Случай на дежурстве

***  Рассказ из сборника С.Е.Золотухин «Что было то было…»
Документальные истории из жизни врача.  ***

Стояла весна 1984 года. За окном была глубокая ночь. Капли дождя мелодично стучали по стеклам в оконной раме. В операционной трудилась бригада из двух хирургов и анестезиолога. Проходила операция по удалению геморроидальных узлов у больного. Старший ургентной бригады, Иван Иванович, заведовал хирургическим отделением давно. По установленному им внутреннему распорядку время его ночного бдения приходилось на период с четырех часов до восьми утра. В это время два других члена его бригады, поработавши активно ранее, уже  отдыхали.  Вместе с каждым врачом бригады всегда дежурили один-два интерна или курсанта. Они ассистировали, а иногда, когда им доверяли старшие товарищи, то сами оперировали больных. Если ночью во время ургентного дежурства не было никаких поступлений больных, Иван Иванович брал оперировать своих плановых пациентов. И в эту ночь как раз был такой  случай. Ему помогал выполнять операцию, ставший по воле военкомата курсантом цикла военно-полевой хирургии я.

Иван Иванович Зиновьев был высококлассным специалистом, имел авторитет среди коллег, его уважали и ценили не только сотрудники, но и больные. В то время ему было около шестидесяти лет. Работал Иван Иванович неторопливо и всегда рассказывал своим ученикам о самой хирургии и том, когда и с кем он оперировал. Вот и теперь, прошивая основание очередного геморроидального узла, он говорил:

- Плохо, когда хирург долго соображает. Каро Томасович Овнатанян, с которым мне приходилось работать, терпеть не мог тугодумов. В практике хирурга всегда бывают случаи, когда жизнь от смерти больного отделяет одно мгновенье. Я имею в виду, что во время операции может произойти массивное кровотечение, или будет повреждена крупная вена, или полый орган…

- А у вас были случаи воздушной эмболии при повреждении крупной вены? – задал я вопрос Ивану Ивановичу. Я знал, что нужно Ивану Ивановичу задавать много вопросов подряд, чтобы перевести разговор от его нотаций в русло продуктивных воспоминаний. Поэтому, не дожидаясь ответа на первый, я сразу же задал ему второй вопрос. - При каком объеме воздуха происходит остановка сердца?

- Если бы хоть один такой случай у меня был, я бы хирургом не работал, - ответил Иван Иванович. -  Я… говорил о сообразительности. Так вот, соображать хирург должен быстро. И быстро принимать правильные решения, а не перебирать варианты. Решение должно быть однозначным и выполнено быстро.
- А быстрота и риск они же как-то связаны? Вот корифеи, с которыми вы работали, - не унимался я, - они ведь часто во время операций рисковали?

- Мне долго придется отвечать на твой вопрос, - сказал Иван Иванович, иссекая узел. – Есть закон хирургии: «Смелость никогда не должна превышать умения». Вот его вам, молодым докторам, и надо знать. Особенно опасно, когда смелость подкрепляется не мастерством, а непомерным самомнением. Тогда, впрочем, это уже не смелость, а легкомыслие, глупость, а нередко и преступление.

- А я слышал, что один из великих, с которым вы работали, мог скальпелем точно разрезать страницы книги, не повредив нужную…

- Ну и что, многие, кто долго оперирует, умеют это делать. Мастерство хирурга - в умении одним разрезом дойти до границы нужной ткани…

- И я об этом, я даже знаю, как один корифей, - не унимался я, - однажды в кругу коллег поспорил, что произведет разрез грудины и не повредит других тканей. А у больного была аневризма аорты. И больной погиб.

Иван Иванович замешкался с ответом, потому что об этом случае он мне сам раньше и рассказывал во время одного из прошлых ургентных дежурств, но теперь он был, видимо, не в духе.

- И корифеи, конечно, люди, и ничто человеческое им не чуждо. Еще поговорим.

Всем спасибо, операция закончена. – сказал шеф и пошел к выходу из операционной.

 Я вышел следом, хотелось курить. Иван Иванович направился к себе в кабинет, а я, проходя мимо санпропускника,  посмотрел в сторону дремавшей за столом медсестры Светланы. Света была молодой и симпатичной девушкой. Ее голова лежала на руках. Необычным  в увиденной картинке было, что девушка в данный момент не болтала и не красилась, как это происходило всегда, когда я ее видел.

Покурив на улице, я направился в рентгенологический кабинет, где на кушетке можно было часок вздремнуть.

Но там мне долго лежать в спокойствии не пришлось.

Из санпропускника донесся женский крик. Послышался также  мужской голос и какой-то шум. Я вскочил с кушетки, выбежал в коридор и открыл дверь санпропускника. Светлана сидела на полу, закрыв лицо руками. В углу комнаты на краю кушетки сидел без признаков жизни мужчина с бледным лицом и в окровавленной и мокрой одежде. На полу валялись бумаги, инструменты, вещи из сумки медсестры. Мне навстречу шагнул неприятный тип с широкими зрачками и запахом ацетилена. По ходу движения он пытался выдавить из себя какие-то слова, но кроме слова «сука» он ничего не сказал. В руках у него была настольная лампа, которую он собирался запустить в меня. Времени на раздумье у меня не было и поэтому пришлось положиться только на инстинкт самосохранения. Не дожидаясь, когда настольная лампа окажется в полете, я со всей силы двумя руками толкнул дебошира по направлению к входной двери санпропускника. Он упал на скользкий мокрый пол, а головой ударился о дверной косяк. Удар был сильным. Скандалист потерял сознание. Из раны на затылке пошла кровь. Я испугался, стоял и не двигался. Чуть позже в комнате появились и другие врачи. Они подняли с пола медсестру, вытерли с ее лица слезы и начали разбираться.

- Что ты стоишь как истукан, что тут было? – обратился ко мне Нукзар Иосифович, врач ургентной бригады.

- Видимо, у первого ножевое, - сказал я. - Его доставил второй, который лежит у двери. Второй либо пьян, либо под дурью.  Он поскользнулся,  упал и ударился головой.

- Второй притащил этого, - вступила в разговор Светлана и показала пальцем в сторону сидевшего на кушетке парня. – Он хотел, чтобы мы сразу начали оперировать его друга, ругался, все крушил и меня ударил.

Тем временем оба раненых были осмотрены Нукзаром Иосифовичем и подоспевшим Иваном Ивановичем. Все пострадавшие были живыми. Тот, который сидел на кушетке, был  отправлен в операционную, другой – в перевязочную.

Как потом стало известно, приятели когда-то вместе отбывали срок. Встретились, выпили. Пили самогон, настоянный на карбиде. О чем-то поспорили, подрались, схватились за ножи. Один был ранен. Дом пострадавшего находился на небольшом расстоянии от больницы. Проще было дойти до больницы, чем вызывать скорую. Раненый сначала шел сам, а затем почувствовал резкую слабость и идти не смог. Дальше его волок приятель…

У раненого была повреждена тонкая кишка и сосуды брыжейки. Операция прошла успешно. Оперировали высочайшие профессионалы – И.И. Зиновьев и Н.И. Цикуришвили. Второму пострадавшему швы на затылке наложил я. После этого его забрали приехавшие милиционеры. Милиционерам Светлана сказала, что пострадавший упал сам.

Мне казалось, что сейчас я был, как хирург, в ситуации, о которой в своей нотации недавно упоминал Иван Иванович: было ЧП, я решение принял быстро, рисковал, но восстановил порядок. И чуть было не убил дебошира. А если бы убил?

Прошли годы. Хирургом я не стал. У меня на будущее были другие планы. Но вся моя последующая работа и как врача, и как научного сотрудника оказалась связанной с риском. Я всегда что-то создавал, что-то испытывал, усовершенствовал и при этом постоянно учился всему, что требовалось для достижения целей. На этом пути мне нередко приходилось скрывать как свои ошибки, так и успехи. Но так было надо. Если бы я, хотя бы иногда советовался с начальством и чаще поступал по инструкциям, я бы, возможно, сделал в жизни больше и, наверное, меньше бы ошибался. Но тогда я не был бы самим собой. Пусть кто-то подумает, что мне в жизни везло  и многое сходило с рук. Нет, везет тому, кому риск по силе.

А Светлана, молодец, меня не сдала, когда ее все спрашивали, как поскользнулся наш пострадавший…