Глава XIX

Тиволь.*

      Наступило тяжелое время, и боги перестали благоволить жителям империи. Нагрянули холодные ветра. Сбивающие с ног, они принесли с собой множество проблем.

      Люди страдали от задержки продовольствия, рабов и строй материалов в центр столицы.

      — Ишь что удумал, амфитеатр строить. Тьфу, да что говорить, нам деньги идут, и пёс с этим... Эй, а ну пошёл отсюда, сучий ты сын! — взмах плети, и вот раб бежит прочь, сверкая пятками.

      — Правду говоришь, Прокул, правду. Император — человек с головой. Не то, что прошлый... Видят Боги, дух его терзают в землях Плутона похлеще других. Но в такую погоду даже собаку оставишь дома, не то, что работать! И о чём думает наш Император?.. — рослый мужчина с густыми усами краем глаза наблюдал за медленными и тощими рабами, погружавшими добытый минерал. Они выводили из себя откормленных надзирателей, но каждый так или иначе вносил свой вклад в общее дело, потому их терпели.

      — Твоя правда. Отребье, а ну поторапливайся, а то не видать вам ужина как своих ушей! — переминаясь с ноги на ногу, мужчины мечтали об окончании рабочего дня, тёплой еде и подогретом вине.

      Несчастный чуть было не отпустил конец верёвки, на конце которой был травертин*. Лишь чудом он не погубил ценный груз, за что грозный Прокул уже замахнулся на него с плетью в руке.

      — Ах ты! — внезапно возникший перед стражем человек, принял удар на себя. Кровь стекала по руке, в которой он держал конец той самой плети, окрашивая снег в алый цвет. — Ты еще кто такой? — спустя несколько мгновений поняв, что перед ним стоит не тот, кого страж хотел выпороть, Прокул внимательно посмотрел на юношу.

      Светлые волосы, торчащие из-под мехового капюшона, грязное лицо, словно от сажи. Он выглядел как заморыш, которому на вид не дашь больше пятнадцати лет. Местами порванная одежда висела на нём как мешок, а выступающие скулы на лице говорили о долгом голодании. Мельком он также обратил внимание и на его правую руку, где не хватало одного пальца.

      — Меня зовут Гай, я сын Гелоса, — начал юноша, не дожидаясь, когда последуют вопросы. — Я знаю, что мой отец попал в плен на базаре города Помпеи, что его не убили. И я пришёл оплатить его право свободы, деньги у меня есть!

      Первые минуты надзиратель смотрел на подростка, не сводя глаз. Потом перевёл свой взор на напарника, такого же грозного стража.

      — А ты смелый, раз посмел заявиться сюда, еще и с деньгами. Интересно будет послушать, откуда у тебя такая сумма. Небось украл?!

      Гай упустил миг, когда страж замахнулся на него и с силой нанёс удар по лицу. Юноша, никогда особо не отличавшийся крепким телосложением, сразу упал ничком.

      — Твой отец — жалкий предатель и лжец, предавший своего господина. И потому ему не место среди благородных граждан нашей Великой Империи. А ты, вор, ничем не лучше отца! — попытку встать мужчина пресёк на корню. Надзиратель, чьего имени юноша не знал, но навсегда запомнил, придавил беглеца к земле, буквально втоптав его в снег. Гай глотал его, давясь, не в силах снять с себя ногу этого человека.

      — Но если подумать, лишние руки нам не помешают, а ну-ка пшли! — парня всё же подняли за капюшон мехового плаща и поволокли в строну бараков. Гаю оставалось лишь молиться о скором воссоединении с отцом, которого все годы считал погибшим на рынке проклятого города.

Рим.



      — Как бы там ни было, пожар сослужил нам службу, но ничто — повторяю — ничто не должно напоминать народу Римскому о правлении моего предшественника! — в подтверждение своих же слов Тит ударил по столу так, что ваза, стоявшая на его краю, упала и разбилась на мелкие осколки.

      — Мой император, мы делаем всё для того, чтобы строительство началось в срок, но зима не позволяет засыпать это треклятое озеро. Метель настолько сурова, что рабочие не видят дальше своего носа! — такой ответ не мог не расстроить Императора, ведь сколько кулаком не стучи, сколько богам не молись — без толку. Уже пять дней кряду сильные ветра и снег остановили не только строительство, но и поставки продовольствия и строительных материалов. Лошади с обозами застревают в снегу, не в силах двигаться дальше. Мероприятия, запланированные в Риме на этот месяц, были также отменены.

      — За что боги прогневались на нас?! Пришлите весть в храм Юпитера, пусть жрицы не прекращают свои молитвы и подношения. На этом всё! — с поклоном члены заседания удалились, оставив Тита наедине со своими мыслями.

      — Отец, нам тоже стоит отправиться в храм, Боги услышат твои молитвы и смилостивятся над нами, я уверен, — Тит не мог смотреть на мучения отца. Редко над Римском землёй возникала беда, подобная этой. Голод и холод озлобили людей, и если это продолжится, то мятежа не избежать.

      — Ты прав, сын мой, вели готовить лошадей, мы отправимся без промедления! Да помогут нам боги!

      Стереть всё, что могло бы напоминать народу о Нероне!

      Всё чаще Веспасиан ловил себя на мысли, что нынешнее положение дел в Империи станет хуже, если народ будет вспоминать дни правления тирана. Нельзя было сказать, что Нерон для него был таковым. Многие недооценивали гениальность его идей, часть Веспасиан даже хотел осуществить, но не торопился с этим: не знал, как подобные действия будут восприняты народом.

      А еще Император был благодарен этому странному человеку. Ведь именно благодаря ему Тит встретил Акбэра.

      Даже имени было достаточно, чтобы вызвать у мужчины улыбку и боль одновременно. Сколько лет уже прошло с того дня? Четыре, пять? В какой-то момент Веспасиан перестал считать.

      Жизнь кардинально изменила своё русло: многочисленные войны, завоевание доверия народа, — собственная жизнь оставалась на втором, если не третьем плане.

      «Отдать бы всё золото Империи, чтобы ещё хоть раз взглянуть в твои глаза».

      Зачем ему казна, полная сокровищ, любовь народа, если приходится жертвовать личной любовью?

      Лишь потеряв всё, мы обретаем свободу. Но Тит не собирался терять приобретённую власть и богатство. Упрямый, он шёл вперёд, чтобы осуществить задуманное. И никакая метель его не остановит!

      Но Боги не были милостивы к своим рабам.

***



      Гонсало благодарил Юпитера за то, что помог ему добраться до дома достопочтенного Тибурия и избежать гибели.

      Трое суток галл блуждал по городу в поисках того, кто подскажет ему верную дорогу. Путник в горах сказал, что найти дом аристократа не составит труда, но всё оказалось не так легко.

      Местные не желали общаться с пришлым незнакомцем, и лишь один старик указал ему верный путь.

      — Асет, любовь моя! — галл сразу узнал любимого. Тот убирал снег перед домом и чуть не упал без чувств, услышав знакомый голос.
 
      — Гонсало, ты здесь! Не верю богам! — крепкие объятия и нежные поцелуи. Спустя несколько дней Гонсало продолжал с трепетом вспоминать миг встречи.

      Тибурий согласился принять раба к себе в услужение при условии, что последний не опорочит его имя, как это сделал Гай. Гонсало же заверил нового хозяина, что отныне он не покинет стен этого дома ровно до тех пор, пока здесь живёт Асет.

      В тот же вечер Гонсало слёг с болезнью. Долгий путь и непогода подкосили здоровье галла, но Кристос заверил, что не пройдёт и недели, как больной встанет на ноги.

      — Прости меня, мой милый, я омрачил миг нашего воссоединения, — Асет старался проводить с Гонсало каждую свободную от работы минуту. Ночью и вовсе оставался ночевать у его ложа. Поначалу Тибурий беспокоился, как бы Асет не заболел, но перс был непреклонен, и господин сдался. Взяв с последнего слово, что при первых же признаках болезни у перса он немедля прекратит общение с больным до полного выздоровления обоих, Тибурий согласился.

      — Всё хорошо, ты рядом, а остальное лишь временная трудность. Кристос — лекарь от бога. Он вмиг поставит тебя на ноги, — рука Гая была горячей, как и он сам. Но старец уверил, что галл идёт на поправку.

      — Ты прав. Благодаря тебе и уважаемому господину Кристосу я быстро встану на ноги. Но расскажи мне лучше о том юноше. Господин Тибурий был мрачен, упоминая его.

      Асет обреченно вздохнул. С того дня прошло почти два месяца, потому ворошить воспоминания не хотелось. Однако во избежание вопросов к самому господину, он поведал Гонсало о случившемся.

      При упоминании порки Гонсало разревелся. Асет с трудом успокоил юношу и заставить уснуть, забыв об этом как о кошмарном сне.

***



      — Он и правда похож на Гая, но, надеюсь, что я ошибаюсь, — движением руки Лорей притянул к себе перса, другой — поднял его подбородок так, чтобы юноша смотрел ему в глаза.

      — Прекрасные, — нежное касание губ. — Господин... — горячее дыхание опаляло нежную кожу аристократа.

      — Тшш…. — Тибурий принялся покрывать нежную кожу поцелуями.

      Асет запрокинул голосу, прикрыв глаза. Он знал, что Гонсало будет больно, узнай он об этой измене. Но можно ли назвать изменой занятие любовью с господином? Может, Гонсало его поймёт и даже присоединится?

      Странные мысли стали исчезать так же быстро, как и любовник раздевал юношу, снимая тунику, сандалии, набедренную повязку.

      — Ахх, — сознание уплывало в туман, было слишком хорошо. Чувство приятной истомы охватило юношу полностью.

      Господин был нежен и делал всё для того, чтобы не причинить боль партнёру. Чувство наполненности возникало постепенно, Асет никогда не забудет, как впервые Тибурий вызвал Асета для секса.

      Юноша испугался, боялся, что ему сделают больно, но хозяин оказался самой чуткостью.

      — Так горячо, — слова Тибурия вгоняли в краску, но они звучали так, будто господин занимается любовью с возлюбленной женой.

      — Господин, вы... Аахх, — Лорей уложил его на спину и принялся набирать темп. Свободной рукой Асет скользил по своему возбуждённому члену, ускоряясь, он чувствовал приближение оргазма. Под пальцами хлюпало, Асет быстро проводил по всей длине, то массируя головку, то спускаясь ниже. Стоны срывались с его губ, а ногами он цеплялся за спину господина, притягивая его к себе. Напряжение возрастало, и, поняв, что остановиться уже нет шанса, он, выгнувшись в оргазме, ощутил горячую сперму на руке.

      Тибурий замер, дрожа.

      Ночью, когда господин уже спал, Асет вернулся в комнату, где спал Гонсало. Положив голову ему на колени, юноша уснул следом, понимая, что однажды придётся сказать правду.