Брусника. на грани

- Эти летние дождиии...- почему-то звучал в ушах голос Пугачёвой.
Кроме этого голоса в моей мокрой голове не было ничего. Даже стук капель,
молотивших по макушке, ничем не отличался от стука капель, ударяющихся о
корку асфальта.
- Я не смогу так жить,- всё время боясь тебя потерять. Это очень больно,-
сказал Сергей. И положил трубку.
Лучшее средство от головной боли - отсечение головы.

Я сидела на скамейке возле городского телеграфа и не замечала дождь. А он
находил в моей одежде сухие нити и жадно пропитывал их, словно пытался
растворить. А заодно маскировал слёзы, которое ручьями стекали по щекам, и уже
было непонятно, то ли это идёт солёный дождь, то ли потоки слёз вымочили меня с
головы до пят...
Серая дневная хмарь начинала сгущаться, преобразуясь постепенно в вечернюю.
- Девушка, с Вами всё в порядке? - участливо спросила из-под зонта какая-то
женщина. Я вышла из оцепенения и побрела домой. 

Ночью у меня поднялась температура. Дал знать о себе хронический бронхит,
решивший превратиться в пневмонию.
Дня два я ещё пыталась что-то делать по дому, потом просто лежала и кашляла.
Даже есть не могла. И запретила маме вызвать скорую:
- Ерунда, пройдёт само,- сипела я сквозь кашель.
Мама переставила Сашину кроватку в свою комнату. Потом принесла от соседки
огромную банку мочёной брусники. И стала поить меня морсами.

Жар не спадал, температура давно проскочила отметку 40. Встав в очередной раз
для того, чтоб сбалансировать жидкость в организме, я с ужасом поняла, что
произошло непоправимое: выкидыш... И снова пошёл ливень: подушка была мокрая,
простыни возле подушки были мокрыми... Откуда бралось столько слёз, трудно
представить. Физической боли не было, но душевную трудно было сравнить хоть
с чем-то. Хотелось выть долго и непрерывно. Но остатками сознания понимала,
что нельзя пугать маму и маленького сынишку.
 Через несколько дней, поняв, что уже не могу дойти до ванной, не держась за все
стены, я разрешила маме вызвать скорую.

Доктор, узнав причины моего состояния, тут же распорядился о носилках, и меня
быстро доставили в больницу, где, не теряя ни минуты, унесли "чистить".
 Врач "чистилища" вынимала из меня огромные "печёнки", - куски запёкшейся крови,
бросала их в таз и костерила, на чём свет стоит. Странно, но я помню всё, что
эта замечательная женщина говорила мне, особо и не надеясь, что "эта дура"
выживет, потеряв столько крови.
   
Как потом рассказывали мои соседки по палате,- когда меня привезли после
чистки,- я вся была белая, и только черный носогубный "треугольник" и черные
круги вокруг глаз всё больше намекали на строение черепа. Бедные девушки, не
предполагавшие нечаянного урока по анатомии, сидели рядом на кровати напротив,
и смотрели на меня, как на призрак. А у меня начался предсмертный озноб: трясло,
как в кузове грузовика, едущего по булыжникам. Я старательно пыталась поставить
градусник: зачем-то это казалось мне очень важным,- но не было никакой
возможности усмирить его, он скакал в трясущихся руках, как норовистый конь,- и
правильно делал: боюсь, тонкий стеклянный корпус просто переломился бы от моих
непрерывных судорог, от постоянно бьющего меня кашля.
После нескольких неудачных попыток я оставила эту затею, бессильно свесив руку
с градусником на пол. Почти уронив.
Кашель не прекращался ни на минуту, он выматывал меня, не оставляя сил для
жизни.
 Посмотрев на испуганных соседок, я решила как-то разрядить обстановку.
От моей капельницы (банка-колба и крышка) на стену падала забавная тень,- словно
голова женщины в шляпке-канотье. Вот я им и говорю, показывая кивком на стену:
 - Смотрите, женщина...- а сама трясусь при этом. И кашляю. Но улыбаюсь. Ведь
действительно очень милая тень...
Девушки сразу решили, что у меня галлюцинации начались,- и я уже вижу ту, что
приходит с косой.
И бедных моих соседок словно ветром сдуло в коридор.
 
Дальнейшее  вспоминается, как в немом  кино: тут же забежала толпа врачей и
медсестёр, быстро посмотрели на меня, и так же толпой  выбежали. Прибежали
мед.сёстры с двумя капельницами на колёсиках и вкололи  в руку обе, вместо
первой.
И вдруг меня стало раздувать, как воздушный шар.
 - Ой, я сейчас лопну!- едва успела произнести, как из меня в потолок ударил
фонтан. И озноб прекратился. Вместе с кашлем. Внезапно. Как отрезало.
Снова прибежали санитарки, меня  отодвинули от стены, переодели, сменили постель
и стали всё мыть.
А я лежала, и извинялась перед ними за доставленные неудобства, а тепло
медленно разливалось по оживающему телу, вместе с блаженством от успокоившихся
лёгких.
  Мне, наконец, удалось поставить градусник, и умиротворённая, я уснула.

  На следующий день, во время осмотра, врач сказала, что я выжила чудом.
А я понимала, что этим чудом стала брусника, которая в эти дни буквально
заменила мне кровь.
 


*на грани - так решила обозначать истории, в которых
моя жизнь висела на волоске.