Жизнь и женщины...

    Конечно, Фёдору  не так повезло, как Петрову из их округи, который в Крымскую войну спас командира и отец его не только привёз спасителя в родную деревню, но и поместил громадную сумму несколько десятков тысяч рублей на его имя. Петров мог бы стать купцом первой гильдии, но он продолжал крестьянствовать, иногда давая деньги в  долг знакомым, а его наследник появившимся при Николае 2  артелям смолокуров.
   Я помню большой двухэтажный дом в деревне на горе и слух, что не дожидаясь раскулачивания, Петровы, зашив золотые  царские рубли в хомут, уехали на тройке  коней в Питер и тем спаслись, а громадные деньги со счёта попали неизвестно каким проходимцам.
   Фёдор ещё и представить не мог такого оборота. Наоборот вся его надежда была на царя, поскольку в то время, с которого начинается эта история, он был в японском плену. Вместе со своим начальником они попали на Хоккайдо. Пока по слухам царь выкупал из плена старших офицеров и всем участникам войны давал по 30 кубов леса на строительство домов.
   Пока до них дойдёт очередь, чтобы прокормиться, чинили обувь, работали грузчиками и кем придётся.  Один японец, оценив их трудолюбие взял к себе на постой. После месяца работы вычел с них за постой и за харчи, а что оставалось и то не хотел отдавать, предложив устроить их любовь с работницей, которая по национальности была из айнов.
   Сначала Фёдор запротестовал, показывая на прохудившуюся обувь и штаны. Хозяин дал им по паре поношенной обуви и немного лучше их штаны, а товарищ Фёдора стал его уговаривать больше не спорить и согласиться на работницу. Не столько любви хотелось,  хоть что греха таить , по женским ласкам соскучились, сколько то, что его товарищ связывал с молодой женщиной более радужные планы, которых боялся не сглазить бы.
   Уж так он нежен был с работницей, пытаясь узнать, нет ли у её родни связи с Курилами. Девушка всё больше влюблялась сначала в одного русского, а потом и Фёдор к ней зачастил, поняв что через айнов может быть как-нибудь удастся попасть на Курилы, а там и родина рядом. Любовница учила их  родному языку , перенимая коек-какие русские слова. Та часть тела , которая их и сближала с   её губ звучала :"Пиза", другие слова менее похоже. Потом они познакомились с ещё одной работницей из айнов, дядя у которой иногда плавал к Курилам рыбачить.
   Эта девушка была ещё девственницей и Фёдору пришлось даже сшить ей обувь, похожую на японскую, но отороченную мехом, как любят айны. Девушка отдалась ему только на обещание стать её мужем и даже не побоялась пуститься вместе с ними и  дядей в небезопасное плавание к Курилам. Там они разбогатели  и не столько благодаря удачам в рыбной ловле, сколько в ловле жемчужин и находке полудрагоценных камней, которые у айнов ценились. Потом они с женой и другом передвигались от одного острова к другому, пока не встретились с русских священником. Айны, обращённые в православие при японцах реже стали ходить в храм и священник подумывал вернуться на родину. Один русский, женатый на женщине из айнов имел на двоих с тестем судно и они рискнули повезти четверых к русскому берегу. Плавание заняло неделю и у Фёдора с женой было не столько любви, сколько слёз. Хотя она была уже беременной и привязалась к русскому мужу, но расстаться с родиной навсегда и броситься в незнакомые края она боялась и на берег всё-таки не сошла, обнимаясь в слезах и шепча молитву на своём языке. Они обменялись крестами и расстались.
    С приключениями друзья вместе с русским священником передвигались от селения к селению столыпинских переселенцев. Иногда, тайком от священника они вступали в недолгие романы с местными женщинами, но один такой роман кончился свадьбой на берегу Амура. Поскольку с прежней женой венчания не было, а церковь признавала только венчанный брак, батюшка венчал их. Он подрядился служить вторым священником в местной церкви. Друзья, обратились к властям за положенные им 30  кубометров леса на строительство домов, как участникам войны и земство дало
добро.
    Нелегко было заготовлять лес, ещё не легче вывозить. В это время женился его друг в более обжитом хозяйстве. Его зажиточный тесть дал пару коней зятю и лошадь Федору в пару к его коню. Строить начали сначала дом друга Ивана и уже ставили стропила, когда пришла недобрая весть о подлом убийстве инородцем премьер-министра Столыпина, великого человека, благодаря которому вкупе с царём были обжиты громадные пространства Сибири и Дальнего Востока, почти 10 миллионов крестьянских семей, как им тогда казалось, навечно получили землю.
   Смерть преобразователя переселенцы оплакивали как национальную трагедию. Не
меньше переживали и местные племена.
    В шумном застолье у тестя, когда было уже выпито в память великого человека,
один из вождей местных племён сказал:
   - Пусть до седьмого колена будет проклято потомство злодея, погубившего того, благодаря которому на тысячи вёрст изменились берега Амура и Сибирь, ближе к нам Алтай. Там коренные алтайцы сначала боялись не меньше чем мы, а как поделить охотничьи угодья и земли. Отдельные стычки были , но отбросим их, мы обрели добрых и надёжных соседей. Я понимаю, горе для вас со смертью своего благодетеля,
но горе и нам. Мир держится на русском царе и на казаках - он взглянул на казачьего есаула. Не дай Бог, какая распря, война и может рухнуть страна, больше всего, как говорят наши старейшины  погибнет казаков- они будут в первых рядах на войне, но если не станет у власти царя, то будут гибнуть не только русские с боях и иноземцами и сами с собой будут столкнуты лбами в братоубийстве, а если станет распадаться страна отнимут землю и у тех, кому дал царь, а нас , малых народов опять будут грабить маньжуры или японцы.
   - Не приведи Господь- крикнул хозяин так громко, словно пытаясь перекричать вдруг  начавшуюся грозу. Полураскрытое окно захлопало рамами и ставнями, угасла лампада перед иконами.
     Федор перекрестился, а тесть его сказал:
    -Если внутренние смутьяны воткнут предательски штык в спину Руси-матушки - погибнут многие миллионы и не только в боях, но и от голода и разрухи.
    - Русские потеряют больше нас, если свергнут царя. Умеренные продержатся после него меньше года. А если придут к власти иноверцы, они  будут разрушать столетиями возводимые церкви - центры тысяч городов и ещё больше сёл. Священников
загубят в тюрьмах.
   Отец Георгий перекрестился, но сказал с горечью
  - Нет, не русский бунт бессмысленный и беспощадный...Это будет иноверческий с помощью иностранных денег, а русское золото уйдёт в Европу, туркам и японцам. Ох, и хватятся русские царя, когда будут миллионами умирать в разрушенной и разграбленной стране.
   Фёдор не успел до конца достроить дом, как грянула первая мировая. Они с Иваном воевали, один с германцем, другой с австрийцами и мадьярами, ранеными вернулись к семьям, а тут грянула гражданская и они  решили с Дальнего Востока, продав новые дома, вернуться на родину. Оба едва не попали под раскулачивание, хотя раскулачивали по 7-8 хозяйств в деревне, а у поморов и в Лешуконье по 15 самолучших хозяйств. Потом приходили вести с Амура, что и там зажиточных подкосили, кого выслали, кого выгнали из домов, в том числе и тестя Ивана. Хлебнул народ горюшка и в двадцатые, и в тридцатые и в сороковые. Да и при хрущёвских перегибах было несладко. После царя только хорошо и пожили с середины шестидесятых 25 лет и снова разруха, безработица и убыль народа на те же 15 миллионов, что и в начале тридцатых, а ведь при царе 60 миллионов народа прибыло и была Святая Русь, колосились нивы, ходили тучные стада,  а ныне поля кустами зарастают и скота не стало, только люди оскотинились до того, что однополые браки стали, совсем божие подобие потеряли.