами, лежащими на плечах и высоким мелодичным голосом, продолжил плечистый здоровяк с мощными надбровными дугами и полным отсутствием волос, обладающий грубым голосом, а заканчивал весьма пожилой старец с глубоко запавшими глазницами, откуда грозно блестели зрачки, лоб пересекали глубокие складки морщин, а голос был столь низко-инфернален, что от него заныли зубы. Одно и то же «ритор» повторял по несколько раз, наверное, чтобы слушатель  всё понял и запомнил. Как только речь закончилась, «пузырь» снова заблестел радужными пятнами, а изображение свернулось в точку и исчезло. Остался запах озона и чувство удивления, сопричастности к какому-то чуду. К тому времени стадо начало беспокоиться и вдруг все, как по команде, внезапно устремились прочь. Должно быть исчезновение «картинки» сопровождалось каким-то акустическим ударом в регистрах, не воспринимаемых человеческим ухом, но слышимых животными. Моисей бросился за стадом, размахивая посохом.
– Что это было, друзья мои? – спросил, почти жалобно, Тартарен, беспомощно крутя в руках здоровенного вида «Смит- Вессон», который он машинально вынул из кобуры. – Ведь это нам не показалось?
– Я думаю, – медленно откликнулся Василий Фёдорович, – что это всё было на самом деле, в те времена.   
– Как вы думаете, капитаны, – спросил Дик Сэнд, поглядывая в лицо каждому из товарищей, – для чего капитан Горбовский предложил нам этот опыт?
– Хороший вопрос, – хмыкнул Немо. – Я думаю, что капитан Горбовский сам нам это расскажет, а пока он не заглянул к нам «на огонёк», давайте вспомним, что там дальше было с Моисеем.
– А что там вспоминать, – громко откашлялся Робинзон. – Я эту историю помню неплохо. Я уже говорил, что у себя, на острове, я часто перечитывал Библию потому, что ничего другого под рукой не было и потому, что чтение этой книги давало тему для размышлений и придавала силы в разных жизненных ситуациях. Про некоторые мы ещё поговорим, а что касается Моисея, то он и правда потом отправился к фараону. Но перед этим Моисей делился своими сомнениями с тем, кто с ним говорил из тернового куста, ангел или иной посланец, который называл себя Богом. Я думаю, что никого другого Моисей бы не стал слушать. Но и тогда он засомневался и спросил того «ангела», что его могут и не послушать, а что не будет слушать фараон, так это – без обсуждений.
– И что ему сказал этот … который «ангел»? – спросил Сэнд.
– Надо было нам досмотреть всё до конца, – ответил Крузо. – Я помню, что этот «ангел» начал демонстрировать пастырю чудеса, то есть деяния непонятные для понимания.
– И что же это было? – не успокаивался Дик.
– Он попросил Моисея бросить посох, который тот держал в руках, и посох внезапно пополз, извиваясь, как змея. Потом ангел приказал хватать ту «змею» за хвост, и она вновь оказалась посохом. Это Моисея впечатлило, но потом он снова засомневался, и «ангел» приказал Моисею взглянуть на себя и провести рукой по телу. С большим ужасом пастырь увидел на себе все признаки проказы, тяжёлой неизлечимой болезни, которая считалась наказаньем божьим грешникам. Моисей издал вопль ужаса и собирался пасть ниц, но «ангел» остановил его и попросил рассмотреть себя ещё раз. Теперь Моисей видел, что тело у него вновь чисто, как и было утром. «Ангел» попросил набрать воды и брызнуть ею на землю. Вода обращалась кровью. Моисей видел, что нет пределам чудесам, которые творились перед его глазами ...
– Знаете, друзья, – вдруг заявил капитан Немо, – всё это напомнило мне выступления факиров …
– Братцы! – закричал Тартарен. – Я вспомнил! Когда я попал в Алжир, чтобы заняться там охотой на атласских львов, я видел там дервишей, которые часами вращались на месте, расставив руки в стороны. Говорили, что они находятся в особом религиозном трансе и общаются таким образом со своим Господом. Мне это было не очень понятно. Кто-то называл их факирами. Но при чём здесь этот «ангел»?
– Уважаемый Тартарен, – обратился к тарасконцу Немо. – Здесь имеет место небольшая путаница, которая может ввести в заблуждение и более просвещённого человека. На Востоке факирами называют нищенствующих аскетов. У арабов и турков так же называют дервишей. Это разновидность странствующего монаха, выполняющего разные причудливые обеты (обязательства перед богом). В Индии факирами называли как дрессировщиков и фокусников, выступающих перед публикой, так и занимающихся разными таинствами, чаще всего – йогой, но бывало, что и магией. Они тоже демонстрировали свои умения, чтобы доказать возможности своей религии. Это касается в первую очередь брахманов. Это высшая каста жрецов, занимающиеся религиозными ритуалами. Они обращаются к Праджапати, богу-творцу, принося ему в жертву самого себя. Считается, что такое членовредительство, космическая жертва, приближает жертву к творцу, как-то уравновешивает их между собой, устанавливает гармонию между богом- творцом и предназначенной ему жертвой. Потому аскеты- факиры были так истощены, и потому обладали разными способностями, многократно превышающие обычные человеческие возможности, как физические (йога), так и граничащие с чудом (раджа-йога), и нечто совсем божественное (брахма-йога).
– Это как понимать? – удивился Артур Грей, который слушал со скептическим видом. – Это из арсенала восточных сказок?
– Это относится к закрытым знаниям, – поправил товарища Немо. – Если упражнения обычной йоги показывают довольно часто, то уровень раджа-йоги предназначен для избранных. Но возможно, что об этом узнают и некоторые другие. Так учение гипноза стало достоянием многих любопытных, а когда-то это тщательно скрывалось. То, что демонстрировал когда-то Вольф Мессинг, тоже относится к приёмам гипноза. То, что демонстрировалось Моисею, вполне подходит к приёмам этого искусства. Действительно, это граничит с чудом для человека неискушённого, пастыря овечьего стада.
– Но ведь позднее этот пастырь, – продолжил, нахмурившись, Крузо, – не только говорил с вождями своего народа, но отправился к фараону и сообщил тому, что все евреи должны покинуть Египет, потому что их Бог призывает их уйти оттуда. Так было написано в книге «Исход», где как раз и описывалось, как евреи вернулись на свою Родину. Вы хотите оспаривать эти рассказы?
– Зачем мне это надо? – удивился Немо. – Сейчас мы сами ко всему этому прикоснулись, а кое-что увидели лично. Наш новый товарищ, Леонид Андреевич Горбовский любезно позволил нам стать свидетелями тех славных страниц, из каких была составлена священная книга иудеев и христиан. Но мне бы хотелось выслушать пояснения со стороны Леонида Андреевича.
– В самом деле, господа, – тут же начал оглядываться Тартарен, – а где же наш новый товарищ, капитан корабля, что путешествует между звёзд и галактик?
– А что, – тут же предположил барон, – если судьба забросила его на другой конец Вселенной, где ему суждено навечно затеряться?
– Почему же – затеряться? – начал спить Дик Сэнд. – Он был так добр к нам, предложил участвовать в замечательном опыте.
– Он затеял игру с богами, – вздохнул Василий Фёдорович, – а это может весьма печально закончиться.
– Я предлагаю поступить так, как мы не раз уже делали, – предложил Артур Грей. – Давайте я пошлю своего матроса, Летику, на страницы книжки братьев Стругацких, а он передаст послание для Леонида Андреевича.
– А ведь это дельная мысль, господа, – заголосил Тартарен. – Это дельная мысль! К чему нам мучаться неизвестностью, делать предположения, когда надо всего лишь послать телеграмму и ждать ответа …
– … Как соловей лета, – подхватил Василий Фёдорович ту фразу, которой часто заканчивали свои эпистолы некоторые экзальтированные барышни. Все капитаны рассмеялись, а Тартарен сделал вид, что тоже смеётся.
– Признаться, господа, – заговорил, вздыхая, барон Мюнхгаузен, – вся эта история с изображением ангела в терновом кусте весьма меня заинтересовала, особенно когда я своими глазами это увидел. А что там было дальше, с Моисеем? Вы, уважаемый Робинзон, помните это?
– Конечно! – встрепенулся Крузо. – Получив такое напутствие, Моисей направился к Иофору и заявил, что возвращается в Египет, чтобы вернуть оттуда свой народ на свою Родину. Конечно же, тот опустил Моисея.
– Да, – добавил Гулливер, – у евреев Моисей зовётся «Моше», то есть «Спасённый из воды» («мо» - «вода», «удше» - «спасение»). Когда-то фараон приказал истребить всех младенцев мужского пола, потому что было предсказание, что один из них сделает то, что принесёт вред Египту, но мама младенца, Иохаведа, скрывала ребёнка три месяца, а потом положила в корзину и спрятала в тростнике на берегу реки, а дочь Рамзеса, принцесса Термутис нашла корзинку и взяла ребёнка себе. Первые годы Моше (такое имя он получил от принцессы) прожил в роскоши, но потом голос крови в нём преобладал. Как-то Моше увидел надсмотрщика, избивавшего еврейских рабов. В Моше взыграла ярость, он набросился на надсмотрщика и … убил его. Пришлось ему бежать в землю Мадиамскую, где его взял под своё покровительство князь Рагуил. Там Моше, то есть Моисей провёл сорок лет, прежде чем он пришёл пообщаться с богом.
– Всё равно, – признался Дик Сэнд, – это не укладывается у меня в голове. Бог, это где-то там, но чтобы увидеть его, надо … надо … не знаю что.
– Надо, чтобы богу самому захотелось поговорить с тобой, – любезно подсказал Немо. – А не пора ли нам, друзья, сделать перерыв для обеда?
– Золотые слова, – обрадовался Тартарен. – Вы, любезный принц, сняли это предложение буквально с моего языка. Давайте отправимся …
– Ко мне, – успел сказать барон, взмахнув своей треуголкой с самым гостеприимным видом. – Здесь, в нашей «кают-компании» хорошо, приятно поговорить и вспомнить былые дни, наши приключения, но для обеда отправиться лучше в мой замок, в каминный зал, где имеются обеденные столы, а штат вышколенных слуг только и ждут, чтобы подать на стол … Кстати, забыл сказать, что сегодня у меня должны быть жареные перепела и паштет из гусиной печёнки, нежный как улыбка Мадонны.
–О, это восхитительно, – запел Тартарен, – а у меня найдётся бутылочка мадеры, подарок алжирского бея.
– У меня у самого великолепная коллекция лучших рейнских вин, – с достоинством отозвался Мюнхгаузен.
– Вы умеете убеждать, дорогой барон, – заявил Грей. – Сейчас, я отдам распоряжение Летике, и мы все отправляемся к вам.
+ + +
Надо ли вам описывать, как себя чувствовали капитаны в доме барона, в его дворце. Это был самый настоящим дворец, но – в несколько уменьшенном масштабе. Его можно было назвать особняком, потому что он стоял отдельно от других зданий (значение слова «особняк» в этом и заключается). Да, был здесь и каминный зал, весьма большая комната, которая занимала чуть не треть всего внутреннего пространства «дворца». Камин был хорош и вмещал в себя кучу дров, теоретически вмещал, ибо полностью его загружали дровами не так уж часто, из экономии. Германцы, они умеют быть экономными, то есть не расточительными. Важные слуги в расшитых ливреях, все три, обслуживали гостей, словно те были курфюрстами, по меньшей мере, подавали блюда, не то, что уж совсем большими порциями, но насытиться было можно. Барон тут же переоделся в парчовый халат, снял свой паричок, который был всегда на нём, когда Мюнхгаузен был не дома. Барон говорил много, громко и почти всё про себя, про свои былые дела. Но разговор, в конце концов, снова перешёл на Моисея и всё, что было связано с исходом евреев из Египта.
– Ангел из тернового куста (неопалимой купины) убеждал Моисея выполнить миссию и вывести еврейский народ из Египта, но тот всё сомневался в своих силах, – рассказывал Крузо. – Тогда ангел продемонстрировал ему ряд чудес …
– Такие «чудеса» показывали брахманы, – напомнил Немо, – воздействуя на подсознание слушателей.
– С помощью подсознания и мы стали свидетелями всего происходящего, – заявил Гулливер, – но я хотел бы кое-что прояснить. Дело в том, что в те времена израильские племена состояли из двух групп: пришедших в Ханаан с востока и юга. Они предпочитали держаться отдельно, не перемешиваясь. Они поклонялись божеству, которое называли иногда Иегова, а иногда Эл-Шаддай. Имя Яхве («Сущий») было сказано Моисею через того ангела, с которым он общался на горе Хорив. Один из главных аргументов Моисея, которые он приводил, когда отказывался от поручения для него со стороны Яхве, было его косноязычие. Моисей боялся, что его не захотят слушать и, таким образом, он не справится с этим делом. Но ангел настаивал и даже был разозлён до такой степени, что хотел с Моисеем расправиться.
– Как это так? – удивился Дик Сэнд.
– Об этом сказано в книге «Исход» (глава 4, стих  24): «Дорогою на ночлеге случилось, что встретил его Господь и хотел умертвить его». Но дальше Сепфора принесла необходимую жертву и инцидент замяли. Ангел обещал, что поможет Моисею находить нужные слова, которые будет ему их в голову вкладывать, а народ убеждать будет Аарон, брат Моисея, которого срочно подключили к миссии.
– Это можно назвать тандемом? – осторожно спросил Дик Сэнд, который был любопытен, как это свойственно молодости.
– Чтобы вы знали, молодой человек, – посчитал нужным объяснить Немо, – что тандемом называется последовательное расположение однородных устройств по одной оси, например, цилиндров поршневой машины. Их может даже не две, а три. Пар расширяется в цилиндре меньшего диаметра, а потом переходит в больший цилиндр, что позволяет сделать полезную работу более эффективной. При этом цилиндры расположены последовательно, связаны общим штоком и шатуном, работают на один общий кривошип. Правда, тандемом был назван ещё и спортивный велосипед, рассчитанный на двух спортсменов, которые соединяли усилия для придания своей машине дополнительной скорости. Но он не эффективен для манёвра, когда трудно соединить действия двух людей, согласовать стратегию действий. Может быть близнецы могут мыслить синхронно, но это скорее исключение, чем правило.
– Значит, тандем здесь не очень подходит? – уточнил Сэнд.
– Возможно, братья и делали общее дело, но – по-разному. Дальше будет понятно.
– Позвольте, я продолжу, – заявил Крузо.
Пока капитаны беседовали, Крузо раскочегарил свою любимую трубку, подтащил кресло к камину, с удобствами устроился в нём (в кресле) и принялся пускать в камин клубы табачного дыма, разглядывая языки пламени, которые пожирали поленья, переваривая их в головни. Вид Робинзон имел весьма хмурый. Почему-то люди религиозные весьма сурово относятся к разговорам, касающимся вопросов религии. Но Робинзон не вступал в споры со своими товарищами. Он ждал, когда можно будет продолжить свой рассказ.
– Первым делом Моисей отправился к своему брату, Аарону и объяснил, что им предстоит сделать. Да, он говорил несвязно, перескакивал с одного на другое, но брат понял, что Моисей хотел ему сказать и заявил, что он готов, готов ко всему. Так они отправились к фараону вместе.
– А сложно это – попасть к правителю? – спросил Дик Сэнд.
Остальные капитаны внимательно слушали, не забывая о тех стаканах, куда им подливали рейнское вино вышколенные баронские слуги. Главный слуга, мажордом, подливал только барону Мюнхгаузену.
– Практически это сделать невозможно, – объяснил Гулливер. – Даже к разным там графам и князьям попасть на приём не так уж и просто, разве что, находясь с ними в близкой дружбе (барон поднял свой бокал и благосклонно кивнул головой) что же касается королей, императоров, то это ещё сложнее. Фараон же приравнивался к богу. Слово «фараон» происходит от сочетания «pr- oh» и означает «великий дом». Имена фараонов подчёркивали их божественное происхождение. К примеру, Рамзес означал «рождённый Ра», а Аменхотеп – «Амон доволен». Каждого фараона окружали многочисленные жрецы, которые блюли множество ритуалов, должных означать принадлежность к божеству, избранность. Трудно представить, чтобы человек, явившийся из пустыни, попал бы к фараону для беседы.
– Однако же Моисей попал, и Аарон тоже, – мрачно  утвердил Крузо, упрямо взмахнув своей трубкой, откуда вырвался клуб табачного дыма и повис облачком. – Наверное, в этом и заключается божественная воля. Моисей просил, чтобы народ евреев отпустили, чтобы он совершил праздник Господу в пустыне. «Да кто он такой, ваш Господь? – возмутился фараон таким словам. – Знать не знаю и ведать не ведаю. Работали эти люди на меня, пусть и дальше делают свою работу». Напрасно Моисей и Аарон просили три дня для проведения всех торжеств, которые должны были состояться в пустыне, в отдалении. Фараон не захотел слушать. Братья ушли ни с чем, но фараон успел прийти в раздражение и приказал увеличить нагрузку для еврейских работников, чтобы отвадить в дальнейшем от подобных требований. Когда Моисей и Аарон пришли в Египет, они явились к вождям еврейского народа и Моисей рассказал, что он услышал от ангела, назвавшегося именем бога. Вожди заверили Моисея в своей поддержке, но, после первого разговора Моисея с фараоном всё стало только хуже. Если и раньше евреям приходилось туго и было много работы, то теперь, когда фараон узнал, что евреи собираются уйти и что они являются народом богоизбранным, нападки на них многократно возросли. Теперь к ним надсмотрщики придирались специально и заставляли трудиться больше, а некоторую работу переделывать заново. Некоторые из рабов начали роптать, что до прихода Моисея было не так тяжело, как сейчас.
– А почему бог, или его ангел, – снова задался вопросами Дик Сэнд, – сразу не обратился к фараону и не приказал ему освободить евреев.
– Ну, дорогой мой юный друг, – улыбнулся Гулливер, – с богами такие штуки не проходят. Они предпочитают с другими богами не сталкиваться. Зачем им это надо? Для конфликтных ситуаций всегда прибегают к помощи посредников. Таким посредником и должен был стать Моисей. Но сперва его надо было подготовить к тем трудностям, какие у него непременно будут, когда он встанет во главе всего народа. Вот на проблемах с фараоном он и должен был пройти суровую жизненную школу. Ведь так, уважаемый Робинзон?
– Да, – кивнул Крузо. – Моисей услышал много нареканий в свой адрес и снова отправился к фараону.      
– И снова его допустили? – продолжал упорствовать в своём любопытстве Сэнд.
– Да, – ударил чубуком трубки по своему колену Робинзон. – Да! Фараон снова и снова принимал Моисея и каждый раз сурово отказывал в его просьбах. У них установилось своеобразное соревнование. Моисей против фараона. Чья сторона возьмёт верх?
– А ведь Моисей начал угрожать фараону наказаниями от бога, – продолжил Гулливер, продолжая при этом улыбаться, поглядывая сквозь очки. – Представьте себе, вчерашний пастырь и угрожает царственной особе.
– Так и было, – закричал Крузо, размахивая трубкой, как мечом. – Моисей заявил это, а дальше говорил Аарон, старший брат Моисея, который был его старше на три года. Фараон опешил перед таким нахальством. Докажи силу своих слов, потребовал он, и Моисей подал свой посох Аарону, а тот бросил его перед фараоном на пол, облицованный мраморными плитами. И превратился жезл в змея и пополз, извиваясь. Стражники отпрянули назад, прикрываясь щитами, а жрецы, что находились рядом, вывели вперёд волхвов, что оказались под рукой. Наверное, их пригласили загодя, ожидая чего-то подобного. Это были действительно опытные волхвы, искусные в своём умении. Они тоже бросили свои жезлы и те тоже обратились в змей.
– Им тоже помогали боги? – воскликнул Дик Сэнд, а прочие капитаны заинтересовано слушали, не забывая отдать должное рейнским винам, которые оказались очень недурственны. Рассказ оказался действительно завлекательным.
– У египтян были свои божества, – подтвердил Гулливер, – к тому же египетская наука тоже была сильна, не менее, чем греческая. Это и было продемонстрировано Моисею. Жрецы уже торжествовали свою победу, а фараон поглядывал на еврейских посланников, придумывая для них наказания поужасней, как вдруг тот змей, что был ранее посохом Моисея, брошенный на пол рукою Аарона, напал на прочих змей и частично пожрал, а частью прогнал прочь, после чего снова сделался посохом. Моисей подобрал его, а потом заявил фараону, повторяя свою просьбу отпустить евреев. Но фараон не желал соглашаться, и тогда Моисей предложил выйти из дворца. Заинтригованный фараон, в окружении целой когорты жрецов и стражников, вышел и все направились к берегу Нила. Там Моисей вытянул посох и направил его на поверхность великой реки. Он громко выкрикнул, что вода должна обратиться в кровь. В первые мгновения все молчали. Кто-то смотрел на  воды Нила, но большинство разглядывало лицо фараона. Тот промолчал, но потом брезгливо поморщился. И это как прорвало плотину молчания. Все начали смеяться и хулить посланников, придумывая им оскорбления пообидней, но тут кто-то закричал, указывая на воду. Она всё больше темнела и делалась гуще. Решили, что это движется ил, которым были пропитаны воды реки. Именно ил делал Нил плодородным, насыщая затапливаемую землю. Но оказалось, что вода и в самом деле поменяла свои свойства и сделалась если не кровью, то чем-то похожим. Моисей и Аарон удалились, а жрецы и волхвы кинулись к воде.
– Они сумели сделать её водой? – спросил Тартарен, на всякий случай принюхиваясь к своей чаше, где была налита густая мадера, красная и терпкая, видом своим похожая в самом деле на кровь.
– Нет, – взмахнул трубкой Крузо. – Всё это продолжалось семь дней, в течение которых перемёрло множество рыбы, а скот ревел, отказываясь лить «неправильную» воду. И та вода, что была набрана в сосуды, тоже оказалась изменённой. Народ возроптал, но стража призвала их к смирению, а везде начали копать колодцы, выискивая чистую воду.
– И нашли? – спросил Дик Сэнд.
– Нашли, – подтвердил Гулливер, – но это было только начало в продолжительном противостоянии Моисея с фараоном.
– Послал Господь Моисея к фараону и потребовал отпустить еврейский народ, – продолжил Крузо. – В противном случае обещал нашествие жаб на город и людей. Но фараон отверг требование. Тогда отдал свой посох Моисей брату своему, Аарону, а тот простёр его и вызвал жаб. Скоро, действительно, со всех сторон попёрли противным осклизлые земноводные, большие и маленькие, всевозможного вида и цвета. Они заполнили все улицы, полезли в окна и двери, путались под ногами, не было возможности укрыться от них. Снова призвали волхвов и те пытались избавить город от  нашествия жаб, но у них не получалось в полной мере. Что-то пропадало, но являлись новые и новые стада жаб. А Моисей заявил, что так будет до завтрашнего дня, а там он снова будет говорить с фараоном.
– Я мысленно содрогаюсь от этого зрелища, – заявил Мюнхгаузен, – представляя, как всё здесь покрывается этими земноводными. Они и в самом пропали назавтра?
– Назавтра они все умерли, – с торжеством сообщил Крузо, словно это было деянием его рук. – И повсюду лежали огромными кучами, которые начали смердеть на солнце. Конечно, убирать их заставили евреев, а египтяне громко возмущались этими кознями. Евреи предпочитали делать вид, что не слышат, но сами спешили быстрее закончить работу. Назавтра, как и обещали, Моисей с Ароном сова явились к фараону. Не говоря ни слова, простёр Аарон посох и ударил им о землю. И появились мириады мошек, вшей, клопов и набросились на людей и на скот, и начали их кусать и тревожить. Волхвы, которых использовали жрецы, пытались этому мешать, творили свои заклятия, но они помогали мало – мошки носились стаями и не давали никому покоя. Моисей заявил, что это будет фараону напоминанием о нуждах еврейского народа, и что завтра переговоры будут продолжены.
– Интересно, – заметил Василий Фёдорович, который внимательно слушал Робинзона, – что всё это происходило во дворце, где было полно стражников и жрецов, переполненных раздражением, что от Моисея был брошен настоящий вызов, на который не следовало ответа. Я не очень понимаю египетскую сторону. Почему они не защищались?
– А как вы представляете эту защиту? – спросил Немо. – Схватить и наказать Моисея? Или Аарона? Или взять заложниками их родственников? Я думаю, что ситуация была настолько экстраординарной, что жрецы пробовали противостоять своими методами. Там говорится о волхвах. Это что-то вроде группы научных экспертов. Наверное, именно они пытались создать защиту. Но всё равно главное слово должно быть сказано фараоном. Что там было дальше?
– Дальше было ещё сложнее, – продолжил Крузо. – Моисей явился со своим братом во дворец фараона, и заявил, что они продолжают свои требования. Аарон снова взмахнул посохом и мошки рассеялись, но не успели люди вздохнуть с облегчением, как воздух наполнился густым гулом и появились тучи новой напасти – пёсьих мух.
– А что это такое? – удивился Дик Сэнд.
– Какие-то разновидности оводов и шершней, – объяснил Гулливер. – Весьма серьёзные насекомые. Настоящие штурмовики.
– И напали эти «пёсьи мухи», – торжественно говорил Крузо, – и принялись нещадно жалить всех, кроме самих евреев, которые предусмотрительно укрылись в земле Гесем. И послышались среди египтян, бедных и богатых, воинов и купцов, ремесленников и батраков, что нет никакой мочи терпеть. И заявил тогда фараон, которого тоже изрядно покусали, что он готов отпустить евреев, чтобы они принесли жертвы своему богу и провели все необходимые для этого службы. Но Моисей ответил, что египтянам будет неприятно видеть евреев, которые служат своему богу, что они должны уйти далеко в пустыню и там провести все необходимые ритуалы. Фараон усмирил свой гнев и согласился с этими требованиями. Аарон посохом дал сигнал, чтобы армады оводов унеслись прочь.
– Обратите внимание, друзья мои, – заявил Василий Фёдорович, – как мучились и страдали египтяне, на которых напала сначала гнус и мошка, и нападали они всего-то лишь день, а на следующий день пришли оводы и шершни. И это было названо казнями. День и ещё один день, да и тот – неполный, потому что фараон попросил пощады, а у нас в Сибири такие нашествия продолжаются неделями и месяцами, из года в год, и сибиряки, русскоязычные и туземные племена вынуждены с этим как-то существовать, чуть не сказал – мириться, приспосабливаться. Для них эта казнь стала постоянной. Можно ли это назвать божьим упущением, наплевательством на людей, живущих в Сибири?
– Это и в самом деле так? – спросил Тартарен.
– Почитайте воспоминания путешественников, того же Арсеньева, загляните на страницы его «путевых» книг. Почувствуйте сами.
– Мы отвлеклись, друзья мои, – нахмурился Крузо. – Вы спрашивали меня, и я рассказываю вам.
– Кажется, – вспомнил Мюнхгаузен, – фараон пошёл Моисею навстречу и позволил евреям заняться своими делами. Как-то так …
– Не совсем так, – махнул головой Крузо. – Фараон был вынужден просить пощады, измученный укусами хищных мух. Но, как только тех не стало, вновь сделался суровым. Свои обещания он взял обратно. И снова его окружили многочисленные жрецы, а волхвы стояли наготове, чтобы подключиться в нужный момент. Но Господь в лице Яхве уже передал Моисею, как действовать дальше. И снова говорил один брат и действовал посохом другой. Скоро на полях начал умирать скот, и были эти смерти массовыми. Но у евреев не умер никто из домашних животных. Такие методы не убедили фараона, и на следующий день Моисей и Аарон сделали новый шаг. Каждый из них набрал полные руки пепла и сажи из печного очага. Они подбросили это всё высоко в воздух и заполнил пепел тот воздух, а потом осел на египтянах, и покрылась кожа людей и животных язвами и нарывами.
– Знаете, – заявил Немо, внимательно слушавший Робинзона. – Мне это напомнило некоторые работы Эрнеста Резерфорда о влиянии лучей урана на процессы радиации. Совместно с Фредериком Содди они выработали в 1902- 3-м годах общий закон радиоактивных превращений. «Пепел Моисея» очень напоминает воздействие радиации на людей. Евреи предусмотрительно попрятались от того «пепла». Мне приходилось слышать в недавних радиопередачах о «грязных» бомбах, которые распространяют радиацию, без больших разрушений, то есть без взрывов. Очень похоже на то, что продемонстрировали братья.
– Но ведь это уже серьёзно! – воскликнул Василий Фёдорович. – Сначала – мор животных, потом – радиоактивное заражение людей. Не слишком ли это? Не перебор ли? Говорят, что когда дерутся паны, то чубы трещат у холопов. Чем виноват египетский народ, если фараон не хотел выпускать евреев от себя?
– Народ у властей всегда находится в заложниках, – вздохнул Гулливер. – А с тем народом, который как бы не свой, вообще не церемонятся. Для того, чтобы им стало по-настоящему плохо, могут даже пожертвовать своим собственным народом. Что там, уважаемый Робинзон, было дальше?
– Жрецы заставляли волхвов установить какую-то защиту, но те и сами покрылись язвами и вопили в ужасе. А Моисей продолжил требовать от фараона уступок. Он простёр свой жезл к небу и взмахнул им. Поднялась буря, подул ветер, с неба полил дождь и посыпался град, сначала – ледяной, а потом и огненный. Все посевы на полях быстро выбило, а потом начались пожары.
– Это напоминает бомбардировку, – заметил Немо. – Это были самые настоящие боевые действия. У евреев оказались могущественные союзники, которые не стеснялись проявлять силу.
– Об этом и речь, – высказался Гулливер. – Современные державы, случается, наказывают другие государства, у которых нет возможности защититься. Похоже, что именно об этом и идёт речь. Но фараон … он явно проявляет безумие, упорствуя в своём упрямстве.
– Не совсем так, – вмешался Крузо. – Фараон увидел, что творится в его государстве и обратился к Моисею, попросил того прекратить, убрать ветер, град и огонь. Моисей напомнил, что он требовал у фараона. Да, теперь речь шла о требованиях, а не о просьбе. Фараон посмотрел на своих советников, но те отводили глаза в сторону. Господу Моисея с его возможностями ответить было нечем. Фараон признал, что идёт в требованиях Моисея навстречу. Моисей внимательно посмотрел в лицо правителя Египта и сказал, что он сейчас выйдет из города и попросит Господа прекратить огонь и град, но он хочет напомнить фараону, что с богами лучше не шутить. Фараон промолчал. Моисей сделал всё так, как обещал.
– И евреев отпустили? – то ли спросил, то ли утвердил Дик Сэнд.
– Слова правителей не совсем такие, как у обычных людей, – усмехнулся Гулливер. – Я думаю, что фараон передумал.
– Думаю, что передумал, – повторил Крузо. – Признайся, Самюэль, что ты не думал, а просто вспомнил, что «казней египетских» было десять, а огненный град был под номером 7.
– Как? – воскликнул Дик Сэнд. – Это было не всё?!
– Это трудно понять, – вздохнул Гулливер, – но порой бывает так, что в сложившихся опасностях не винят свою власть, а ищут иных виновников. Так и получилось тогда. Египтяне сплотились вокруг фараона, и он это почувствовал. Евреям было отказано в исходе. Их не пожелали отпускать.               
– И он снова отправился к фараону?! – блеснул глазами Сэнд.
– Да. В этот раз ветер с востока принёс в Египет чёрные тучи. Это было нашествие саранчи. Это всегда сравнивали с катастрофой. Вспомните, что было до этого: повальный мор скота, болезни населения, потом – град и пожары, которые почти уничтожили урожай. А теперь явилась саранча и пожрала то, что осталось. Это означало полный голод и крах государству.
– И всё это потому, что они не хотели отпускать от себя евреев? – воскликнул Сэнд.
– И всё потому, что они не хотели подчиняться иной силе, – попробовал объяснить Гулливер. – Бывает так, что сторонние силы стараются давить на власть какого-то государства, вводят против него разные санкции, грозят самыми разными бедами, но власть не хочет ни с чем считаться, готово обречь своих людей на любые ужасы, лишь бы не признать своё бессилие.
– То есть власть не отвечает за благополучие своего народа?
– Пусть народ сам делает выводы. Это я про египетский народ. Евреи скрывались в земле Гесем и неприятности (если эти беды и «казни» можно назвать так) обошли их стороной.
– Египтяне молчали?
– Сначала они молчали, – сказал Гулливер. – Они слушали речи жрецов о величии египетского народа, которому нипочём никакие трудности, но, позднее, по мере того, как трудности нарастали и множились, начались призывы к фараону, мол, доколе нам терпеть, мол, дальше край.
– Снова явился Моисей и снова предъявил требования: чтобы всех евреев отпустить на празднование его Господа, – рассказывал Крузо, грозно нахмурив брови, словно изображал одновременно и фараона, и Моисея. – Фараон ответил, что он готов отпустить евреев, но только мужчин, что они могут уйти, а дети, женщины, скот должны остаться.
– Мне всё это напоминает игры, – признался капитан Немо, – игру в шахматы, когда договаривающиеся стороны делают один ход за другим, нанося удары, а народ получат удары и пытается понять, что происходит и ради чего на него сыплются несчастья.
– А это всего лишь игра высоких персон, – понял мысль коллеги Василий Фёдорович.
– Увы, господа, вы говорите страшные вещи? – закричал Тартарен и торопливо опорожнил свой бокал. Его руки слегка дрожали. Он успел выпить целую бутыль, слушая и расстраиваясь, что происходило в несчастном доисторическом Египте.
– Да, господа, – отозвался и Мюнхгаузен, мрачно сверкая глазами, – я вспоминаю аналогичные случае на европейском континенте, но много позже описанного в Библии.
– А там дальше была ещё «тьма египетская», – мстительно сообщил Крузо. – На Египет опустилась тьма и стояла так три дня и три ночи. То есть всё это время и была сплошная ночь, и отовсюду полезли всяческие кошмары, связанные с ночью.
– И это было не всё? – едва не стонал Сэнд. – Что же было дальше?
– Моисей обещал фараону, что умрут все первенцы.
– Ага, взялись за младенцев, – скрипнул зубами Василий Фёдорович. – Этого следовало ожидать. Я одного не пойму. Почему Господь Моисея сразу не занялся фараоном, вместо того, чтобы столько бед вываливать на голову простых людей, которые здесь, по большому счёту – никаким боком.
– Наверное, – предположил Гулливер, – надо сделать так, чтобы народ проходил через все возможные испытания, чтобы этими испытаниями народ закалить. Надо Библию назвать «Как закалялась сталь», в смысле – народ.
– В конце концов фараон отпустил евреев, – закончил Крузо, которому надоело, что его то и дело прерывают. Когда он читал Библию на своём острове, его никто не прерывал и события, там описываемые, казались ему логичными.
– А вы знаете, господа, – жалобно заявил Тартарен, – больше всего мне жалко египтян. Они на своей шкуре испытали все эти десять казней, а евреи … они там, в земле Гесем отсиживались.
– Но они были рабами у египтян, – вспомнил Дик Сэнд. – Значит и им приходилось туго.
– Как-то это не прозвучало в пересказе нашего друга Робинзона, – язвительно заметил Мюнхгаузен. – Беды валились и валились на египтян, Моисей требовал у фараона исхода, а били исключительно египтян. Странно это и обидно.
– Там есть ещё одно интересное место, – заметил Гулливер, – Сущий, то есть Яхве, через своего ангела из тернового куста поучал Моисея, чтобы все женщины израильского племени попросили у египетских соседок золотых украшений, прежде чем уходить из Египта, и прихватили их с собой. Что это, как не призыв к воровству? И это – веления Бога. Странный у них Бог. Я вот помню: «не укради». Почувствуйте разницу.
– Это разные боги, – заметил Василий Фёдорович, – Разные и заповеди. Можно выбрать ту, которая тебе интересней.
– Господа, а где у нас Артур Грей? – спросил Тартарен, который устал слушать, осоловел от выпитого рейнского и мадеры и теперь пытался сосредоточить свои мысли. – Он ведь был с нами?
– Он вспомнил, что посылал своего порученца Летику, – сообщил Дик Сэнд, – узнать, куда подевался капитан Горбовский.
– Сначала пропал Горбовский, – взволновался Тартарен, – а теперь оказывается, что пропал и наш Грей. Вам не кажется, господа, что это уже тенденция?
– Нет, – отозвался Василий Фёдорович. – Пока что волноваться нечего. К тому же мы всегда можем заглянуть на страницы феерии «Алые паруса» и узнать, в чём там загвоздка.
– А может – уже пора? – продолжал волноваться Тартарен, которому надоело сидеть и говорить, говорить без конца; ладно ещё можно было себя побаловать изысканным вином, но ведь всему есть свой предел. – Лично я на этом настаиваю.
– Пожалуй, и я присоединяюсь к этим предчувствиям, – заговорил Мюнхгаузен. – Как же мы поступим, господа – будем ждать нашего друга или отправимся на страницы его произведения, и объявимся у него дома?
– Я бы советовал подождать ещё, – высказался Василий Фёдорович, – но вижу, что некоторые из нас не желают сидеть без дела. В таком случае я бы предложил разделиться.
– Разделиться? – удивился Тартарен. – Но для чего? Это ведь является главным тезисом британской политики: «разделяй и властвуй», к тому же мы потому и объединились, что, все вместе, мы становимся ещё интересней нашим читателям. А вы говорите, мол, надо разделиться … Я не узнаю вас, господин Василий Фёдорович …
– Это в вас говорит общее недовольство нашего неопределённого положения, друг Тартарен, – улыбнулся капитан корвета «Коршун». – Вам хочется выразить свои сомнения и недовольство. Я это понимаю. Но я хотел сказать, всего лишь, что мы можем разминуться с нашим другом. Вдруг он появится здесь ровно в тот миг, как мы покинем эту залу. Вот будет казус, если мы растеряемся, и будем разыскивать друг друга, рыская по разным произведениям. Напомню, что Артур Грей не стал нам говорить о своих намерениях, то есть он планировал всё сделать быстро, так что излишне суетиться нет больших причин.
– Ну а если всё же … – начал говорить Тартарен, который не упускал случая, чтобы поспорить  и отстоять свою точку зрения.
– Если всё же дела обстоят серьёзней, то мы должны сделать правильный ход.
– Я и говорю, – закричал Тартарен, вскакивая с места и даже подбрасывая в порыве чувств свою феску,  – что мы отправимся к Грею на дом.
– Послушайте меня, дорогой Тартарен, – терпеливо сказал Василий Фёдорович. – Пусть будет так, и вы отправитесь туда, и даже возьмёте с собой кого-нибудь из нас. Но, я думаю, что и здесь надо остаться кому-то. Ясно, что барону, как хозяину этого дома. Но, может быть, и Робинзон посидит здесь. Тем более, что наши воспоминания будут продолжены ровно с того места, на котором мы остановились, то есть где евреи покинули Египет и пошли прочь, искать встречи со своим богом …
– Который присоветовал им собрать дань с египтян золотыми украшениями? – вспомнил Дик Сэнд, ухмыляясь.
– Не надо насмешек, молодой человек, – сухо заметил Робинзон. – Все мы слушали о «египетских казнях» и, надо отметить, всем этим египтяне настолько пресытились, что могли бы пожертвовать и большим, только бы избавиться от источника новых бед и «казней». Это уже переходило всякие границы, и фараон мог бы покончить со всем гораздо раньше.
– Друзья мои, – поднял руку Гулливер, – что касается этого, то как раз фараон давал себе отчёт, насколько сложно иметь дело с настоящим богом. Всё это время он изучал возможности того, но потом всё-таки признал своё «поражение» и пошёл Моисею навстречу, а что касается простых египтян … то когда власть признавала его нужды? Тем более в те времена. Мы продолжим говорит об этом, но, кажется, мы решили отправиться за Артуром?
– Господа, – решительно заявил Василий Фёдорович. – Я предлагаю сделать так: барон с Крузо посидят здесь на тот случай, если Артур явится сюда. Тартарен с юным капитаном и с Немо отправится ко Грею, а я, вместе с Гулливером, попробую отыскать капитана Горбовского, который и затеял всю эту историю, завершить которую придётся нашему клубу, если у Леонида Андреевича появились какие-то серьёзные причины оставить нас на полдороге. Все ли согласны с моим предложением?
Какое-то время все молчали, но, судя по выражениям их лиц, они прикидывали, а вдруг их товарищам выпал более серьёзный шанс разгадать загадку Моисея.
– Потом мы вернёмся сюда, – тут же продолжил Василий Фёдорович, – и разберёмся, чем же всё закончилось.
Теперь никто спорить не стал, и все задвигались, направляясь в сторону замковой библиотечной комнаты, выполняющей роль транспортного портала между разными романами. Правда, скоро двое из них вернулись обратно и снова уселись в кресла, а потом принялись разглядывать языки пламени, которые лениво шевелились в камине, облизывая обуглившиеся поленья. Оба прислушивались к себе. Они настолько за день наговорились, что хотелось переварить  то, что было произнесено.
+ + +
То, что книжный шкаф может вместить в себе целые миры, этому мы готовы поверить. Аллегорически, то есть в переносном смысле. Но то, что можно закрыть за собой стеклянную дверцу, как дверь лифта, и отправиться … куда вам надо – это из категории фантастического романа Клиффорда Саймака или Роберта Шекли. Но этими приёмы вполне успешно пользовались знаменитые капитаны, и это, признаться, их нисколько не удивляла. Да так и должно быть! Вы сами, включая воображение, проделываете почти то же самое, а капитаны … они ведь и так – воображаемые, и потому этот способ для них вполне приемлем.
Как и было оговорено, Тартарен, Немо и их весьма юный друг заглянули за корешок книги Александра Грина, Романтика с печальной судьбой, а Василий Фёдорович и Самюэль Гулливер вошли в пространство братьев Стругацких. Если каждый из капитанов проживал в своём романе или повести, перемещаясь по его страницам согласно сюжету и читательскому интересу, то многие герои прославленных писателей- фантастов обитали в нескольких циклах повестей и их пространство можно было, обоснованно, назвать особым миром, как, к примеру, у Толкиена или Симмонса.
– Где это мы? – спросил у коллеги Гулливер, оглядывая окружающее их пространство сквозь стёкла очков.
– Точно не могу сказать, – признался Василий  Фёдорович, – но, вероятно, это должно быть где-то здесь. Мы ведь тоже не всегда сидим на месте.
Друзей окружало пространство заросшего разными травами луга, по которому ветер гнал одну «волну» за другой. Казалось, что вот сейчас покажется какой-нибудь корабль, даже и парусник, который медленно проплывёт где-нибудь у горизонта. Такие картинки встречались на страничках книжек Крапивина. Удивительно, как дух этого писателя перекликался с духом произведений Стругацких. Василий Фёдорович прищурил глаза и … в самом деле что-то увидал. И это «что-то» приближалось к ним. Это был обычный глайдер, который спланировал и уселся, примяв под себя целый участок высоких трав. Из аппарата выбрался высокий человек с длинным лицом и серьёзными карими глазами. Он был одет в комбинезон, на поясе которого были прицеплены какие-то приборчики. Он сделал вид, что подтягивает рукава, и направился к капитанам. Те постарались принять вид, достойный для контакта, как это описывается в фантастических романах. Они ведь не так часто попадали на другие планеты, ведь их Авторы писали в те времена, когда литературные произведения крутились вокруг мест пусть и экзотических, но не таких уж и далёких.
– Здравствуйте, – начал говорить Василий Фёдорович, надвинув на лоб козырёк своей «капитанской» фуражки, – э-э …
– Геннадий Юрьевич, – представился неизвестный гражданин, прилетевший на удивительном аппарате, чем-то похожем на тот, что описал Жюль Верн в повести «Властелин мира». – Комов. Если я правильно понимаю, то я разговариваю с теми людьми, с которыми вышел на связь наш товарищ.
– Леонид Андреевич? – невольно подсказал капитан «Коршуна».
– Он самый, – заулыбался собеседник, – то есть Горбовский. Я могу предложить перевезти вас туда, где нам будет лучше разговаривать.
Василий Фёдорович посмотрел на Гулливера, как бы спрашивая у того мнения, хотя было видно, что ему очень хочется отправиться туда, где «будет лучше», но, наверное, Гулливер имел собственное мнение, потому что тут же заявил:
– Мы бы с удовольствием, но наши товарищи … Мы надеялись узнать, что случилось с Горбовским, и сразу отправиться назад. Быть может, как-нибудь в следующий раз мы нагрянем сюда, но уже в полной компании.
– Это было бы замечательно, – ответил Комов широкой улыбкой, от которой его длинное лицо стало даже приятным.
– Ну, так как же с Леонидом Андреевичем? – спросил капитан «Коршуна», расправив плечи, чтобы казаться более представительным. Хоть они были одеты по разному, не казались представителями разных веков. Наверное, это зависит от писателя: как он умеет дать описание своего персонажа.
– А с Леонидом Андреевичем всё неоднозначно, – загадочно ответил Комов. – Пождите, я сейчас организую всё для маленького пикничка, который проведём здесь, на обочине … Гм, получилось как-то двусмысленно.
Но капитаны не были знакомы с одноимённой повестью Стругацких и потому только пожали плечами, переглянувшись. А встретивший их человек уже был возле глайдера, где вскрыл багажник и притащил оттуда несколько лёгких раскладных креслиц, разборный столик и корзинку, какую обычно берут с собой на природу. Наверное, и в будущем люди остались сами собой и волновали их схожие интересы. Обычно в произведениях появляются разные вычурности, чтобы подчеркнуть, что это не абы что, а фантастика, где всё должно быть другое. Но ведь человек остаётся человеком, который не слишком усложняет тот мир, что его окружает.
Устроились они довольно удобно и даже соорудили навес, чтобы защитить себя от солнца, которое светило с небосклона тем яростней, чем поднималось выше. На столике появились сосуды, похожие на высокие стаканы, но устроенные так, чтобы из них не проливалось то, что было налито. А налито было что-то очень вкусное и освежающее, и, кажется, даже с градусами. Но это не совсем точно.
– Вы, кажется, – вспомнил Василий Фёдорович, – что-то нам собирались поведать про нашего нового друга, про Леонида Андреевича.
– Да, Леонид Андреевич – крайне интересный человек, – кивнул Комов. – Мало того, что он – капитан звёздного корабля, так он ещё и тесно занимается науками.
– Мы с ним через это и познакомились, – заявил Гулливер. – Признаюсь, что в этом даже замешан я, пусть и довольно косвенно.
– Это каким же образом? – удивился Комов.
– У меня есть хорошие знакомые, учёные с летучего острова, в котором мой Автор, Джонатан Свифт, воплотил своё представление о науке Будущего. Как это и бывает, он не очень это себе представлял, а пользовался ощущениями – как это может быть. И кое-что он действительно предвосхитил. Но это выяснилось много позднее. Но мои знакомые учёные продолжали свою деятельность и всякие опыты. В частности, они затеяли перемещения в пространстве.
– Это и в самом деле очень интересно. Сказать по правде, что этим занимаемся и мы. «Нуль-Т», это и есть мгновенное перемещение из одной точки в другую, минуя это расстояние в географическом и физическом рассмотрении. Но произошло досадное происшествие …
– Это и было воздействие учёных Лапуты на пространство и ваш испытатель, роль которого выполнял Леонид Андреевич, попал на заседание нашего клуба, тогда как я, ваш покорный слуга, очутился совершенно в незнакомом для меня месте.
– Да, у нас, – засмеялся Комов, – к нашему огромному удивлению. Мы даже начали выполнять пункты, предусмотренные инструкциями КОМКОН, как вы исчезли, вызвав ещё большую панику среди наших учёных. Это стало одной из главных причин, почему эти эксперименты было решено перенести на далёкую планету, Радугу, чтобы избавиться от подобных происшествий. Н, как оказалось, всего предусмотреть – невозможно, и мы попали в настоящую катастрофу.
– Что-то случилось? – нахмурился Гулливер.
– Я же говорю – катастрофа, – Комов даже попытался изобразить это руками. – Катастрофа планетарного характера. Надо было спасать людей. Мы стали искать резервы. Леонид Андреевич, он ведь один из лучших космолётчиков, а то, что его задействовали в проект «Скрижали», так это потому, что его гены оказались с наилучшими показателями.
– Скрижали? – переспросил Василий Фёдорович. – Да-да-да. Именно об этом и сказал нам он, когда … Значит, это всё было научным экспериментом?
– Да, это была идея Горбовского – привлечь вас для эксперимента. Через вас мы наблюдали за тем, что происходило. Это – тоже эксперимент. Всё получилось довольно удачно. Но … это происшествие на Радуге. Мы не могли препятствовать Горбовскому его участием в спасении людей.
– И чем там закончилось? – осторожно спросил Василий Фёдорович.
– К сожалению – погибли многие, учёные, обслуживающий персонал. Сосредоточились на спасении детей. Всем не хватало места на кораблях.
– А Горбовский?
– Леонид Андреевич решил пожертвовать собой и остаться на Радуге, чтобы на его место посадить ещё несколько детишек.
– Он поступил как герой, – сказал капитан «Коршуна», снял фуражку и поднялся с кресла, чтобы почтить память погибших, как это делали в его время. Встали и другие, немного помолчали.
– Да, это трагично, – вздохнул Комов. – Но потом … произошло чудо.
– Как это понять? – удивился Гулливер. – Наука не очень признаёт чудеса. Она даёт им свои объяснения.
– Но, тем не менее, это так. Вернулся Горбовский. То есть он оказался дома. Сказал, что ничего не помнит. То есть то, что было на Радуге, это ещё сохранилось в его памяти, а потом – сплошные догадки. Каким-то образом, мы думаем, произошла та самая нуль-транспортировка, но без участия принимающей станции, которую элементарно не успели наладить. Но сам факт налицо – Горбовский у нас.
– А можно его увидеть? – спросил Василий Фёдорович, сам не надеясь на положительный ответ.
– Если коротко сказать, то я здесь и сейчас – вместо него.
– И … что это должно означать? – удивился Гулливер.
– У нас имеется достаточно «безумная» идея – что здесь как-то задействовались те участки генов, какие несли в себе информацию о Моисее. Где-то там, в библейские времена что-то повлияло на Моисея, что он изменился кардинальным образом. Это «что-то» сделало его чуть больше обычного человека. А на Радуге, возможно, эти участки генов, активированных в процессе экспериментов, сработали таким вот удивительным образом, выдернули нашего товарища с Радуги и вернули домой.
– И вы хотите нам что-то предложить? – медленно спросил Гулливер.
– Хотели бы, – согласился Комов. – Идея Горбовского привлечь вас в качестве альтернативных наблюдателей себя оправдала полностью. Вы, своим присутствием, никак нашему эксперименту не помешали и являлись дополнительным источником информации, то есть вы с Леонидом Андреевичем сработались. Мы думаем попросить Горбовского продолжить работу с Моисеем. Ну, и вам придётся там поприсутствовать. Мы надеемся, что, по ходу дела, что-то здесь начнёт проясняться. И ещё: надеюсь, что вы будете не против ещё раз погрузиться в бездну истории?
– Если это действительно история, – развёл руками Василий Фёдорович, – то мы, конечно же … если надо …
– А вы в чём-то сомневаетесь? – сделал вид, что удивился, человек из Будущего.
– Библейские времена, – неопределённо ответил Гулливер, – это категория из того, что можно причислить к мифической, или, как сейчас говорят – виртуальной реальности. Это как параллельный мир, совпадающий с нашим, но различающийся неуловимыми деталями. Это надо ещё изучать, а той разновидности наук, которая должна этим заниматься, ещё как бы и не создана.
– Вот это я понимаю – наш человек, – восхитился Комов, поднялся из кресла, собрался обнять собеседника, но в последний момент смутился и просто похлопал его одобрительно по плечу. – Я рад, что Горбовский в вас не ошибся. Будем и дальше сотрудничать.
– А как это будет выглядеть? – поинтересовался Василий Фёдорович. – В прошлый раз Леонид Андреевич принёс нам по паре удивительных очков, и с их помощью мы смогли наблюдать то, что видел Моисей, общавшийся с «ангелом». Но теперь-то Леонида Андреевича у вас нет …
– Вы меня не очень поняли, – замахал руками Комов. – Дело-то как раз в том, что Горбовский непонятным образом появился, хотя по всем жизненным категориям его уже не должно быть. То, что он вернулся, это для нас большая и хорошая неожиданность, с которой мы разберёмся, пусть даже и позднее. Сам Леонид Андреевич что-то нам объяснить не может – ему бы самому кто объяснил – но пытается вернуться в работу и в общую нашу жизнь. Мы надеемся, что операция «Скрижали» полностью вернёт его в строй, хотя бы потому, что там снова будет задействована генетическая память и те участки генов, где сосредоточены его непонятные возможности. Я понимаю, что излагаю бессвязно, но мы и сами в этом ещё не разобрались. Мы надеемся, что вам может открыться что-то, что пройдёт мимо нашего внимания.
– Мы всё поняли и осознали, – переглянулся с Гулливером капитан корвета «Коршун». – Когда нам ожидать сеанса?
– Я думаю, что откладывать его нет смысла. Наоборот, чем быстрее всё начать, тем быстрее всё станет на свои места.
– Тогда нам имеет смысл вернуться к себе, – заявил Гулливер.
– Спасибо товарищи, – поднялся из кресла Комов. – «Очки» для просмотра у вас сохранились? Ну, и хорошо.      
+ + +
Следующие несколько часов прошли в суете, описывать которую нет никакой необходимости, да и неблагодарное это дело: люди любят видеть смысл в своих словах и действиях, а когда больше бестолковости, чем этого самого смысла, то … вы нас понимаете.
Собраться решили там же, где проходил предыдущий сеанс, то есть в читальной зале школьной библиотеки, вернее – в «кают-компании». Здесь всё началось и было бы логично всё и продолжить. Комов сказал им, что «сеанс» должен состояться, и лучше было к нему приготовиться.
– Что там было, уважаемый Робинзон? – спросил Артур Грей Крузо. – Ты рассказывал нам, как фараон отпустил евреев после десятой «казни», когда в каждом доме у египтян умер ребёнок – первенец. Лично я представляю себе всё это с трудом. Живёшь себе, живёшь, горя не знаешь, и вдруг на твою голову начинают сыпаться «казни». Для чего нам нужно государство? Не для того разве, чтобы оно ограждало свой народ от всяческих «казней»? Надо было всё решать после первой из них; ну, или после второй.
– Знаешь, друг Артур, – сказал ему Немо, – правители не любят, когда им кто-то ставит угрозы, со стороны или внутри государства, и совсем эти угрозы игнорируют, когда они исходят от рабов. Я вспоминаю про «париев», представителей низшей касты Индии, ниже которых и нет никого. Если бы они стали что-то там требовать, что мы бы с ними стало?
– И что бы стало? – спросил Дик Сэнд?
– Знаешь, Дик, – вместо ответа продолжил Немо, – откуда взялись в мире цыгане?
– Вероятно … из Индии?
– Да. Много лет назад, тысяч лет назад, начался поход ариев. Они собирались завоевать весь мир, и решили начать с Индии, точнее, с того государства, которое было тогда. А оно было очень развитым, своими науками, философией, ремёслами и ещё много чем. Но индское общество было разделено на касты и регламентировано традициями. К тому же завоевателей- ариев было слишком много. Тогда брамины, или брахманы, каста жрецов, учёных и правителей предложили «париям» вести войну с захватчиками особыми партизанскими группами, как бы самостоятельно. Брахманы научили «париев» приёмам магии, воины обучили их боевым искусствам, и те начали диверсионную войну, которая была кровопролитная. Многих «партизан» уничтожили, но и арии получили большой урон. Брамины так и не признали, что это было их попытка защититься. Они как бы держали нейтралитет. Те «парии», что начали войну, были объявлены вне закона. Часть из них предпочла бежать за пределы страны, в самые разные страны, умудрившись добраться далеко. Они сохранили те знания, какими их обучили брамины, учёные- маги, знающие множество тайн. Сегодняшние цыгане, занимающиеся хиромантией, и есть потомки тех париев, обманутых своим государством. Кстати сказать, Адольф Гитлер, считавший себя правопреемником тех, древних ариев, считал цыган недостойными для существования, как …
– Как евреев, – продолжил Гулливер. – Только если цыгане, то есть те «парии» начали войну против ариев, то на стороне евреев был настоящий бог, Яхве, то есть «Сущий», который валил на головы египтян одну «казнь» за другой, хотя, наверное, мог бы вывести своих подопечных из Египта без «военных» действий.
– Какие там были военные действия? – нахмурился Крузо.
– А смерть младенцев? – напомнил Гулливер. – Разве это не считается? После этого фараон дал согласие на исход. 
– Евреи прожили в Египте четыреста тридцать лет и, когда жизнь их переполнилась страданиями, решили вернуться к себе, в Палестину, – продолжил Крузо. – И снова им указал дорогу ангел.
– Наверное, – вспомнил Дик Сэнд, – тот же самый, которого мы видели чуть ли не своими глазами в терновом кусте. Но тот открылся только для глаз Моисея.
– Это были другие обстоятельства, – пояснил Гулливер, – а теперь надо было евреям придать уверенность в будущем, что им помогает бог, что он берёт их под своё покровительство.
– Может, если вы сами всё знаете, – возмутился Крузо, – то и продолжите рассказ, а я лучше отдохну.
– Нет, уважаемый Робинзон, – обратился к нему Василий Фёдорович, – продолжать лучше вам. Вы делаете это торжественно, что больше соответствует библейскому тексту.
– Тогда и не перебивайте. И двинулись сыну Израилевы из Сокхофа, через земли филистимлян к Ефаме, где и расположились станом. Видели они силуэт Господа в виде воздушного вихря, а ночью это был световой столп.
– Такое могло быть от мощного источника света, пущенного сверху. Я сам так не раз делал, на своём «Наутилусе». Продолжайте, пожалуйста, Крузо.
– Нет, – отмахнулся Робинзон, – я буду лучше слушать, как все. Вон, пусть лучше Гулливер говорит. У него своя версия имеется.
– Извини меня, друг мой, – склонил голову Гулливер. – Почему-то люди верующие часто обижаются, когда другие высказывают своё мнение на темы религии.
– Я молчу.
– Там, в Библии, написано, – вынужден был продолжить Гулливер, – что Господь ожесточил сердце фараона, и решил тот вернуть всё, как было, то есть вернуть евреев в Израиль, чтобы они продолжали работать на Египет в качестве рабов. Всё это не очень понятно: зачем Господь ожесточал фараона, если он его же всячески заставлял этих самых евреев отпустить. Не являлся ли он провокатором, создавая ситуацию обоюдной ненависти египтян к евреям, и наоборот. Так, или иначе, но спешно были собраны войска. Одних только колесниц там было шестьсот штук, и двинулись они скорым ходом в пустыню преследовать «беглецов». Они двигались так быстро, что скоро увидали отдыхающих евреев, а те устрашились при виде приближающегося войска, и начали обвинять Моисея, что он заставил из покинуть Египет, где им было не так уж и плохо, и что можно было дальше работать на египтян и влачить какое-то, но существование. К тому времени у Моисея была постоянная связь с Яхве, и тот сказал пророку, что пусть евреи ждут спасения, а Моисей должен начать действовать, и именно: направиться к Черемному морю …
– К Чёрному, – машинально подсказал Дик Сэнд.
– Именно, что к Черемному, – сухо ответил со своего места Крузо. – Так называли в те времена Красное море, Черемное, или Тростниковое (в буквальном переводе).
– В Красном море тростник не встречается, – сделал поправку Гулливер, – так что речь могла идти или о Большом Горьком озере, или озере Бардавиль, где как раз наблюдались случаи, когда ветер сгонял воду.
– Как это так – сгонял? – удивился Дик Сэнд.
– Так это описывается в Библии, – терпеливо продолжил Гулливер, – что поднялся сильный восточный ветер, которым стало отодвигать воду. Моисей простёр свой жезл и воды окончательно отступили так, что можно было пройти по дну. Он дал знак, и все евреи двинулись за ним, а по обоим сторонам виднелась вода, которой что-то не давало заполнить то место, где она только находилась.
– Это ещё одно чудо, – воскликнул Крузо, воинственно взмахнув своей трубкой, которую он как раз пытался раскурить, – одно из многих, коими сопровождался Исход.
– Войска фараона увидали, что те, кого они преследовали, пытались улизнуть от них по дну, и тоже вошли туда. Оставалось совсем немного времени, как евреи будут схвачены. Преследователи издавали громкие крики и размахивали копьями. Они готовы были пролить кровь и убить тех, кто будет сопротивляться.
– Воззрел Господь на египтян из огненного столпа, – перебил Гулливера Крузо, – и устрашились воины фараона и стали тормозить свои колесницы, побоявшись преследовать евреев. Стали вязнуть колёса колесниц и все их повозки остановились. Тем временем евреи перешли море (или озеро), и Моисей снова взмахнул жезлом, после чего воды вернулись в своё русло, и всё войско осталось на дне. Не выплыл ни один из воинов, облачённых в доспехи. Это ли не чудо?
– Посмотрите, – заявил Немо, который всё это время черкал карандашом по альбомным листам.
Все капитаны повернулись к нему, стали брать листы ватмана, разглядывать их и передавать их друг другу. Капитан Немо, обладающий неплохими графическими талантами, изобразил то, что рассказывали Гулливер и Робинзон Крузо. На одном листе вереница повозок шла по пустыне, а перед ними «огненный столп» в виде светового луча, расширяющегося кверху. На другом был изображён Моисей, стоявший на песчаном холме, вытягивающий свой посох- жезл, который светился. Вид у Моисея был грозный и нахмуренный, бороду его раздували порывы ветра, которые лохматили его голову. Черты лица пророка были заострены и хищны. Он как бы неё в себе сверхъестественную силу. На следующем листе было изображено море, разделённое на две части широким коридором, по которому двигалась длинная колонна людей, следом за которыми спешили колесницы. И наконец на последнем листе было видно, как воды моря захлёстывает войско фараона, как простирают руки солдаты, как воды смыкаются над их кричащими лицами.
– Артур, – придвинулся ко Грею Дик Сэнд, – как там у тебя, получилось найти Горбовского?
– Да как тебе сказать, Дик, – вздохнул молодой капитан, – и да, и нет.
– Это как?
– Я так и не дождался своего матроса, и это меня встревожила. Летика достаточно пройдошистый человек, чтобы найти любого, если он существует, и передать ему сообщение. Если Летика оплошал, то значит, здесь что-то не так. Вот я и отправился сам, собственной персоной. Летику-то я нашёл. Он действительно пробрался в мир Будущего и даже умудрился разузнать, где держат Горбовского, а там попал в поле зрения одной организации.
– Полиции Будущего?
– Не совсем так. Там это называется КОМКОН-2, или Комиссия по контролю. Там, в Будущем, опасаются контактов, которые могут повлиять на человечество. Если сначала искали контактов с иным Разумом, то потом, когда появились действительные следы иного Разума, то озаботились, что эти контакты могут принести вред нам, человечеству.
– Разве такое может быть? – удивился Сэнд.
– Но ты же сам, своими ушами слышал, как Господь влиял на египтян, желая помочь евреям. Так что контакты, вещь довольно опасная и неоднозначная.
– Так они что, приняли вашего Летику за инопланетянина?
– Не совсем так. Они хотели помешать ему общаться с Горбовским. Но потом появился я и провёл переговоры с Комовым. Мы с ним многое обговорили. Я отправил Летику домой, то есть на борт галиота «Секрет», а мне Комов устроил сеанс связи с Леонидом Андреевичем.
– Тебя пустили, Артур, к нему в карантин?
– Это не совсем карантин. Горбовский подключён к системе Искусственного планетарного разума в режиме прямого общения, где происходит тестирование его по многим физическим и ментальным параметрам. Они пытались понять, как получилось, что, погибнув на Радуге, Леонид Андреевич вдруг оказался дома, на Земле. Они решили использовать меня, как дополнительный контур. Меня ввели в состояние условной реальности, в которой пребывал Горбовский …
– Это что это такое? – глаза у Сэнда вспыхнули от возбуждения и любопытства.
– Мне трудно описать это словами. Это надо испытать на себе. Честно признаться, так мне бы лучше попасть домой, побыть с Ассоль, или посидеть с вами, в нашей «кают-компании». В общем, это выглядело, как огромная светлая комната с белыми стенами, которых как бы и нет. Мы сидели с Леонидом Андреевичем в удобных креслах, которые нас обнимали. Мне кажется, что эти кресла были приборами, которые чувствовали все наши параметры. Но тогда я об этом не думал. Меня попросили узнать у Горбовского, что с ним произошло.
– Ну и как?
– Он сказал, что внезапно Радуга наполнилась светом, в котором он растворился. Наверное, это и была та катастрофа, о которой говорили, в которой Горбовский должен был погибнуть. Он растворился в этом свете и стал частью его. А потом … потом начал ощущать себя снова, ощущать свою индивидуальность. Так он понял, что оказался на Земле. Но каким образом он там очутился, Горбовский не знал. Тогда я стал ему рассказывать, что операция с Моисеем ещё не закончилась, что её собираются продолжить, чтобы пронаблюдать связь Моисея с Яхве, что хотят, чтобы у Леонида Андреевича снова активировать те участки генетической памяти, в которых оказался задействован нужный ген, или группа генов. Горбовский засмеялся и сказал, что это не более, чем игра, и что он готов для сеанса, если это кому-то интересно.
– Что это значит? – удивился Сэнд.
– Я не знаю, – развёл руками Грей, – главной, что Горбовский не отказался, а это значит, что скоро и мы увидим продолжение Исхода, своими глазами.
+ + +
– Мы обозначили это мероприятие, – рассказывал Комов, – как операцию «Скрижали». Наши специалисты внимательно изучали все исторические документы, в каких можно было увидеть влияние иного, внешнего Разума. В том числе изучали и Библию. Описываемое там вручение скрижалей с заповедями и введение законов очень напоминает ту прогрессорскую деятельность, какую мы затеяли сами в мирах с отсталыми цивилизациями. Очень может быть, да наверняка так и было, что когда-то и с нами весьма плотно работали. Когда появились методики постижения генетической, глубинной памяти, стали искать людей с нужными наборами ген. Нам повезло, что среди отобранных оказался Леонид Андреевич, который довольно близко связан с вопросами контакта и космических проблем. Он подходил по всем параметрам, включая и быструю адаптацию в самых сложных ситуациях. Очень может быть, что именно это и помогло ему … спасло его … в случае с Радугой.
Комов то смотрел в глаза Артуру Грею, то поворачивал голову в сторону и устремлял взор куда-то в пространство, словно обращался к тем мифическим Предтечам, которые сделались символом некоей сверхцивилизации, которая в один прекрасный момент (или не очень прекрасный) куда-то пропала, но её влияние до сих пор оказывалось через самые разные факторы и явления. Вот и этот случай с Моисеем и врученными ему скрижалями, требовали самого пристального изучения.
– Вот и этот случай с Моисеем и скрижалями, – повторил Комов свою же мысль, – требуют самого пристального изучения. Для этого, для гарантии, мы решили подключить и вашу группу, как дополнительных свидетелей, которые умеют ориентироваться в самых экстремальных ситуациях. Сказать по правде, так Леонид Андреевич предложил сам вашу группу. В своё время он с вами пересёкся (рассказ «Подарок») и эта встреча ему запомнилась. Надеюсь, что вы не станете отказываться.
– Мы готовы, – улыбнулся Артур Грей и протянул руку для пожатия. – Можете смело на нас рассчитывать. Главное теперь зависит от Горбовского.
+ + +
– Мы здесь сидим уже целый час, – заявил Тартарен, поглядывая н своих друзей, – и непонятно, сколько ещё часов нам здесь придётся провести.
– До сих пор наш друг из славного города Тараскон не жаловался, – сказал насмешливо Гулливер, – что ему скучно в нашей «кают-компании».
– Мне не скучно, – махнул Тартарен рукой, – мне непонятно, сколько это ещё будет продолжаться.
– Хуже нет, когда надо ждать или догонять, – заявил Василий Фёдорович.
– Замечательно сказано, – восхитился барон фон Мюнхгаузен, – только я бы разделил два этих понятия. Догонять, погоня, это всегда – действие, адреналин, бурление крови, тогда как ожидание это … муки от неизвестности, от предчувствия чего-то, что может быть опасным, что с каждым мгновением становится ещё опасней, чем действительность.
– Ждать опасность, находиться в засаде, – вступил в разговор капитан Немо, – всегда относилось к воинским искусствам, каким обучались с помощью тренировок, тренировок духа.
–  А давайте и мы будем считать, – предложил Дик Сэнд, – что мы находимся в засаде, в засадном полку и впереди у нас …
– Встреча с Богом? – насмешливо спросил Крузо. – Братцы, подумайте сами, какую чепуху вы говорите. В конце- то концов, всё это случилось много тысяч лет назад и ничего нового мы не увидим, лишь то, что отложилось в памяти у Моисея …
– Скорее, извлечённое из памяти нашего друга Горбовского, – продолжил Артур Грей. – Вашего Моисея мы знаем по гравюрам Гюстава Доре, тогда как Леонида Андреевича мы имеем честь знать лично, этим знакомством гордимся.
– Кажется, Артур, – обратился Немо ко Грею, – вы лично виделись с Горбовским. Я правильно понял?
– Я вам это уже рассказывал, – вздохнул Грей. – Сам Леонид Андреевич подключён, как мне объяснили, к целому медицинскому научному комплексу, где его изучают … мне это не очень понятно … это ещё более сложно, как погружение в память, что я ещё могу как-то представить. Так вот, меня тоже подключили к этому удивительному аппарату и разговаривал я с капитаном Горбовским … как бы во сне. Но выглядело это, как будто я с ним общаюсь на самом деле …
– Как мы видим то, что видел Моисей много тысяч лет назад, – подсказал Дик Сэнд.
– Во-во, – обрадовался Грей. – Только там задействованы другие машины, совсем невообразимые.
– Господа, господа, – плачущим голосом возопил Тартарен. – Это что же с нами происходит, господа? Человек, люди … они соединяют себя с машинами. Я не могу себе это представить. Мне кажется, что об этом говорил в своём «Откровении» Иоанн Богослов. В этом есть что-то надчеловеческое
– Нет там такого, – сумрачно заявил Крузо. – Друзья, что-то мы слишком далеко забрались во всё это. Этим должны заниматься священники. Их для этого благословляли, а мы …
– Мы участвуем в научном эксперименте, – вежливо ответил Немо, – а если вас, дорогой Робинзон, это как-то задевает, затрагивает ваши чувства, то вы можете отказаться. Мы вас уважаем и поймём.
– Честно признаться, – заявил Робинзон, немного помолчав, – мне и самому интересно: увидеть своими глазами то, о чём я читал множество раз и о чём говорили разные проповедники. Просто вера … она воспринимается на каком-то особом уровне, где не обязательна наука, логика и какие-то объяснения. Потому она и вера, что безусловна.
– А если ты, дорогой Робинзон, – спросил Грей, – сейчас увидишь что-то такое, что твою веру может пошатнуть? Что ты будешь делать?
– Именно этого я и опасаюсь, – вздохнул Крузо. – Но вера настолько прочно во мне сидит, что не думаю, что её может что-то потревожить.
Капитаны сидели в «кают-компании», ждали, когда всё начнётся и обсуждали свои мысли, думы и сомнения. Вдруг они увидели, что рядом появился Геннадий Комов. Он сдержанно поздоровался сразу со всеми, а потом попросил Артура Грея отправиться с ним.
– Что-то случилось? – тут же встревожился Тартарен. – Если что-то случилось, то вы должны нам это сказать.
– Пока что сказать ничего не могу, – развёл руками Геннадий Юрьевич. – Какие-то проблемы с Горбовским. Ничего серьёзного. Просто он не выходит на связь.
– Может что-то с техникой? – озаботился капитан Немо. – Нам приходилось постоянно осматривать и ремонтировать «Наутилус», а ведь у вас там всё на много порядков сложнее.
– Наша техника, уважаемый капитан, – ответил Комов с нотками удовольствия, – теперь сама умеет себя тестировать, выявлять будущие неисправности и устранять их до того, как они появились. Нет, здесь причина в самом Леониде Андреевиче. Он почему-то не выходит … да, я об этом уже говорил.
– А я? – спросил Грей. – Чем могу здесь помочь я?
– В последний раз он разговаривал с вами, Артур. Мы и решили, что, возможно, с вами может получиться разговор. Мы вам подскажем, о чём должна идти речь.
– В таком случае мы все можем отправиться с Артуром, – почти закричал провансалец. – Все вместе мы будем более убедительны. У нас- единый коллектив.
– Сначала попробуем с Артуром, а уже потом …
– Я готов, – поднялся капитан Грей, – и прямо сейчас.
+ + +
– Я не стал говорить при всех, – признался озабоченно Комов, – но там, в комплексе электронных машин Глобального искусственного разума, протекают какие-то процессы, которые у нас не получается отследить. Они замкнуты на Горбовском, который тоже не откликается. Вы, Артур, как бы не из нашего привычного мира и, возможно, у вас получится то, что не выходит у нас.
– Я всё понял, – согласно кивнул Грей. – Делайте со мной то, что считаете нужным.
+ + +
– Добрый день, Леонид Андреевич. Как дела?
– А, это вы, Артур. Простите, я был занят и отвлёкся от всего. У вас подошло время для эксперимента, но мы не успели завершить то, что начали.
– Что у вас делается?
Артур Грей с интересом оглянулся. Там, откуда появился, он полулежал в удобном кресле. К нему подсоединили шлем с десятками датчиков. Столько же их было прицеплены присосками к рукам и торсу. Все они снимали показания с разных систем периферийной нервной системы и шли в отдел анализа Искусственного разума. Здесь же, куда он попал, они находились в большом светлом зале, стен которого не было видно, или они были абсолютно белыми. Здесь был он и капитан Горбовский, который выглядел довольным и добродушным.
– Меня послал Геннадий Юрьевич, чтобы узнать причину, почему мы не начинаем очередного этапа операции «Скрижали». Комов сказал, что мы должны увидеть, как иной разум под видом «Сущего», или Яхве будет говорить с Моисеем и давать ему инструкции, как жить дальше человечеству, то есть группе племён евреев, которые должны дать знать всем прочим, как и куда развиваться. То, что описано в Библии, выглядит схематично и претенциозно. Мне так сказали.
– Узнаю Генашу. Он не очень выбирает выражения. У нас тут появилась небольшая проблемка. Пользуясь случаем, что мой разум стал частью глобального искусственного, мы общими усилиями проверили некоторые мои ощущения. Короче говоря, получается, что Яхве там, кто бы он ни был, не один, и они ведут противоречивые действия, которые не согласованы друг с другом. Те прогрессоры, которые там задействованы, мешают друг другу, оттого последствия получаются настолько противоречивыми. Тот же египетский фараон то отпускает евреев, то тут же кидается на их преследование. Мы попробовали забежать чуть вперёд …
– Геннадий Юрьевич хотел бы …
– Да понимаю я, чего хочет Генаша. Я больше скажу: чего хочет Генаша, того хочет и Бог. То есть один из той компании, кого можно считать Богом.
– Но что мне ему передать?
– Передай, что мы сейчас всё начнём. Действительно, не стоит дальше откладывать. Просто мы готовимся реагировать правильно, и даже параллельно с главной целью.
– Это как?
– Увидите, молодой человек.
+ + +
– Скоро начнётся, – сообщил Артур Грей, появляясь в «кают-компании».
– Ты видел Горбовского? – спросил Дик Сэнд и было видно, что этот вопрос собирались задать и другие.
– Видел, – заявил Грей, оглядываясь по сторонам и глядя в лицо каждому. – Он просил передать привет всем и пожелание присоединиться к погружению в историю.
– Это больше чем история, – буркнул Крузо.
– Это – миф, – дополнил Гулливер, – ставший реальностью
Все надели на голову очки, какие и были на них в первый раз. Мир, их окружающий поблёк и стал сереньким. Так получилось потому, что очки были настроены на виртуальную реальность «памяти предков», пока она ещё была не запущена, и обычная реальность проходила сквозь пелену, которая должна была заполниться тем, что хранилось пока ещё в голове, а точнее – памяти Горбовского. Но вот …
Всё перед глазами капитанов закружилось в радужную картинку. Это как у детей, которые крутят перед глазами игрушку под названием «калейдоскоп», а тот меняет один причудливый узор на другой. Должно быть сейчас какой-нибудь сканер- искатель переходил с одного слоя памяти на другой. Но вот нужный фрагмент был найден, и капитаны увидели себя вблизи небольшой горы или довольно крупного увала, поросшего обильными кустами. Справа, слева стояли толпою представители разных семейств тех родов, которые ушли, вместе с Моисеем, из Египта. Было удивительно видеть столько людей, облачённых в старинные одежды. Кстати, она была изготовлена из довольно добротной ткани и тщательно вычищена. Прямо на земле была проведена глубокая борозда, за которую не заходил ни один человек. То и дело были слышны голоса тех, кто предупреждал, что на горе находится бог и никому туда приближаться нельзя, ибо человеческое существо не может выжить вблизи божества, ибо такова сила его, что не может сердце выдержать и не лопнуть от божественного присутствия. Люди вздрагивали и толкали друг друга локтями, как бы проверяя соседей, как те себя чувствуют, и чтобы подбодрить их, хотя, по правде, хотели подбодрить себя. А потом … потом поднялся сильный ветер, едва не сорвавший одежды с людей, а потом грянул гром и начали бить молнии, целыми каскадами, и это вызывало страх, а потом ударил ливень, каких и не увидишь в пустыне, какие бывают где-то в тропиках, где это называют – тайфун. Все разом загомонили, начали возбуждённо перекликаться. Людей заставили взяться за руки, чтобы сдерживать друг друга, но, наверное, и без этого не нашлось бы подобного безумца, чтобы сейчас устремился на гору, чтобы воочию увидеть Бога, пасть перед ним ниц. Близкое присутствие божества, как стихии, отрезвляло от религиозной экзальтации. Тем временем небо совсем потемнело, всё затянуло густыми облаками- тучами, которые как бы наполнились дождём, который только что лил даже не как из ведра, а из огромной бочки. Послышался оглушительный гром, такой, что земля зашаталась под ногами. Тучи над вершиной горы раскрасились багровыми оттенками.
– Это напоминает мне извержение вулкана, господа, – заявил Василий Фёдорович. – Я своими глазами видел извержение индонезийского вулкана Кракатау в 1883-м году. Но там всё было много мощнее. Ударило с такой силой, что поднялась волна цунами высотою в двадцать метров, землю трясло так, что с трудом можно было стоять на ногах, а небо выброшено такое количество серы, флюоритов и пепла, что всё небо потемнело и можно было видеть яркие зори ещё несколько лет. Будьте готовы бежать, если произойдёт выброс магмы.
– В Библии не говорится про вулкан, – послышался голос Крузо. – Там сказано, что всё это было признаками появления самого Бога, который появился там лично, а не через ангела.
– Сейчас мы всё узнаем сами. Наверняка, Моисей поднимется туда.
– Так и было, – вскричал с восторгом Крузо. – Сейчас вы увидите … я увижу …
Первоначально Яхве считался богом грозы, как Перун у славян. Такой антураж как раз ему соответствовал. Подобное зрелище более характерно для тропических стран с обилием муссонов, но для тех областей, где царствует пустыня, это уже – исключение.
В это время послышались громовые раскаты, и были они столь причудливы, что, казалось, в них можно было услышать слова. Но те люди, что стояли в толпе, растянувшейся вдоль подножия горы и проведённой там борозды, все разом зашевелились. Наверное, и они разобрали в этих раскатах слова. Все капитаны, то есть Горбовский, то есть всё же Моисей, начали подниматься по склону, стараясь держаться тех мест, где склон был более пологий. А в громовых фразах можно было услышать, что это Господь, который вывел народ свой из земли Египетской, из дома рабства и да не будет у этого народа других богов. Потом были слова, чтобы не создавали себе кумира и изображений, что на небе вверху, и на земле внизу, и на воде, и под водой. И нельзя поклоняться иным кумирам и служить им. Громогласно разносилось вокруг снова и снова, и народ внимал этому голосу, громче которого нет ничего, исключая грома. Конечно, для народов древностей, не знавших ни мегафонов, ни иных усилителей звука.
– Вы слышите, братья капитаны, – торжествующе спросил Крузо, – этот глас в пустыне Синайской? Кто это, если не Господь?
– Будем наблюдать, – заметил капитан Немо. – Тем более, что именно это нам и предложили. Похоже, что скоро мы поднимемся на вершину этой горы.
– Видали мы горы и покруче этой, – хвастливо подал голос Тартарен, на что Крузо попрекнул, весьма сердито, в богохульстве, на что тарасконец оправдывался, что он ни одним словом …
Так, обмениваясь короткими фразами, поднялись они на верх, не на самый, а на удобную площадку для общения. Там оказался некий висящий в воздухе объём пространства, затянутый странным туманом, который клубился и всячески переливался, но не перемещался, а как бы стоял на месте, словно его что-то незримо держало. А потом всё пространство заняла человеческая фигура весьма большого роста и прочих габаритов. Эта фигура повернула к капитанам (Моисею) лицо с крупными чертами, словно высеченными в камне, и заговорила, но … слов не было слышно.
– Что это? – удивился и даже раздражился Крузо. – А где же звук? Кто выключил звук?
– Это сделал я, – послышался знакомый голос.
– Кто это я? – продолжал возмущаться Робинзон. – «Я», они бывают разные!
– Леонид Андреевич, – неуверенно спросил Немо, – это вы?
– Да, уважаемый принц, вы меня узнали. Дело в том, что мы кое-что поняли, проанализировав с Глобальным Разумом мою «память предков» и установили внешнее воздействие через информацию в этих словах. То есть там содержалось программирование механизмов восприятия, которые усваивали ту информацию, пакеты которой вкладывались непосредственно в мозг. Кстати сказать, то же самое сейчас происходит и с теми массами слушателей, которые находятся у подножия сей горы.
– Но как же мы узнаем, что же было сказано Моисею? – неуверенно спросил Мюнхгаузен.
– Нас лишают божественного откровения, – сердито буркнул Крузо, – но ничего, мы всегда можем обратиться к Библии и узнать всё на страницах Священного писания.
– Это всего лишь внешний фон, – ответил Горбовский. – Там шло внушение сразу на нескольких уровнях. У нас ещё только задумываются, как людей, учеников обучать большими объёмами информации, необходимых знаний, общеобразовательных и узкопрофессиональных. Так вот здесь использованы информационные кластеры, которые тут же усваиваются потребителем без всякой идентификации. Мне с этим помог разобраться Глобальный Разум, и я решил, что лучше оградить вас от этого воздействия …
– Вы лишаете нас божественной благодати, – воскликнул Крузо, – без всякого согласия на то с нашей стороны.
– Я лишаю вас воздействия на вас без вашего согласия, – поправил Робинзона Горбовский, – а что могло получиться, вы увидите и увидите весьма скоро.
– Что мы увидим?!
Похоже Крузо решил на полном серьёзе идти на конфликт. Горбовский, которого капитаны не видели (они видели всё его глазами, но могли слышать его голос, и только потому, что он отключил любое звуковое сопровождение), решил объясниться:
– Хорошо. Я готов немного отступить от программы, тем более, что те силы, которые назвали себя Яхве, или Господь, весьма продолжительное время занимались с Моисеем, сотворив из него полноценного пророка, дали ему, в качестве побочного действия, такие жизненные силы, что Моисею суждено было прожить до ста двадцати лет. Потом то же самое проделали с Аароном. У нас появилась возможность взглянуть на то, что было в стане евреев, пока Моисея обрабатывали на этой встрече с Богом.
Народу скоро надоело стоять возле горы, дожидаясь возвращения своего предводителя. Они начали расходиться и вернулись в стан. Все обменивались впечатлениями от услышанного. Каждому хотелось знать всё. Каждый хотел увидеть того бога, голос которого все слышали и который дал им несколько важных истин, которые должны были стать законом.
– Аарон, – требовали евреи от брата пророка, – покажи нам обличье того бога, голос которого мы слышали.
Аарон сначала отнекивался и призывал подождать возвращения брата, но евреи наседали на него и требовали, требовали. Ещё недавно они были рабами египтян и выполняли все их приказы, но вот им объявили, что они богоизбраны, и теперь чувствовали, что имеют право требовать. Аарону некуда было от них деться, дальше отказываться значило утерять авторитет. Лидеры сильны именно своим авторитетом, и потерять его значило утратить статус вождя. Аарон приказал принести ему все те золотые украшения, которые женщины попросили у египтянок. Неожиданно украшений оказалось чрезмерно много. Аарон поставил тигельные печи и свалил туда украшения для переплавки. Пока золото плавилось, Аарон соорудил форму и начал заполнять её расплавленным золотом. Позднее он убрал внешнюю сторону формы, расколов её на части. Блеснуло золото. Перед глазами набежавших со всего стана евреев предстал золотой телец. Каждому показалось, что телец смотрит именно на него. Все потрясённо молчали. Когда-то на греческом острове Крит существовал культ божества в виде быка. То, что бог может так выглядеть, было непривычно, но … слепил же его Аарон, которого они потребовали изобразить того бога, голос которого они слышали, значит …
– Преклоним же ему колени, – выкрикнул кто-то, и сразу все (?) пали ниц, а потом начались торжества, восторженные крики, ритуальные танцы. Иметь золотого бога, такое было ведь не у каждого народа, а только у богоизбранного.
– Как вам такое зрелище? – послышался голос Горбовского. – Смотрите, что будет дальше.
Перед глазами у капитанов всё поплыло, а потом они увидели тот же лагерь, где они только что были, но – со стороны. Они снова видели картинку глазами Моисея. Тот спустился с горы и нёс с собой довольно тяжёлую плиту скрижалей с начертанными письменами. Увидав пляшущих соплеменников, Моисей, чувствовавший себя перерождённым, то есть больше чем просто человеком – пророком, разгневался. Ту плиту с письменами, которую он тащил на плече, как свод новых законов, швырнул под ноги, и плита раскололась на части. Моисей продолжал наступать на лагерь и грозно закричал, требуя прекратить непотребство. Одно из главных заповедей, которую дали евреям заключалась в том, чтобы они не создавали себе кумира, а здесь … творилось что-то бесовское. Евреи, увидав Моисея, заворчали, прикрывая своими спинами золотого тельца, которого они признали своим богом. Оно было изготовлено из того золота, что им отдали египтяне. Стали бы те отдавать украшения, если бы на то не было божьей воли? Конечно же – нет! И теперь этот бог предстал перед ними воочию. И они были готовы его защищать.
Грозно закричал Моисей и поднял свой посох, который при необходимости становился чудесным жезлом, то есть источающим чудеса. Из посоха ударила молния, другая и … телец начал плавиться, терять форму и растекаться лужей. Издали евреи одновременный дружный вопль и были готовы напасть на Моисея и растерзать его на части, но тут выскочили вперёд потомки Левия, третьего сына Иакова и жены его, Лии. Они были бедного рода, и Моисей пригласил их следить за порядком, обещая своё покровительство. Не имеющие иного имущества, кроме обещаний вождя, эти люди, которых стали называть левитами, бросились встреч наступающим разгневанным евреям и начали поражать их мечами, убивая без всякой пощады. Капитаны содрогнулись от этого зрелища, когда одни соплеменники убивали других, с кем только что делили кров и пищу. (Значит и не делили ничего, и чувствовали свою ущербность, а теперь настала возможность все несправедливости припомнить).
–Что это было? – спросил Дик Сэнд дрожащим голосом. – Такого ужаса я не видел даже на похоронах Муани-Лунги, царька  Казонде, туземной области в Анголе. Там не было таких жертв.
– Члены племени Левия порубили мечами три тысячи человек, – сообщил почти торжественно Крузо, – послушные воле Моисея.
– Это в еврейском варианте, – посчитал нужным дополнить Гулливер, – а в Вульгате (латинском переводе Библии, сделанном Иеронимом Стридонским) была уже другая цифра – двадцать три тысячи человек. И это, напомню, богоизбранного племени. Почти сразу в народе возникли конфликты, которые привели к таким масштабным жертвам. И всё это рядом, в непосредственной близости от Бога, который, наверняка, с любопытством взирал на шалости своего народа.
Решительно Дик Сэнд стащил с себя очки и оказался в «кают-компании». Почти сразу за ним очки снял и Артур Грей. Одним за другим капитаны снимали очки и опускали глаза. Последним это сделал Робинзон Крузо и сурово посмотрел на своих товарищей, словно укорял их в чём-то предосудительном.
– Кто мы такие, – высказался он, – чтобы судить божий промысел?
– Да уж, – вздохнул Тартарен, – насмотрелись. Хватило за глаза. Давайте лучше своими делами займёмся, а с богом … надо как-то осторожней.
– А что же Горбовский? – спросил Артур Грей. – И что делать с его очками. Может, мы сможем видеть мир глазами Моисея, когда нам этого захочется?
– Нет уж, – отодвинул от себя очки Дик Сэнд. – Мне этого хватило. Как сказал уважаемый Тартарен – за глаза.
– Эх вы, – махнул зажатой в руке трубкой Крузо, – мало в вас веры. Истинно верующие … нам не нужны логика и сомнения. С нами бог.
– Кстати сказать, – послышался знакомый голос, – именно эта фраза была вычеканена на пряжках ремней солдат Вермахта во Вторую мировую войну.
– Комов, – воскликнул Мюнхгаузен. – А где же Горбовский?
– Всё ещё там.
– На той горе? – вскинулся Крузо. – Рядом с Господом?
– Нет, в лаборатории. Рядом с Глобальным Разумом. Он всё ещё к нему подключён. Пересчитываются разные варианты течения событий.
– А чего их перечитывать? – удивился Тартарен. – Всё это было, и так давно, что это воспринимается как сказка.
– Как религия мирового уровня, – заявил Крузо. – И с этим не поспоришь!
– Это мы и пытаемся изучить, – согласился Комов. – Внутренняя культура и религия. Что в них общего.
– Как – что? – удивился Гулливер. – И то и другое наполняет человека. Священники не даром сравнивают человека с сосудом: чем его, то есть человека наполнишь, тем он и будет являться. Это – общее. А всё прочее – уже различия.
– Я, кажется, вас понимаю, – потёр пальцами кончик носа Комов. – Религия наполняет человека канонами и запретами. Религиозному человеку продиктовано, как и куда ему следует двигаться, а запреты являются теми шорами, которые закрывают от него иные, альтернативные дороги для развития.
– Тогда как культура, – продолжил Василий Фёдорович, – является тем необходимым стержнем, который держит человека и делает его уверенным, позволяет ему накапливать знания, является светочем в путях познания истин и смысла. Культура и совесть, вот две необходимости для существования.
– И ещё – образование, – включился в беседу Немо. – Но без культуры и совести образование может сработать в обратную сторону.
– Даже так? – удивился Тартарен. – Разве знания могут быть лишними?
– Это понял наш Автор – Жюль Верн, – признался Немо. – Если в начале своего творчества он говорил о бесспорной необходимости знаний, то потом своё мнение изменил. Почитайте его романы: «Пятьсот миллионов бегумы» и «Необыкновенные приключения экспедиции Барсака», где речь идёт о учёных и изобретателях, не озабоченных муками совести, и к каким жертвам это может привести.
– Спасибо вам большое, друзья, – заявил Комов. – Вы сами убедились: насколько это серьёзно – изучать возможный контакт человечества с Иным Разумом. Логику Иного разума трудно просчитать. Они основаны на этике, отличной от нашей. Мы тоже не раз уже сталкивались с тем фактом, что благие помыслы не всегда приводят к желаемым, лучшим результатам.
–Благими помыслами вымощена дорога в ад, – напомнил Гулливер известную фразу. – Так написал английский писатель Самюэль Джонсон в своей книге «Тщета человеческих желаний». Но как это сочетается с вашим Иным Разумом?
– Мы начали влиять на обитателей планет, отставших в развитии от нашего мира, пытались протянуть им руку помощи, и каждый раз оказывалось, что что-то мы не учли, что-то сделали не так, и появлялись жертвы, каких быть не должно.
– Напомню, что и в человеческой истории были подобные намерения, – заговорил капитан Немо. – Был даже тезис о «миссии белого человека», которым прикрывался капитализм. Там тоже речь шла об отсталых народах и слова о помощи.
– Тогда было другое время, – подхватил тему Василий Фёдорович. – Всегда были те, кто хотел заработать на чём-то новом, получить прибыль, а эта самая миссия – глянцевая открытка.
– Друзья, капитаны, – подал голос Дик Сэнд, – а что там было дальше с Моисеем и народом, избранным богом Яхве?
– Не всё там сложилось просто, – вздохнул Гулливер. – Пока дошли они до конца своего пути, были самые разные испытания, нападения, искушения. Не все выдержали. Многие погибли, а этот же бог заставил их бродить по аравийской пустыне сорок лет. Аарон и Мариам, их сестра, провидица, восстали против Моисея, когда тот вздумал взять в жёны «ефиоплянку» (так написано в Библии), после чего Мириам заболела проказой, и только совместная молитва примирившихся братьев излечила её. Но Мириам так и не дошла до конца: в окрестностях города Кадеса она умерла и была погребена. Следом, на горе Ор, умер и Аарон, а первосвященником стал его сын Елеазар. Это было на сороковом году мытарств евреев по аравийской пустыне. Они в очередной раз начали возмущаться, мол, доколе, и осерчавший бог в очередной раз наказал евреев, наслав на низ полчища ядовитых змей. Но Моисей сумел изготовить медного змея и укрепил его на знамени. Теперь каждый укушенный мог встать рядом со знаменем и взглянуть на змея. Этого оказалось достаточно, чтобы остаться в живых.
– Но почему, – воскликнул Тартарен, жестикулируя руками, – к чему все эти испытания, мытарства?
– Но ведь я, кажется, уже говорил об этом, – удивился Комов. – Разве нет? Дело в том, что, по нашим прикидкам, в программе, которую мы условно назвали «Скрижали», участвовали две различные группы, которые совершали противоположные действия. Отсюда и столь противоречивые поступки «избранных». Те данные, что были сделаны первоначально и высечены на скрижалях, были разрушены, и Моисей ходил на гору вторично, а то, что было начертано для него, отличалось от первого варианта. Все эти трения продолжались и дальше. И все беды валились на головы бедных евреев, которые то терпели беды, называя их «испытаниями», то срывались в очередном восстании, которое нещадно каралось, не взирая на жертвы. Кстати упомянуть, когда Моисей вернулся с горы вторично и принёс новые тексты заветов, вычеканенные на каменной плите- скрижалях, вокруг головы его распространялось сияние, чего не было в первый раз. Должно быть, на этот раз влияние «внешних сил» на Моисея было более углублённо. Всё это сопровождалось разными необычными случаями, которые можно было причислить к чудесам.
– Чудеса? – обрадовался барон Мюнхгаузен. – Я чудеса уважаю. Расскажите, что там было.
– Там их было столько, – ответил Комов, – что теряюсь, что можно выбрать для примера.
– Позвольте, это сделаю я, – предложил Гулливер. – Теперь, когда мы довольно внимательно погрузились в эту историю, я заглянул в Библию и перелистал все события, которые мы видели или могли видеть. Упоминалось там и о Валаамовой ослице.
– Да, я тоже слышал такое выражение, – Василий Фёдорович, – но не задумывался, откуда это.
– Вот я этот пример и перескажу. Одержав победы над разными чужими народами, племена Израиля добрались до равнин страны Моав.
– Это где? – удивился Дик Сэнд. – Я о такой стране и не слышал.
– Это неудивительно, – вмешался капитан Немо. – За тысячелетия появлялись государства, становились могучими и влиятельными, а потом, в силу разных причин, внешних или внутренних, рассыпались на части и исчезали. Порой о них не оставалось даже памяти. Лишь в редких свитках остались сведения педантичных летописцев. А что касается Моава, то эта небольшая страна находилась на восточном берегу реки Иордан и побережье Мёртвого моря.
– Совершенно верно, – благожелательно улыбнулся Гулливер, поправляя очки, которые норовили съехать на кончик его носа. – Так вот, евреи вошли в Моав, и Царь Валак вышел встретить их и поприветствовать, потому что моавитяне были с евреями в дальнем родстве, потому как считались потомками пророка Лота. Валак был благожелателен и пригласил народ Израиля чувствовать себя как дома. Те обрадовались и решили, что здесь можно задержаться и отдохнуть от всяких мытарств. Валак же, увидав, как многочисленны приглашённые гости, сколько много среди них воинов и как много побед они уже одержали, начал испытывать сомнения в своём гостеприимстве. До сих пор евреи не очень читались с интересами прочих народов и делали то, что им хотелось. А что, если им понравится жить здесь? Валак начал расспрашивать Моисея, как долго они намериваются отдыхать, но Моисей ничего определённого не ответил, или не захотел отвечать. Это ещё больше встревожило моавитского царя. Он отправился к известному магу Валааму, который обитал в отдалении, и попросил его наложить проклятие на израильтян. Валаам согласился и направился в Моав. Обычно он путешествовал на ослице, которая была послушна и своим кротким нравом устраивала мага. Но в этот раз она начала упрямиться и не желала идти, словно её что-то удерживало. Валаам понукал её и даже применял силу. Ослица была готова идти куда угодно, но только не туда, куда её направлял маг. После очередной трёпки она повернула голову к Валааму и сказала ему: «Не я ли твоя ослица, на которой ты ездил сначала и до сего дня? Имела ли я привычку так поступать с тобой?» Ослица ещё некоторое время укоряла его за побои, а потом замолчала. Валаам присмотрелся и увидал, что рядом с ослицей находится человек, которого почти и не видно, потому как он просвечивался насквозь. Это было видение, мираж или то был ангел? Валаам продолжил путь и добрался до нужного места. Может быть он и собирался совершить те магические ритуалы, с помощью каких он получил известность, но внезапно он начал израильтян благословлять.
– Я слышал, – заявил Тартарен, – о людях, которых называют чревовещателями, которые могут сделать так, что кажется, будто животное разговаривает, может заставить ребёнка говорить мужским голосом, басом или ещё как.
– Да, такое бывает, – опять ответил Немо, – но здесь речь шла о маге, об опытном маге, который разобрался бы в чужих фокусах. Похоже, что здесь действительно произошло что-то необычное, хотя это могло быть и проделкой сильного гипнотизёра.
– Друзья, – поднялся Крузо, лицо которого исказилось в гримасе, – я вас прошу, я вас даже умоляю, давайте прекратим обо всём этом говорить. Может это для вас и предмет для шуток и розыгрышей, но для меня всё это – серьёзно. Вы оскорбляете мои чувства. В старое время, в Средние века, этого было достаточно, чтобы начать войну, даже среди приверженцев одной веры, так что …
– Хорошо, – поднял обе руки Комов, как бы прощаясь с капитанами. – Я хочу поблагодарить вас, друзья, за то, что вы приняли участие в серьёзном научном эксперименте. Кстати сказать, хочу вам признаться, что у нас имеется ещё одна версия тех, библейских событий. Может быть, это у них была игра, вроде шахмат или ещё какой, только вместо фигур в ней были люди, много людей. Вот такие у богов могут быть развлечения … Но это не более чем предположение. А что касается вас, то, может быть, мы будем сотрудничать и в дальнейшем, а пока разрешите покинуть вас.
Комов удалился, а капитаны ещё некоторое время обменивались впечатлениями, ч  том числе и о последних словах. Робинзон Крузо никому ничего не сказал, а прихватил свои вещи и отправился к себе, на остров, чтобы там в одиночестве всё обдумать и перелистать страницы Священного писания. Одним за другим и другие капитаны расходились, возвращаясь в свои книги. Дик Сэнд присел к столу и торопливо переписывал все события в особый блокнот, который именовался «вахтенным журналом». Кроме него в «кают- компании» оставался барон и тарасконец. Тартарен повернулся к Мюнхгаузену и тихо признался ему:
– А мне, дорогой барон, всё это показалось интересным. Меня увлекло это путешествие по аравийской пустыне. Знаете, друг мой, у меня появилась фантазия отправиться туда на поиски …
– Кого? – спросил барон. – Приключений?
– Давайте, я загляну к вам через пару деньков в гости, и мы всё это обсудим. Тогда и примем решения.
– А мне тоже всё показалось интересным, – подал голос юный капитан. – Мне кажется мой Автор, Жюль Верн, мог бы написать обо всём этом замечательный роман – столько происшествий прошло перед нами. Он даже писал нечто удивительное в короткой повести «Вечный Адам».
Дик Сэнд ожидал, что его товарищи ответят ему, но их уже не было. Дик Сэнд вздохнул и снова вернулся у «вахтенному журналу».