Транснессанс

 (ТРАНСЦЕНДЕНТАЛЕЦ – окончание)
ISBN 978-601-7946-35-7
 =======================================
Ход вещей определяется не ходом идей,
а чем-то посторонним, независимым…

Г.В. Плеханов
=====================================
 
CXXIII. Пролог
 «Она висела на руке приятной тяжестью, как норковая шубка. - Ступай, малыш, займи место в лодке, - шепнул он ей. Даниэла вспорхнула летучей мышью и понеслась в развивающейся тунике вниз по пологому склону, к Тибру.  Серебряный поискал тоскующим взглядом (девушки пришлись ему по душе) Альфу и Проксиму, которые, словно уловив его мысль, тут же оказались рядом. Лодка, а точнее, изящный драккар покачивался на мелкой ряби, отсверкивая крутыми золочеными боками в свете факелов. Участники процессии – девушки-хранительницы, принцесса Колонна, баронессы Аменхотепская и Каштанская взошли на борт, расположившись полукругом на пышных коврах и мягких подушках, которыми была сплошь устлана палуба. Корабль незаметно отчалил. Мотора, словно снятого с «Tesla», не было слышно. Стюарды, осклабившись, как американские телезвезды, принялись разносить фрукты и турецкие сладости, кальяны, ароматный чай и итальянское вино, скупо зазвучала дарбука, и три пепельно-серые в мерцающих блестках солистки из «Crazy Horse», дотоле хитроумно распростертые на коврах, – экзальтированно заволновались перед гостями в магическом танце…»
 
CXXIV. У океана Знаний
Удары дарбуки стали глуше.  Он сообразил, выбираясь из воронки сна, что это дождь барабанил по матерчатой крыше палатки. Все реже и реже.
Кажется, тучи сбрасывали остатки боезапаса. Серебряный усилием рук подтянул еще одеревеневшее тело к пологу и высунулся наружу. Бездонное небо, стройные пальмы, голубая лагуна, белый песок. Маленький остров он подыскал, а вернее, с трудом нашел сам, и необитаемым ему вряд ли оставалось быть долго. Лет десять, прикинул Серебряный, а может, и меньше, если палатку заметят со спутника или самолета. Но ветви рафии над ней и цвет хаки должны послужить какой-никакой маскировкой. К тому же, специально этот кусочек земли в океане никто не разыскивает. В любом случае, опасаться нечего, кроме кокосовых крабов и одиночества – состояния, по грани которого он ходил уже много лет, и которое пугало его лишь мимолетно. После купания в лагуне он перенесся в ванную комнату нового основного жилища - римской Пирамиды (по слухам, тоже работы Фостера и его учеников), где на открытой выдвижной террасе принял душ, смывая океанскую соль и улыбаясь тонкому лезвию Средиземноморья на горизонте. Затем, надев не сковывающую движения виссоновую галабею, велел себе очутиться в амфитеатре факультета фармакологии Парижского университета имени Декарта, как обычно, на галерке.  В аудитории было достаточно многолюдно, но, поскольку каждый занимался своим делом, его внезапная материализация никого не смутила. Серебряный настроился на лекцию, привычно навострив уши - речь пожилого профессора была демонстративно тиха. Слух быстро адаптировался к французскому языку. Способы действия лекарственных препаратов - такова была тема. Полезные базовые знания, утренняя гимнастика для мозга. Обрести знания – вот рациональная цель! Серебряный внутренне декларировал это стремление. Если бы он мог их впитывать, но - увы! Приходилось опираться на слуховой и зрительный аппарат, да еще на своенравную память.
Что делать? Правильные решения, за редким исключением, не принимаются в состоянии стресса. А не очень решительные люди, к которым относился и Серебряный, по определению принимают судьбоносные решения только во время стресса, когда их необходимость неотвратима. Либо в момент просветления! Но сейчас не было ни того, ни… Поэтому оставалось учиться. Серебряный сделал ударение на «поэтому», чтобы вывод стал более убедительным, чеканным. И поток информации, идущий с кафедры, продолжил вливаться в его уши.  Нет информации – нет решения, говорил отец. В сути бытия есть предел познания, писал Аристотель в «Метафизике» (кн.VI, гл. 17). То есть, откуда бытие взялось (что является его источником?)  и зачем. Познать это – увидеть Бога. Каждое открытие – шаг Туда. И открытий бесчисленное множество. Секунду назад это изобретение интернета Тимоти Бернерсом-Ли, а в следующую - иммунотерапия раковых заболеваний от Джеймса Аллисона и Тасуку Хондзё.  Все чаще, листая биографии современных известных людей Запада – «властителей дум», он обнаруживал, что большинство из них были его ровесниками, а то и моложе. И среди них не случайно попадались тезки – режиссеры Полы Андерсоны, писатели Марки Лоуренсы. Как и в России – Алексеи Толстые. Забавно и удивительно… Сам он тоже кое в чем прославился, хотя известности не искал. «Я жизнь хочу наполнить смыслом, а наполняю суетой!», - звонко и грустно пел мастер шлягеров Стас Михайлов. Все суета. Кроме знания, наверное. Ответы Серебряный пытался нащупать не в словах, а в формулах, а также уловить свыше...  Мимика лектора, несмотря на подвижность старческой физиономии, наскучила, и Путешественник задрал голову к высокому и белому, хоть и слегка подернутому копотью потолку. Чакры не открывались, космос многозначительно молчал. Как безмолвствовал бы он, например, в Сикстинской капелле.  Да и повсюду, - лишь время от времени исторгая что-то невразумительное. А в это время мир, привычно порождая новые ужасы и развлечения, продолжал катиться в неизвестное будущее по рельсам эволюции, увлекая с собой и Серебряного.  Поэтому искушение стать паразитом, от чего его в свое время предостерегала бабушка Таня, - и ничего не делать, давало о себе знать. Но НЕТ, надо учиться! Только Знание приблизит к Ответу, а космос еще долго может водить за нос. Картавая речь профессора становилась назойливой.  Поначалу она легко втекала в уши и растворялась в закоулках сознания, оседая тонкой пыльцой на неведомых нейронах. Но потом ее усыпляющий тон и неразборчивость некоторых фраз затупили внимание. Лекции – хорошая вещь, он даже увлекался ими в студенчестве. С удовольствием конспектировал то, что казалось интересным. Но быстро осознал: тетрадки с конспектами никогда не пригождались – ни на экзаменах, ни потом - в жизни.  Похоже, его восприятие не было в должной мере научным. Все услышанное и прочитанное складывалось не в кирпичики знаний, а в какую-то кучу ценного хлама, которая, вдобавок, неумолимо таяла или иным образом быстро приходила в негодность.  «Надо будет взять «Фармакологию» Шордерэ в библиотеке», - ухватил параллельно Серебряный плеть других мыслей и на мгновение представил перед собой эту, вероятно, толстую книгу. А заодно «Фундаментальные принципы терапевтической химии», тоже упомянутые в списке рекомендуемой литературы… Можно, конечно, попросить принести, но зачем тревожить людей по пустякам?! С другой стороны, почему нет? И пусть девушки, Альфа и Проксима, читают ему эти произведения на ночь, сидя у изголовья в новой Пирамиде и благоухая, как обычно, тонкими ароматами. Но вот на днях Серебряный открыл «Фармакологию» другого автора и «Фармацевтическую химию» тоже. И понял, что в одиночку ему эти книжки не осилить, даже под диктовку астральных гейш. Нужен поводырь… А не нанять ли самого Шордерэ для частных уроков? – мелькнула тщеславная, но в целом рациональная мысль. Заправилы Мирового Совета с пониманием и готовностью пойдут ему навстречу. 
 
CXXV. Параллельный мир
  В детстве у мамы была коричневая каракулевая овечка по имени Мэка и комнатный ручной селезень Путька. Про овечку, когда ее не стало, мамина мама, Батаника, сказала, что «мимо проходила отара, и Мэка убежала за ней», а про завершение Путькиного жизненного пути без грусти невозможно вспоминать. Утренний кофе дома, перед началом трудового дня – эталон супружеской гармонии родителей. - Тебе сколько? – спрашивает супругу отец. - Две, - отвечает быстро мама и тут же поправляется, - нет, полторы. Отец с любезностью метрдотеля черпает из индийской банки ржаво-оранжевый порошок и по-аптекарски скрупулезно ссыпает в мамину чашку. После этого себе – четко две. Ухаживание за мамой во время трапезы – с его стороны это был эксклюзив. Супружеские отношения складываются по-разному. Деканом маминого факультета в инязе был педантичный старичок с военной осанкой по фамилии Кребс. Как-то в ходе гулянки по случаю празднования Великой Октябрьской революции то ли комсомольский, то ли преподавательский патруль накрыл в одной из аудиторий девушку с парнем в процессе недвусмысленных занятий, вернее, почти накрыл, так как кавалер мужественно, подобно спартанцу в Фермопилах, подпирал сколько мог трещавшую под напором "персов" дверь. И, пока длилось отчаянное сопротивление, спутница успела привести себя в порядок. Согласно строгим традициям тех добрых времен, факультетские власти учинили публичную порку, дабы изобличить и
заклеймить нарушителей нравственности, а заодно преподать урок морали остальным.  Изгои, стремясь уйти от ответственности, наспех придумали алиби, будто юная леди лишь пристегивала случайно отцепившийся чулок – колготки тогда еще были неведомы - а мальчик по дружбе блокировал вход в аудиторию, чтоб никто посторонний ее не смущал.  На что Кребс, выступая главным инквизитором, гневно заметил, что никогда, за 30 лет семейной жизни не опускался до такого разврата, чтобы смотреть, как его жена пристегивает чулок. Супруга его, которая работала в том же вузе на кафедре философии, при этих словах тяжко вздохнула, а наиболее развитые студентки прониклись к ней состраданием. Спустя N-ное количество лет мама, окончив аспирантуру Московского университета, стала кандидатом наук и по рекомендации академика Джандильдина была назначена председателем приемной комиссии по английскому языку в родном инязе. И вновь очутилась в компании с Кребсом – попрежнему несгибаемым, хотя и со следами эрозии. Но уже в качестве коллеги – предстояло экзаменовать студенческую паству перед летними каникулами. Перед грозным трибуналом знаний предстала очередная жертва – очаровательное создание, большеглазая миниатюрная русалочка. Лаконичное одеяние ее заслуживало отдельной строчки: сверху едва прикрывавшая спелые груди миникофточка, снизу – мини-юбка, а между двумя узкими полосками ткани голый живот с беззащитным пупком посредине. Ужас! «Растерзает неопытную козочку старый тигр», - подумала мама, и в голову ее ударил коктейль из сочувствия и женской солидарности. Девочка отвечала неважно… Но молодая председатель комиссии горела желанием во что бы то ни стало вытянуть ее на тройку, по крохам мысленно собирая плюсы в пользу несчастной. Наконец, обреченная смолкла, и мама, собравшись духом, устремилась на ее защиту. Но было поздно. Кребс уже огласил свое мнение: «Думаю, можно поставить пять», - патриархально, взвешивая каждое слово,
сказал блюститель целомудрия. Взор его при этом благостно сиял, как у старца из притчи о Сусанне.
 
CXXVI. Мир насилья
 В аудитории было прохладно. Серебряный достал из мешочка, подвешенного под галабеей, маленькую серебряную фляжку и, прикрывая ладонью, пригубил. Краски окружающего мира, похожего на протестантскую церковь, стали теплее и интенсивней. В его жизни полно, как выяснилось, «мягкой фантастики» -  любимой формы изложения у неискушенных стареющих писательниц. Но и ему оно оказалось не чуждо. В мироздании Серебряного переплелись, временами сдваиваясь, образы - принцесса и волейболистка, студентка и аферистка; президенты его боятся, миллиардеры ищут дружбы. У него самые красивые и умные ассистентки, и удивительный дар, который может, наверное, так же легко исчезнуть, как и появился. Его собственное появление на авансцене значимых событий было предсказано в записной книжке одного из потомков Цезаря и, к тому же, представительницы «черной знати», статус которой достаточно высок. А сейчас он читает другие умные книжки, слушает мудрые речи, и все это оседает в кладовых сознания, все менее таинственных по мере прогресса науки. До поры до времени. Главное - не сворачивать с этого пути. Мозг, как известно, хочет развлечений, хочет, чтобы ему делали массаж – то ласковый, то озорной и даже силовой, но сам не желает ничего делать, кроме как по необходимости.  Так что, его нужно направлять и стимулировать, как ребенка.  Кое-кто считал, что его задача – просто «быть» и ни во что не вмешиваться. Он так и жил до определенного часа, им на радость, – параллельно жизни, не углубляясь, а скользя по ней, как кон;к по льду или с;рф, прижимающий гребень волны.  Но некто посчитал иначе и сдал ему не просто козырь, а - в понимании обывателя - бриллиантовый джокер…
Кажется, профессор заметил, как Серебряный манипулировал фляжкой. Во-всяком случае, метнул злобный взгляд из-под кустистых дуг. Чем Путешественник привлек его внимание – необычным белым одеянием или тем, что мог подать дурной пример? А может, в мозгу ученого произошло короткое замыкание под влиянием субъективных причин, ревности, - например, к возможности вести себя раскрепощенно? Серебряному стало неловко, и он на миг почувствовал себя не в своей тарелке. Хотя где, как не в храме науки ему должен было быть хорошо?  Прискорбно, что они с ученым наставником обоюдно огорчили друг друга.  Но не стоило прерывать лекцию выяснением отношений. Картавый старик был, конечно, прав. Серебряный подавил гнев и сделал над собой усилие, чтобы поймать нить звучащего с кафедры речитатива. Он был официальным вольнослушателем, и изгнать его из аудитории за мелкий и возможно воображаемый проступок, особенно с учетом не совсем стандартных условий зачисления в университет - по протекции одного из бесчисленных агентов Мирового Совета, было чревато непредсказуемыми последствиями. Так что, лучше бы профессор его действительно не замечал. Кстати, о Мировом Совете, - позавчера Серебряный виделся с Рикшильдом, они возлежали на мраморном возвышении в центре хаммама, устремив взгляд в мозаичный свод, и густой пар делал призрачной их наготу. - Как вы знаете, мир полон несправедливостей, - начал Путешественник. - Зло неизбежно сопутствует развитию, - прокомментировал старый богач. - Но пара вещей беспокоят меня больше остальных. - А меня, думаете, нет? – Рикшильд словно забавлялся, не давая Прорезающему Пространство перейти к сути.  - Далек от этой мысли, - важно кивнул Серебрянй. – В ваших руках пульс планеты!
-  Как-то так, - кивнул в ответ старик. – Мне даже нравится.  Люблю свою работу. -  В таком случае, попрошу вас прописать нашему больному нужное лекарство, - учтиво продолжил Серебряный. - Слушаю, - Рикшильд повернул редковолосую голову, и сквозь паровую завесу его умные глаза блеснули двойной зеленой молнией. – Условности ни к чему, побережем время. - Но этика диалога, по-моему, неотъемлемая часть общения, - слегка воспротивился Серебряный. - Конечно, - учтиво согласился банкир, - но иногда по вине моих дальних родичей Ритвеллеров я об этом забываю. Тогда Серебряный  взял быка за рога: - Одна бывшая сверхдержава, а точнее, ее многолетний президент, полностью разочаровал меня. Хотелось бы, чтобы как можно скорее, он и его министр иностранных дел исчезли с политической сцены. - Многие этого хотят, -   ответил Рикшильд с иронией в голосе и закашлялся. На самом деле это был смех умудренного опытом интригана.  - Однако, послушайте дальше, - переждав старческие хрипы, продолжил Путешественник. – Во-вторых, хотелось бы, чтобы новое руководство бывшей сверхдержавы признало независимым государством часть земель соседнего государства, которые она отторгла путем гибридных военных действий, и где уже несколько лет не перестает литься кровь. И в этом качестве новое территориальное образование должно войти в состав свободной конфедерации с тем окраинным государством, от которого было отторгнуто. - То есть, вы не про полуостров? – озадаченно и несколько угрюмо уточнил Рикшильд. - Ни в коем случае, - подтвердил его опасения Путешественник. – Там все ясно.

- Еще что-нибудь желаете?  - спросил банкир упавшим голосом трибуна Сульпиция, словно увидев перед собой призрак Бренна – вождя галлов.

Путешественник наполнил легкие воздухом: - Зато есть об островах. Новый президент должен прекратить любые попытки уступить их на Крайнем Востоке, как бы малы они ни были. И последнее – но уже имеющее отношение к другой стране, одном из осколков бывшей империи – Шумерлэнлу. Там тоже есть лидер, которому пора оставить бразды правления. Пусть пока передаст их дочери, а дальше покажет время. 

- Это все? - Это те мелочи, которые сильно портят мне впечатление от общей картины, - осторожно ответил Путешественник. - Больше ничего не будете добавлять?

- Не хотелось бы, – Серебряный вытер пот с глаз. – Постараюсь больше вас не утруждать.

- Буду признателен, - сказал банкир и, мельком оглядев свои костлявые руки, добавил. – Но и эти просьбы чрезвычайно серьезны. А сами не хотите заняться, как вы их назвали, мелочами?

- Полагаете, мне не терпится обагрить руки?! – подначил его Путешественник. -  Другой способ не подействует – я ведь загадочный одиночка. А у вас есть всякие рычаги, из-под вашего пресса не обязательно брызнет кровь.

- И тем не менее, принуждения не избежать, - вздохнул Рикшильд.

- Разве? – удивился Серебряный. – Вы просто поставите их перед выбором, который они сделают совершенно осознанно.

- Но сути дела это не меняет, - заметил банкир.

- Это ваш мир, - разминая правую ступню, пострадавшую от неудачного приземления на параплане, заметил Путешественник. – Но даже я, не признающий его, порой нуждаюсь в принуждении. А вы наверняка чувствуете себя в этой парадигме отношений как рыба в воде. 

- Но я не всемогущ, - нахмурил торчащие брови старик. – Да и первую вашу просьбу будет выполнить труднее, чем ту, что касалась Шумерлэнда. В любом случае, решение - за Советом.

«А говорят, знание – больше, чем сила», - подумал Серебряный. – «Есть ли альтернатива насилию? Да – Знание, но не сразу».

И вслух произнес:

- Ну что ж, я подожду. Недели, надеюсь, Совету хватит. 

Внезапно на него нахлынула волна раздражения, которую он списал на удушливый пар хаммама и на соленый пот, который все чаще застилал глаза. - Не перейти ли нам в бассейн?  - предложил Серебряный. - Мои кости едва начали прогреваться, - проворчал старик. – Ступайте, я к вам присоединюсь…
 
CXXVII. Знаки параллельного мира
 Субботним утром был явлен Знак. Кажется, один из тех, что Серебряный ждал больше всего. Он не сразу осознал его масштаб, а когда это произошло, внутренне улыбнулся. Кусочки мозаики вихреобразно складывались в одну картину, почти как когда-то химические элементы сложились в таблицу у Менделеева или как планеты выстроились вокруг Солнца – у Коперника. Отметить такое предстояло делами – он попал в некую временно-пространственную капсулу с какими-то гипотетическими рычагами управления, которые нужно было задействовать, Это явление носило имя Центр (назовем его по первому слову) и притянуло его, как подобает центру. А спустя пару месяцев Серебряный выступил в университетском амфитеатре, выполненном в классическом греческом стиле перед аудиторией студентов-медиков, где
призвал их включиться в построение «общества знаний», равносильное поддержке Культуры Знаний, и изложил необходимые для этого принципы – признание стремления к знаниям и совершенствованию в качестве основы для развития человечества, соблюдение культурного многообразия, взаимное уважение, свободный доступ к информации и качественному образованию.  По мере того, как перед его собственными глазами расчищался избранный путь, попутно и, скорее, естественно закружились психологические вихри и водовороты, пытающиеся смутить Серебряного. Но он не давал им этого сделать, обливая презрением их фантомную угрозу. Так, толстый витязь попытался припугнуть судом за якобы ошибку в напечатании его имени мелким шрифтом в книге, но минуту спустя Серебряный нечаянно обнаружил перевернутый текст в книге, изданной самим толстяком, который таким образом был выставлен в комичном свете - мгновенная карма. Вышестоящая инстанция потребовала предоставить конфиденциальные личные данные сотрудников, Серебряный воспротивился, указывая, что утечка этих данных может привести к злоупотреблениям, - и час спустя стало известно, что один из коллег пал жертвой мошенников как раз в результате некотролируемого распространения персональных данных. Серебряный, собрав  пожитки из оставляемой навсегда квартиры, поехал искупаться напоследок на море. При этом решил подарить ненужный уже шлифовальный станок библиотекарше Одиль – единственному в городке существу, с которым у него установились приятельские, вроде бы, отношения из-за общей любви к купанию в холодной морской воде. Но вот дома ли она в неурочный час, в муниципальной ли библиотеке, да и в городке ли вообще! Возвращаясь с пляжа и ломая голову над тем, где найти Одиль, он первым делом решил завернуть к ее скромному
жилищу – и тут же наткнулся на нее саму, выходящую из дверей... Знаки подтверждали правильность избранного пути.
 
CXXVIII. События
 Едва закончилась лекция, как Серебряный, не отрывая ягодиц от скамьи в амфитеатре, перенесся на террасу пивного бара в Эдеме. Март выдался теплым, и погода стояла чудесная. Заказал кружку темного «стаута».  Было многолюдней обычного, несмотря на священный месяц Рамадан. Неубранные соседние столы, поддатый брюнет, уткнувшийся в черную лопату мобилы, который покачивался невдалеке, словно эквилибрист на шаре – это нарушало обычную гармонию и спокойствие места.  В своей галабее Путешественник выглядел экзотично, но в Эдеме, то есть, напомним, Городе Яблок, такие частности мало кого волновали. Хотя человек просвещенный мог бы принять  Серебряного за подражателя Мессии из-за назорейски нестриженных и даже начавших курчавиться волос. Пиво было с кислинкой. Пить можно, но лучше бы взял красного. Достал из просторных штанин смартфон Vertu, открыл Цукербук. Надо же?! В горле наступила великая сушь, и Серебряный, не отрываясь, ополовинил кружку. Президент Шумерлэнда подал в отставку. «Мартовские иды на современный лад», - подумал Серебряный. Управились быстрей, чем за неделю и, что вдвойне приятно – без его присутствия на Мировом Совете.  По-человечески ему было немного жаль упрямого старика. Но, увы, не оправдал! С Северной державой заминка, - видно, для Рикшильда это не мелочь. Коль так, скатаем ковер нетерпения и не будем лезть в геополитику до лучших времен. Если семя здоровое и упало в благодатную почву, в обозримое время прорастет. А что, если… - если Северную державу контролирует именно он?! Тогда не прорастет, и это вдвойне печально. Он еще полистал новостную ленту – так, передача островов на Крайнем Востоке больше не обсуждается,.. Банкир – настоящий рекордсмен по скорости выполнения желаний!  Серебряный удовлетворенно прикончил пиво. Ладно, теперь можно переключиться на науку. Он ведь хотел пригласить Шордерэ… Но голова занята другим, отвлекает суета повседневности. Помнится, Екатерина Великая, как сообщал Анри Труайа – aka Андрей Тарасов, тоже забросила свой прекрасный дневник, как стала царицей. Либо писать, либо жить – дилемма, которую желательно бы преодолеть! - Еще кружечку? – подкатила миловидная, хоть и низкорослая официантка. - Пожалуй, - кивнул он. И она принесла красного, похожего - но только по цвету - на бельгийский «kriek». Отец Серебряного любил шутить. На вопрос, какая водка самая дорогая, он иногда отвечал: «Первая бутылка». Путешественник подумал про фляжку, спрятанную на груди, но вспомнил, что батюшка называл извращенцами тех, кто запивал водку пивом. Впрочем, в серебряном сосуде был коньяк. Что же лучше растворяет тромбы – водка, коньяк или виски, и растворяет ли вообще? А может, красное вино?! В любом случае надобно искать лекарства. Философ Горький стремился к физическому бессмертию, предполагая полный переход материи в психическую субстанцию. Жаль только, что самые большие охотники за бессмертием, лирики и романтики, не доживают до старости.  Фиалки или флоксы в жардиньерке на карнизе радовали глаз. Планов рисовалось громадь;, но мозги, по-прежнему, рассеяно бродили по черепной коробке. «Жизнь сама по себе, а ты сам по себе», - говаривал друг детства Мишка. Цари и диктаторы окружали себя мыслителями - вспомним биномы Александр-Аристотель, Нерон-Сенека, - но вряд ли становились мудрее. Пропитка самого себя знаниями – утонченное наслаждение сродни прослушиванию классической симфонии, бесполезное для ума, неспособного к явному творчеству. Для такого котелка полезней непрерывное шевеление извилинами, в такт чему-нибудь воодушевляющему. Например, что важнее – Безопасность или Свобода? Казуисты, привычно уходя от прямого ответа, заявляют, что вторая является неотъемлемым элементом первой, и такой поворот рассуждений ясно указывает на то, что этот мир предпочитает морочить головы людям, и чем дальше, тем больше. В текущий момент жизни Серебряного напрашивалось иррациональное, а точнее, транцендентальное событие. Внезапно на кончик носа что-то капнуло. А за мгновение до этого он услышал радостное чириканье над головой. Одного взгляда на субстанцию было достаточно, чтобы понять, что его осчастливила птица. Серебряный посмотрел вверх, но там висело только стальное облако дождевого навеса. Он вытер нос и палец салфеткой. С тех пор, как у него появилось ощущение абсолютной свободы и вседозволенности, потребности и амбиции свелись к самым элементарным. Экран смартфона засветился и заговорил голосом Даниэлы: - Привет, мой повелитель, - сказала она своим приятным говором, наполненным солнцем Южной Италии. – В курсе ли ты, что вопрос о продаже островов стране Восходящего Солнца решен именно так, как ты хотел? - Да, заметил, - ответил он флегматично. - Не хочешь ли отпраздновать это вместе? - А ты где? - У себя во дворце, - ответила принцесса. – У меня тут отличный круглый бассейн. В жару – это спасение. - Жара?! - переспросил Серебряный и, получив подтверждение, перенесся в Рим.
 

CXXIX. Купание
 Круг бассейна казался синим. А в сводчатом бирюзовом потолке на головокружительной высоте, зияла дыра такой же формы и размера, как в Пантеоне, через которую рассеянным светом озарялось все огромное помещение. Возможно, Серебряному стало бы холодно в бодрящей воде, но тут к нему летучей рыбкой, не поднимая брызг, нырнула Даниэла и деликатно прильнула. - Можешь мне сделать то, что я хочу? - спросила вкрадчиво.  Он, кажется, знал ответ. На кончике его громоотвода заплясали дразнящие искры, заставляя забыть реальные и мнимые обиды, отгоняя осторожность. Но не окончательно. - Что именно? – поинтересовался доброжелательно. Она не ответила, обхватила его ногами выше бедер. Приподнялась, как в седле, надавив руками на плечи. Ловко опустилась обратно. «А чего возражать?!», - подумал он, отдаваясь стихии. Дворец и деньги у нее есть, статус тоже, и возраст – детородный. Знаний маловато, но это наживное. Было бы желание. Ритмичные движения, в которых он и Даниэла уподобились единому организму,  обрели в его сознании  образ метронома. «Никого она не хочет», - подумал он. Просто ей приятно.  - Хочу попросить, чтобы ты никуда не лез, - сказала она, учащенно дыша. - Понимаю, - ответил он. – Так безопасней. - Тебе неплохо, и им хорошо.  Серебряный рассеяно улыбнулся, потому что е; легкие начали издавать мелодичный здоровый присвист. «Людям доверять нельзя», - подумал он. 
Но он теперь засвечен повсеместно, причем, по собственной воле. И один снайперский выстрел через дырку в куполе, и он перестанет быть проблемой для кого-либо. Путешественник задрал подбородок, дабы убедиться, что отверстие в потолке купальни еще существует. Если он захочет тотальной войны против Зла, то оно угадает его мысли раньше, чем он начнет действовать. И даже, если он победит, а это сомнительно, то перспектива становиться диктатором планеты со всеми сопутствующими тяготами ему не улыбалась. Мир полон тайн. История не заканчивается, а лишь делает повороты. Все умершее можно оживить.  - Останешься у меня на ночь? – спросила принцесса. - У тебя, наверное, много дел, - ответил Серебряный. - Только те, которые ты мне поручишь, - Даниэла нежно прикоснулась губами к его шее. – Я полностью в твоем распоряжении. - До ночи еще далеко. - Давай начнем ее прямо сейчас. - А как же Луна, звезды?! – возразил он. - Или ты обещаешь мне небо в алмазах? Я считаю, что мне нужно заняться наукой. - И я с тобой, - сказала она. – Это лучше, чем вмешиваться в решение социальных проблем и обострять отношения, сам знаешь, с кем. Не будь опрометчив. Тебе не удастся разрушить их власть, а если удастся, то возникнет хаос, который принесет еще больше бед. - Ты сама чуть не подорвала их господство, не так ли? – усмехнулся он. – Так что, это не так уж это сложно. - Ты прав, но это было связано с тобой. И ты вдвойне прав, потому что находишься вне конкуренции. Она почтительно склонила голову, а потом ее огромные глаза закрыли все видимое пространство перед ним: - Но, пожалуйста, будь осторожен!
- Так ты б хотела заняться наукой? – будто не слыша, ответил он. - Чем скажешь! - Тогда – знаками, «sci-ence»! – произнес он раздельно. - Но ты сам..., - начала она. - Знаю. Но и cама помоги найти мне ответ, раз в записной книжке твоего отца нашлась столь ценная подсказка, позволившая тебе стать полноправной хозяйкой этого, - он жестом обвел купальню. - И многого другого. А про себя подумал: «Как же, жди!»  - У тебя здесь нет учебника по фармакологии? - спросил он вслух. - Есть, наверное, - она безразлично пожала плечами. - Попроси принести, - сказал он. У тебя большая библиотека. Я хотел бы, чтоб ты мне его почитала. - Какой раздел тебя интересует? - Любой. Первый, что попадется на глаза. - Прямо сейчас?! - Как тебе будет удобно. Сосульки мокрых волос скрывали выражение ее лица. Но Даниэла быстро приняла решение и, осенив его мятным выдохом, сказала:  - Попрошу, чтобы нам почитали.  И действительно, вскоре стройная девушка в белом коротком медицинском халатике расположилась на узорчатой скамейке у бассейна - той самой, на которую Путешественник сбросил свою галабею, и приятным голосом стала читать главу про гипертензивные средства. Глаза ее не отрывались от пожелтевших страниц старой книги, и неловкость, испытанная Серебряным вначале, уступила место чувству спокойствия и гармонии. «Сознание определяет бытие», - вынес он неокончательный вердикт. - «Должна же получаемая информация преобразить мое сознание?!»
Однако, волнующие движения принцессы отвлекли его от серьезных мыслей, и речь «медсестры» стала звучать как лечебная мантра, обволакивая его плоть снаружи, точно так же, как наслаждение, поднимаясь снизу, наполняло ее изнутри. “Science”, - подумал он, - «начинается с S, как знак доллара… Который не более, чем вексель, гарантируемый могуществом государства. А нашу валюту, если она однажды родится, мы гарантируем Знанием, либо она сама станет эквивалентом Знания». - До ночи далеко, ты прав, дорогой - сказала Колонна, словно выходя из забытья. – Для начала оставайся у меня на обед, обмоем событие на Крайнем Востоке! К тому же будут интересные гости. Хорошо тебе знакомые.
 
CXXX. Обед
 Гости, собравшиеся в одном из верхних залов дворца Колонна, действительно были знакомые и к радости Серебряного – немногочисленные.  Стефи, Рикшильд с Олимпией. и Ритвеллер-младщий.  Серебряного уговорили занять место во главе стола. Разговор начался с обычного обмена любезностями и других пустяков. Все выглядели свежо и бодро, словно заряженные ярким солнечным светом, празднично сверкавшим в хрустале бокалов и серебре приборов. Первый тост по инициативе юной Колонна был поднят за окончательное территориальное разграничение между бывшей Социалистической Метрополией и Государством Хризантем.  Затем Серебряный, зная, что любое пророненное им слово может задать направление дискуссии, глубокомысленно изрек: - Нужно ли вмешиваться в происходящее, или же лучше, чтобы мир развивался по существующим законам природы?
- В законы природы лучше не вмешиваться, - ответил Рикшильд. – А вот законы общества часто неверны, потому что плохо отражают первые. - Почему же, - вежливо поинтересовалась Стефи, не донеся до рта ложку с тыквенным супом. - В силу человеческого невежества, - отреагировал старик, - впереди еще долгий и тернистый путь эволюции. - С сопутствующими страданиями и мучениями, - увлеченно подхватил Путешественник, радуясь наметившемуся взаимопониманию. - Как для индивидов, так и для миллионов, - заметила принцесса Лонгории. - Мне на ум сразу пришли голодающие дети Африки, - вставила Даниэла. - Да, это популярный стереотип, - сосредоточенно поддержал ее молодой Ритвеллер. - Политический, - обронила его супруга Рикшильда. - Но в целом человечество худо-бедно, в меру своего разумения и даже против собственной воли адаптируется к законам мироздания, - продолжил Прорезающий Пространство. - Но решив элементарные вопросы выживания, оно само себе нагромождает новые проблемы. Оно не как не может войти в гармонию с миром - хлопочет, суетится, уничтожает, подавляет. Проблем так много, и они до такой степени проявляются во всем, что задаешься вопросом, повторяю – стоит ли вмешиваться? Взять даже самые острые и очевидные – проявления насилия, агрессии... - Люди вечно недовольны, - пожал плечами старик. – Что касается актов агрессии, то с их авторами мы боремся сами, есть международные инструменты воздействия. Конечно, это происходит медленно, и прежде чем возмездие настигает злодеев, они успевают отравить жизнь миллионам. Но это эволюция, друг мой - она, как мы знаем, равнодушна к спешке. От того, что вы, будете везде вмешиваться, итог не изменится. Оно только чуть быстрей, скажем, на несколько десятилетий раньше, улучшит общую картину. И то, при условии, что окажется уместным и эффективным. Но это будет каторжный труд с вашей стороны и, как вы, наверное, догадываетесь, напрасный – в силу специфики человеческой натуры. Ибо после вас, а вы, вероятно не бессмертны, все опять вернется на круги своя. Род людской перевоспитать невозможно, его нужно постоянно контролировать. Изменить его под силу только процессу эволюции, который, увы, очень долог. Путь от человека разумного до человека понастоящему разумного займет не один десяток тысячелетий, и возможно сформировавшееся тогда существо и человекомто назвать будет трудно. - С другой стороны, пытаться искоренять в человеке животные инстинкты, возможно, так же опасно, как подвергать его стерилизации, - озабоченно заметил молодой Ритвеллер, до которого, похоже стал доходить общечеловеческий смысл дискуссии. – Он может перестать развиваться. - Воспитание подразумевает ограничение инстинктов, но оно не должно уничтожать их бесповоротно, - согласилась с ним Олимпия Альдибрандини. – Пусть отмирают сами, если угодно, как хвосты у наших предков.  Все улыбнулись, а она продолжила:  - Облеченный властью и знанием человек должен помнить, что он не Царь Природы, а, в лучшем случае, его наместник. - Так что, не надо тебе ни во что вмешиваться, - сказала Даниэла Серебряному и поцеловала его руку. - На это есть мы, - похлопал его по другой руке старый банкир. И вид у него был, как у орла, грозно сидящего на жердочке рядом с уличным фотографом. Однако, Серебряный почувствовал, как в нем закипает лава несогласия, вот-вот готовая устремиться наверх - к жерлу вулкана. Но он сдержал приступ ярости и, выдержав паузу, как ни в чем ни бывало обратился к Рикшильду: - Дорогой барон, в одной большой стране, которую вы хорошо знаете, матери детей-инвалидов подвергаются аресту за то, что покупают для них за границей лекарства, официально продаваемые за рубежом, но не зарегистрированные в этой стране. Разве это не бесчеловечно? Поэтому есть вещи, которые нельзя терпеть и которые нужно менять безотлагательно. - Да, такие проблемы существуют. Более того, бывает и хуже, - начал было Риккшильд участливо, подобно частному врачу, обращающемуся к богатому пациенту, но тут же сменил тон на примирительный.  – Но пример, приведенный вами, конечно, ужасен. Он сокрушенно покачал головой. - Что же делать? – Серебряный вопросильно поднял брови. Присутствующие за столом деликатно молчали, видимо, предоставляя старейшине Мирового Совета выпутываться самому. - Мы поговорим с их президентом, - без настроения проронил старик. - Вижу вы огорчены, - опечалился Прорезающий Пространство. – Зря. Вы сделаете благое дело. Как думаете, когда он внесет необходимые изменения в закон? - О! – пожилой банкир воздел очи к потолку. – Трудно сказать.  Ему придется согласовывать с парламентом. - Мы видели, с какой скоростью он решает вопросы с парламентом, - вырвалось у Серебряного, пожелавшего намекнуть на эпизод, связанный с разрешением на ведение войны, которое президент этой страны получил у законодателей за несколько минут: - Уверен, что трех дней при вашем желании будет достаточно, в ином случае, не исключено, что мне придется вмешаться самому. Этот человек исчерпал, к сожалению, запасы моего терпения. - Успокойтесь и вы, дорогой друг, не надо нервничать, - заметил Рикшильд. – Вы в кругу близких, которые разделяют ваши филантропские взгляды,  отныне и навсегда. Помните это.
 «Хороший психолог», - мысленно признал ораторскую ловкость старика Серебряный, но возмущение в душе продолжало бурлить.
 
CXXXI. Ультиматум
 Скоропалительно и неожиданно для самого себя Путешественник сделал то, чего меньше всего хотел. Вступил в конфронтацию с наиболее симпатичным ему тяжеловесом Мирового Совета, стал выдвигать ему требования. Можно было утешать себя тем, что поступил он так из гуманитарных соображений, но сути это не меняло. Те, кто правит миром, в делах не сентиментальны. Может быть, Серебряный нарушил недавно заключенный пакт, а может, решил испытать его на прочность. Сам Прорезающий Пространство предпочитал вторую интерпретацию. Однако, спустя два дня и одну ночь, которую он провел с Даниэлой, эта дилемма утратила актуальность. Когда небо почернело во второй раз, Серебряный находился в Пирамиде на Аурелианской Стене, неторопливо просматривая перед сном новости Всемирной Сети. Внезапно внимание его привлекло сообщение на русском языке. Верховный Суд, говорилось в нем, запретил отказывать детям-инвалидам в бесплатном получении необходимых лекарств, даже если они не зарегистрированы на территории страны. «Лукавое рещение», - Серебряный не сдержал саркастической усмешки. - «Ничего не сказано о недопустимости арестов матерей, которые сами закупают для своих детейинвалидов такие лекарства за рубежом».  А ведь Рикщильда он просил не об этом! Но тот ограничился полумерой, словно рассчитывал, что «дорогой друг» этим удовлетворится. Полагал ли банкир, что Серебряный не заметит жульничества или, по крайней мере, сделает вид, что не заметит? А может, решил проверить, станет ли он просить повторно? И тогда старик терпеливо и доходчиво, раскладывая по полочкам азы надгосударственного управления, разъяснил бы ему, почему нельзя сделать все так, как хотелось бы Путешественнику.  Но не в объяснениях нуждался Серебряный, и не горькую «правду» о невозможности исполнения своего четко изложенного желания хотел услышать. А раз так, оставалось выяснить у самого себя, проглотит ли он недопеч;нную стряпню Мирового Совета или отреагирует иначе. Пытаясь собраться с мыслями или же наоборот - расслабиться, он машинально проглотил еще несколько страничек информации из Сети, и еще одно сообщение его огорчило. Электрическим звонком он вызвал Альфу и Проксиму, которые, выйдя из-за голубоватых, переливающихся неоновым светом штор, послушно легли по обе стороны. Задумчиво поглаживая их нагие бархатистые тела, он успокоился и заснул. Наутро, после легкого завтрака - омлет с помидорами, апельсиновым сок и кофе - он перенесся во дворец Колонна, прямо в постель к Даниэле. Она спала на животе, зарывшись носом в подушку. Поиграв ее черными локонами, он сказал: - Передай, пожалуйста, Рикшильду, что я окончательно разочарован правителем Северной державы и прошу без промедления снять его. Тот, кто придет ему на смену, должен будет сразу, четко и публично отменить положение, о котором я говорил за обедом два дня назад в твоем присутствии. Срок – три дня. Девушка почувствовал металл в его голосе и поняла, что он не на шутку раздражен. Поэтому не стала ни возражать, ни расспрашивать. - Хорошо, - коротко и грустно ответила она. - Наверное, мы с тобой больше не увидимся, - заметил Серебряный и крепко обнял ее. В ответ Даниэла обвила его руками, и он почувствовал, как его плечо стало мокрым от слез. - Куда ты улетишь? – всхлипнула она.
- Не знаю, - ответил он. - Я поговорю с Рикшильдом, - сказала принцесса решительно. - Передай ему, что мое возмущение практически достигло предела - вдобавок к тому, что узнал ранее, оказывается, что в Северной стране наказывают как за употребление наркотиков тех, кто принимает корвалол, потому что он в организме распадается на какие-то запрещенные вещества. Государство цинично истязает собственных граждан. Оно обезумело. Так не может продолжаться.  - Позвоню ему прямо сейчас, - с готовностью ответила Даниэла, и в руках ее появился черный прямоугольник смартфона. Послышались гудки (девушка включила громкую связь), на том конце сняли трубку. - Слушаю, - произнес знакомый скрипучий голос.  Серебряный, откинувшись на подушки, смотрел в узорчатый деревянный потолок. - Наш друг, - как можно почтительней и нежней проворковала юная Колонна, - очень недоволен. - Не удивлен, - мрачно прокомментировал старик. – Но не все   быстро делается, терпение – залог достижения нужного результата. - Он терпелив безгранично, - ответила Даниэла, - но дело, кажется, не в этом. Девушка повернулась к Путешественнику и с мольбой посмотрела на него, давая понять, что просит его быть благоразумным. - Передай ему, что дело в человечности. Бесчеловечное должно прекратиться немедленно.  Я не приветствую решений, акценты в которых расставлены неправильно, и отныне не хочу никаких полумер, , – отчетливо сказал Серебряный. - Он считает некоторые вещи бесчеловечными, поэтому дает максимум три дня на отставку северного правителя, и не
хочет никаких полумер, - послушно резюмировала в трубку наследница рода Юлиев. - Наш друг и брат слишком эмоционален, - без настроения ответил Рикшильд. – Но я его услышал.  Девушка выключила телефон и, отбросив его в нижнюю часть кровати, спросила: - Что теперь? - Как думаешь, он сделает это? – поинтересовался в ответ Серебряный. - Если сильно захочет, – девушка озабоченно улыбнулась. Но ее полусонный вид и короткая ночная рубашка с серебряным отливом смягчили горечь Прорезающего Пространство. «А если не захочет?! Не мешало бы подготовиться к ответным действиям», - подумал он. – «В этом Даниэла может пригодиться». - У тебя есть список членов Мирового Совета? – спросил Серебряный. - У каждого члена Совета есть такой справочник, - просто сказала принцесса и, протянув руку к прикроватной тумбочке, достала маленькую книжку в кожаном переплете, похожую на карманную Библию. – Возьми, он мне не нужен. Я и так знаю всех по именам.  - Мне еще кое-где нужно побывать, - сказал он, бегло просмотрев фолиант. – Не уверен, что скоро увидимся, и увидимся ли вообще. Жизнь вступает в новую фазу, и нужно быть готовым ко всяким неожиданностям. Но не бойся, я позабочусь о твоей безопасности. Если со мной ничего не случится. Даниэла прижалась к его груди, и он услышал биение ее сердца. - Я всегда буду ждать тебя, - сказала она.  - Хорошо, - ответил он и бросил свой Vertu рядом с ее. Отныне его местонахождения никто не должен был знать.

CXXXII. Прощание со славянкой и креолкой
 Он перенесся к Кате, которая жила теперь неподалеку от Аликанте в курортном городке под названием Старая Башня. После того, как он избавил ее от полицейского преследования в Питере, юная мореплавательница, даже несмотря на тайный титул баронессы Аменхотепской, гарантировавший ей полный иммунитет, не захотела оставаться в России и на своей яхте перебралась в Испанию. Она была не на шутку обижена. Но Серебряный знал, что когда-нибудь это пройдет. Бронзовая от загара девушка в мини-бикини была на мостике у штурвала. Она закладывала крутой галс в тот момент, когда Прорезающий Пространство материализовался, так что он потерял равновесие и чуть не упал за борт. - Милая, - сказал он ей на ухо, держась одной рукой за ее талию, а другой схватившись за леер. – Возможно, мы больше не сможем общаться как прежде.  - Что случилось? – она невозмутимо, хоть и нежно поцеловала его в щеку, не отводя глаз от курса корабля. Он порадовался ее выдержке. - Чтобы не подвергать нас обоих опасности, я очень долгое время не смогу приближаться к тебе, и не смогу долго говорить. Даже сегодня я не смогу остаться у тебя – возможно, у меня появились недруги, которые решили не мешкать и запустили тайный механизм охоты на меня.  - На тебя, при всей твоей силе? – голос Кати дрогнул, и он даже побоялся, что она выпустит рулевое колесо. «Знаниях!» - мысленно поправил ее Серебряный. - Так устроен мир. Я не всемогущ, и, как знать, возможно они решили проверить – до какой степени, - Путешественник пожал плечами. – Поэтому я не должен позволить застать себя врасплох. Девушка взяла себя в руки и уже тверже сказала: - Это очень неожиданно.
- Так только кажется, - ответил он. – Действовать надо тогда, когда наступает ясность. Для меня она наступила. Раздался предупреждающий сигнал, я не могу его игнорировать. - Какой именно?  - Тот, который напомнил мне, что я не могу жить беспечно, - сказал Серебряный. Не было смысла рассказывать Кате о том, что он стал представлять угрозу для власти Мирового Совета. Она и Каштанка, в отличие от Даниэлы, были участницами только культурных мероприятий этого собрания, имея самое туманное представление о его основных функциях. Не стоило пугать их или раскрывать им какие-то дополнительные подробности, поскольку неведение могло оказаться для них спасительным.  - Я смогу общаться с тобой по телефону, смогу видеть тебя издалека, и ты – меня, а об остальном мы поговорим позже, - вновь постарался утешить ее Путник. Было бы жестоко объявить Кате, что они никогда больше не смогут обнять друг друга, а именно такая перспектива была наиболее реальной. - И что, у нас не найдется сейчас даже полчаса? – воскликнула она. Серебряный прочел в ее глазах желание немедленно спустить паруса, бросить якорь и предаться бурным ласкам. Но он понимал, что с каждой минутой риск опережающих действий со стороны Мирового Совета, каким бы ничтожным он пока ни казался, возрастал. - Конечно, найдется –ответил он, - но знай, мне нужно поскорей обезопасить тебя и Каштанку от возможных действий вероятных противников, которым нужен. Пытаясь достать меня, они могут задеть вас. - Кто они? - Пока никто, не переживай. Возможно, их вообще нет, - ответил он загадочно. – Но знай главное – незримо я всегда рядом и буду оберегать тебя.
В полдень, подарив Кате последний поцелуй, он перенесся на западную оконечность Кубы. Баронесса Каштанская в своем отеле готовила его любимый банановый дайкири и задумчиво напевала «Besame mucho». Он очутился по ту же сторону барной стойки, что и она. Смуглая девушка, в короткой маечке с надписью «Я так тщеславна» выронила шейкер от неожиданности, но Путешественник ловко подхватил его у самой земли. Она с радостным визгом бросилась ему на грудь. Серебряный ласково обнял ее, поцеловал в широковатый милый нос: - Угостишь? Она закивала: - Конечно! Серебряный окинул взглядом террасу отеля, на которой расположились в плетеных креслах несколько тучных туристов в цветастых рубашках и панамках. По пальмовым листьям навеса настукивал дождь. - Тебе придется какое-то время поскучать без меня, - сказал Путник. Ему спонтанно захотелось уберечь ее хрупкую психику от жестокой правды. Может, все обойдется! Хотя он сам не верил в это. - Сколько? – тревожно спросила она. - Месяца три, - это был самый большой разумный срок, который пришел ему в голову. - Так много?! – она умоляюще подняла не него глаза, в которых заблестели слезы. - Но я буду звонить тебе, - добавил он. – Мы даже сможем видеться. Но издалека. - Почему издалека, - требовательно спросила она. Он не собирался говорит ей о своих подозрениях в том, что ее дом, как и яхта Кати, наверняка был нашпигован маячками геолокации, а может, чем покруче и взрывоопасней. Возможно также, что условные господа «R-R» не устоят перед соблазном запустить с беспилотника по его адресу какой-нибудь «hellfire» последней модификации, а девушки станут побочным ущербом. Но пока вряд ли, это требует некоторой подготовки. И все же, слежка за Катей а Каштанкой ведется. - Из предосторожности, - сказал он. – Я должен быть очень осторожен. - Почему сейчас, а не раньше? - Времена меняются, - спокойно ответил он. Его спокойствие неожиданно передалось ей. - Хорошо, - сказала она. – Буду ждать. Тут он вспомнил, что за все время знакомства так и не узнал ее настоящего имени или же просто забыл его. - Напомни, как тебя зовут, - попросил он, по привычке запустив пальцы в ее густые жесткие волосы. Глаза креолки сверкнули, но на этот раз не от слез, и Серебряный ощутил, как она не больно, но со значением ущипнула его за бок. - Маргарита, - ответила девушка.
 
CXXXIII. Переход к обороне
 Ближе к закату он оказался в рассаднике небоскребов французской столицы - районе «Дефанс». Вознесшись на крышу Арки Братства, или, как ее еще называют – Гранд Арш, он оглядел окрестные высотки в поисках подходящей для ночлега. Во многих окна уже погрузились во мрак – офисная челядь растеклась по домам, поэтому выбор был большой. Остановился на «Первой Башне», которая казалась самой вычурной и ближе других стояла к Сене, потом выбрал самую безликую – черный обелиск «Areva». Туда и залетел. Один из залов заседаний в верхней части здания полностью отвечал его скромным пожеланиям – имелся огромный белокожий диван и стеклянная стена, за которой мерцал Париж. К залу прилегала ванная комната со всем необходимым. Правда, пришлось заскочить в мебельный магазин – в отдел для новобрачных, и взять комплект постельных принадлежностей с парой больших кружевных подушек в придачу. Отрегулировал кондиционер на подачу теплого воздуха, настроил телевизор с певцами зарубежной эстрады на минимальную громкость. Угостился бутылкой молока и тремя апельсинами из супермаркета, почистил зубы оттуда же взятой щеткой и пастой, скинул галабею и улегся. Кожа, как яичная скорлупа, похрустывала солью Карибского моря, новые простыни – чем-то еще. Для первой ночи в режиме чрезвычайной ситуации неплохо. В дальнейшем он найдет не менее комфортные и безопасные варианты. С этой мыслью потянулся и мягко отчалил от берега реальности...  Во сне Путник потел и ворочался, и, наконец, провалился в темный колодец. Проснулся с ощущением полной ясности в голове. Утренний новостной выпуск при сереющем небе бегущей строкой известил его о внезапной отставке премьер-министра Северной державы. Серебряный почувствовал скорпионий укол досады. Водные процедуры слегка затянулись, так как из горячего душа не хотелось выходить, но в остальном Серебряный не терял времени зря. Собранное в охапку белье, которое он поначалу хотел отдать в подмосковный детский дом, в итоге вновь оказалось на king-size кровати для новобрачных, а сам он мысленно представил Рикшильда и повеле себе очутиться рядом.
 
CXXXIV. Разговор на рассвете
Правым локтем Путешественник чуть не выбил стакан с водой, который старик подносил ко рту, видимо, запивая лекарство. Банкир в шелковой пижаме сидел в своей кровати. Перед ним поверх одеяла стоял золотой поднос с завтраком. Окна были задернуты тяжелыми плюшевыми шторами, напоминавшими театральный занавес, а комнату размером со спортивный зал освещала вереница напольных светильников, стилизованных под семирожковые канделябры. 
- Будьте здоровы, - сказал Серебряный, позволяя Рикшильду сделать глоток. - Спасибо, - грустно промолвил Рикшильд. – Ночь выдалась бессонной, а впереди очередной трудный день. - Не стоило волноваться. Сделали бы то, о чем я просил, и спали бы спокойно. И я тоже. А так оба мучаемся. - Не все так легко, как кажется, - проворчал старик. - Вот именно, - сказал Серебряный. – Посему и мучаемся.  - Со мной ясно,- вздохнул Рикшильд. – Вас-то что беспокоит?  - Безнравственное государство. - Так и мы против него! – обрадовался банкир и дружески схватил Серебряного своей холодной костлявой рукой. – Мы тоже против несправедливости! Но эволюция – не революция, она не терпит спешки. Главное – задать нужное направление. Мы его задаем и по ходу движения вносим коррективы. Вот, на днях буквально, в любезной вашему сердцу стране арестовали полицейских, которые подбросили наркотики журналисту… Слова, однако, сыпались из его рта без выражения, как жетоны из игрального автомата. - Есть мелкие улучшения, - согласился Путник. – Но в целом картина удручающая. Ваши поправки носят косметический характер.  А принципиального курса на улучшение я не вижу.  - Вы заблуждаетесь, дорогой друг, - благодушно возразил старик. – Высокие моральные ценности – это наш идеал. И мы к нему стремимся. - То, что дети должны отвечать по кредитам умерших родителей, наглядно характеризует ваши ценности, - поддел его Серебряный. – Так что, если вы и культивируете гденибудь мораль и нравственность, то только для себя, для верхушки общества, а остальным навязываете покорность и послушание под видом порядка. 
Банкир уцепился за последнюю часть фразы. - Достаточно распространенная точка зрения, - снисходительно парировал он. - Важно, чтобы вы не оспаривали ее, а приняли к сведению, - спокойно заметил Серебряный. – И сделали правильные выводы. - О, я не оспариваю и ни в коем случае не собираюсь этого делать, -  пожилой человек в пижаме воздел худые руки к небу. – И уж конечно, принимаю ее к сведению. - А правильные выводы? – проявил настойчивость Путешественник.  - Разумеется. – Означает ли это, что вы исполните мою просьбу?  - А вот это будет затруднительно, - Рикшильд сделал вид, что замялся. – И скажу почему. Он глубоко вдохнул, как бы собираясь с мыслями, и продолжил: - Некоторые радикальные перемены – это как кирпичик, вынутый из основания кладки. Несмотря на кажущуюся малость, они могут спровоцировать обрушение всей стены. - Некоторые стены этого заслуживают, - назидательно сказал Серебряный. - Некоторые, - словно согласился старик. - И что же? – попросил внести ясность Серебряный. - А тут, то есть, в предложенном вами варианте, может возникнуть хаос, ставящий под угрозу все стены, - банкир неодобрительно покачал головой. – Все здание пойдет прахом. - Из хаоса появилось все, а прах основа строительного материала, не так ли? – с тонкой улыбкой заметил Прорезающий Пространство. – И не говорите мне, что все придется начинать с нуля. Что-нибудь да сохранится. Хотя в самом крайнем, маловероятном случае, а вы, кажется, подразумеваете именно его, может, и придется. И что?! В истории человечества всякое бывало…
- Да, - неестественно засмеялся старик. – Но вам проще рассуждать. Последствия перемен для вас лично не будут такими ощутимыми… - Вы, конечно, вольны все сводить к моей скромной персоне. Свобода мысли предполагает свободу слова. Но если вы или другие ответственные за принятие решения лица будете упорствовать, то у меня не останется выбора, - предупредил Серебряный. - Вот как? – вяло удивившись, пробормотал финансовый магнат. - Конечно, - подтвердил Путник. – Коль вы не оставляете мне выбора, значит, недооцениваете, а недооцениваете - следовательно, обижаете. Раз так, у меня появляется личный мотив для действий.  Увидев, что Рикшильд собрался протестовать, он остановил его властным жестом руки и продолжил: - Знаю, что с вашей стороны - ничего личного. Поэтому и не предлагаю войти в мое положение. Просто примите к сведению. Осталось двое суток, чтобы снять с витрины Северной державы большую матрешку. Тот факт, что вы не поленились убрать оттуда маленькую, ничего не поменял – напрасный труд. Не могу даже вас поблагодарить… Да, - Путешественник поднял палец. – Его преемник должен будет безотлагательно дезавуировать те плохие вещи, о которых я упомянул. - «Дьявол начинается с пены у рта ангела, борющегося за справедливость», - глубокомысленно изрек член Мирового Совета. – Торнтон Уайлдер. Вы, конечно, слышали об этом писателе. - И даже читал, - ответил Серебряный. – Но если вы видите пену, то делайте выводы. «И тогда не будет дьявола», - хотел добавить он, но удержался. - Ладно, - флегматично заметил старик, но его левая бровь, и без того торчащая, задралась еще выше. – Будем думать.
- В период раздумий и после, - вежливо, но отчетливо сказал Серебряный, – имейте в виду, что неприкосновенность моих близких, известных как баронессы Каштанская и Аменхотепская, а также принцессы Колонна, является кондицией sine qua non. То же распространяется на всех остальных людей, которых вы могли бы счесть мне симпатичными. - Разумеется, - Рикшильд театрально склонил голову. А потом, гостепримно обведя ладонью золотой поднос, любезно прибавил:  - Буду польщен, если разделите трапезу со мной. - Тут на одного, - заметил Серебряный. – Впрочем, благодарю. И налил себе свежевыжатого апельсиного сока в пустой «хайбол». В распоряжении дедушки оставался стакан из-под воды. - Кстати, как вы меня нашли? - поинтересовался банкир. Серебряный понял, что старик также не любил афишировать свое местонахождение.    - Не ищите рациональных объяснений,- ответил он.- Просто знайте, что время пошло.  Путник мельком посмотрел на циферблат своего титанового хронометра. Он хотел было добавить, что у него есть список членов Мирового Совета, но счел излишним нервировать патриарха.
 
CXXXV. Странствия
Завтрак был завершен в одном из 4-звездочных московских отелей в обществе туристов из Индии. Это натолкнуло его на мысль перенестись на Сейшелы. Осмотрев архипелаг с высоты птичьего полета, он выбрал пляж Анс-Интенданс на острове Маэ – не самый живописный, но с большим количеством свободных шезлонгов.  Заняв один из них под сенью бенгальского фикуса, Путешественник сделал пару хороших глотков из серебряной фляжки. Потом скинул одежду и побежал по мелкому, еще прохладному песку к лазурному океану, оставив на себе только плавки и нательный мешочек из непромокаемой ткани, в котором лежало несколько тысяч долларов на мелкие расходы. «Однажды вместо них будут «сайнсы» - единицы знаний, причем, даже не в бумажном эквиваленте и не на кредитке, а полностью виртуальные», - помечтал Серебряный. – «Поднесешь руку к кассовому аппарату и получишь, например, коктейль. Но твоих знаний от этого не убавится – ты просто продублируешь их для других». «Знания станут универсальной валютой. Кто будет владеть знаниями, будет владеть миром», - подумал он еще, погружаясь с головой в теплую, как кокосовое молоко, воду.  В конце 80-х на этом острове побывал его отец с группой Союза Советских Обществ Дружбы и прислал ему и маме открытку, где были такие слова - «Очень скучаю. И люблю вас так, как никого на свете. Извините за неровный почерк…» Вспомнив последние слова, Серебряный улыбнулся. Озорство было частью отцовской природы.  Весь день он провел на пляже, где его никто не беспокоил, кроме китайских массажисток и разносчиков сувениров. Первым он позволял разминать свое тело, вторых отгонял как мух. К вечеру перенесся в пригород Версаля, где в гараже проживал его художник А. Тот сильно болел, требовалась пересадка печени, а значит, большие деньги. Серебряный, недолго думая, слетал в хранилище вещдоков Следственного комитета Субарктической Нигерии и взял полмиллиона евро.  - Должно хватить, - сказал он живописцу, вручая ему небольшой чемоданчик на колесиках, после чего вызвал больному такси и вместе с его подружкой-теледивой отправил в частную клинику в Нейи, где лечились самые богатые французы.  Затем пешком прогулялся до Версальского замка, золоченой ограды которого достиг уже во мраке. В окнах королевской спальни было темно, и Путник одним махом перенесся в нее. Покрывало на ложе Людовика XIV кололось драгоценным шитьем, поэтому пришлось аккуратно спихнуть его на паркет, а самому лечь поверх старинной, но, кажется, чистой, простыни. Монаршую опочивальню Серебряный покинул с первыми лучами солнца, которые, благодаря раздвинутым шторам и безоблачной погоде, его и разбудили. Он умылся в «МакДоналдсе» неподалеку от Старой площади Эдема и там же позавтракал. Затем перенесся на мыс Мартэн в подбрюшье средиземноморского городка Рокабрюн. Среди волн, набегающих на дикие скалы, резвился до обеда. В полдень отправился на турецкое побережье в отель «Риксос», где побаловал себя здоровой и разнообразной европейской кухней.  Потом, сменив девять часовых поясов, перелетел в Лас-Вегас, где еще царил предрассветный мрак, и устроил себе сиесту в одном из пустовавших люксов отеля «Белладжио», полюбовавшись пляской его знаменитых фонтанов, а заодно и отблесками черной пирамиды «Луксора», в которой ему так и не довелось погостить. Вечер провел на острове Капри – купаясь и ныряя, а напоследок угостившись спагетти с дарами моря. Закат встретил неподалеку – балансируя на краешке жерла Везувия и вспоминая о последнем прыжке Эмпедокла. На ночь решил было остаться в дубайском отеле «Парус», но проведя разведку сквозь окна, убедился, что свободных номеров нет. Частые перелеты немного утомили Серебряного, поэтому он удовольствовался находящимся неподалеку самым высоким, хотя и не самым красивым отелем в мире. Тихая комната с широкой кроватью и большим телевизором – вот и все, что было нужно Путнику.  Он допил остатки коньяка из своей серебряной фляжки. Показалось мало. Но в мини-баре алкоголь отсутствовал. Тогда Путешественник заставил себя слетать в аптеку за снотворным и только после этого откинулся на подушки. Преодолеть волнение и хорошо выспаться было необходимо. Утро, не сулившее приятных сюрпризов, надо было встречать со свежими силами и ясной головой.
 
CXXXVI. Аутодафе
  Наручный хронометр пропищал, что двое суток, отведенных им Рикшильду, истекли. Серебряный нащупал на одеяле пульт от телевизора и посвятил полчаса просмотру внушительного букета новостных каналов. Из Северной державы была пара скупых сообщений, но ни одно не отвечало его ожиданиям. Приближалось утро, а вместе с ним и пора действовать. Но перед этим надлежало тщательно обдумать приготовления к необратимым мерам. Предстоял путь, с которого не было возврата. Он обрекал себя на долгие тернистые странствия, полные опасностей и лишений. Но в постели голова отказывалась заниматься расчетами. Необходимая концентрация не наступала. Тогда Путник перенесся в восточные бани Эдема. Они только открылись, и было безлюдно.  Повесил на крючок галабею, он зашел в парилку и сел на мраморную скамью. Тело моментально покрылось влагой. Он был один, но одиночество не пугало.  Вдруг Серебряный почувствовал какое-то движение. Из густого пара подобно призраку проступил человеческий силуэт и беззвучно стал приближаться. Обнаженная женская фигура. Вкрадчивая походка. Знакомые черты лица. Путешественник узнал Клеопатру. Последний раз они виделись «У Погибшего пионера» перед тем, как она отправилась в Осло… В ее больших глазах понимание и спокойная сосредоточенность. - Пойдем, - она вывела его из парилки. Омыла его и себя в теплом душе. В круглом центральном зале, испещренном входами и нишами, было темно и по-прежнему пусто. Только белый жернов мраморного настила посередине. Девушка встала коленом на край. Подождала, пока Серебряный расположится рядом. - Приляг, - мягко толкнула в грудь, и он почувствовал спиной горячий камень.   Над головой в вышине слабо синело зарешеченное отверстие в куполе. «Окно в космос», - подумал он. Но потом взгляд его переключился на Клеопатру, которая тоже оказалась сверху. - Давай займемся любовью, - предложила она. Серебряный вспомнил ночь на горнолыжном курорте. Руки сами потянулись к упругой груди евразийки, но остановились на полпути. - Мы ведь уже делали это, - сказал он. - Да, но сейчас другое, - она наклонилась, и спелые плоды сами оказались в его ладонях, а колени, словно она была наездницей, сжали его бока. - Сюда могут войти, - призвал он ее к благоразумию. - Пускай, - она пожала плечами. – Все равно ничего не увидят. Клеопатра ловко шевельнула задом, и они слились воедино. - Почему? – он взял ее за блестящие бедра. - Сейчас нас нет ни для кого, - она приподняла ягодицы. – А других нет для нас. Плавно опустила их на раздвоенное седло его ног. Серебряному стало наплевать на других. Его вниманием теперь завладела Клео и некое ощущение большого пространства, открывающегося над ним. Покачивания евразийки – как набегающие волны. Едва таяла одна, приходила другая, неторопливо и беспрерывно. «Кто она, эта девушка с разными именами?», - спрашивал себя между тем Путешественник. Мираж? Смотрительница от высших сил? Наёмная мистификаторша? Чего она хочет, с чем явилась?
- Может, ты посланница? – предположил он, вспомнив по аналогии девушку-полицейского, которого подослала к нему Даниэла. - Посланница - слишком пафосно для меня, - скромно ответила Клео. - Тогда зачем ты здесь? Она промолчала, продолжая ласкать его тело. - Ладно, - вздохнул он и подумал, что это не имеет значения для дальнейших событий. Пусть это будет мимолетный подарок судьбы, своего рода бонус перед трудной дорогой. Но девушка неожиданно продолжила:  - Моя задача - сопровождать твое перерождение. - С какой стати мне перерождаться? – удивился он. - Не знаю, - повторила она. – Вероятно, ты достиг невероятной стадии самоотречения, может, отказался от земных благ во имя великой цели. Не мне судить. Я не уполномочена обосновывать решение. Просто знаю, кем ты сейчас станешь. - Кем же? – спросил он осторожно, опасаясь подвоха. - Хранителем, - просто ответила она. – Хранителем Земли, и будешь делать на ней то, что считаешь нужным во имя Гармонии и Развития.  Серебряный оторопел и растерянно показал в небо: - Как Он? - Да, - кивнула она. - В масштабах Солнечной системы, и особенно, этой планеты.  - И у меня будут... - Все возможности, - подтвердила она. – Конечно. Как же иначе?! Любые. Способность исцелять, продлевать и возвращать жизнь, воскрешать души, устраивать стихийные бедствия, засухи, наводнения, эпидемии. Для точечного вмешательства будут молнии, несчастные случаи, уходы по естественным причинам. Все, что захочешь. И все твои желания будут выполняться. - А где я буду находиться?
- Где угодно, - ответила девушка. – Например, сможешь приходить на Землю в любом обличье, являться во сне и наяву. При желании будешь бесплотен и невидим, и, разумеется, всегда неуязвим. Полный арсенал, прикинул Серебряный. - Ты доволен? – она задумчиво посмотрела на него. - С такими возможностями я сумею помочь многим добрым людям, - ответил он. - Хорошо! - бодро сказала она, вставая с него. И потянула его за собой. Он почувствовал внезапную легкость и силу. Ощутил подъем, причем, не только душевный. «Сейчас взлечу» - подумал Путник, застигнутый врасплох происходящей с ним трансформацией. Он чувствовал, что не может контролировать этот процесс.  - А где будешь ты? – спросил он торопливо, как на вокзале перед неминуемым отправлением поезда. – Сможешь быть со мной? - Сейчас нет, – неопределенно ответила евразийка. – Но мне, возможно, хотелось бы… - Ну так давай! - подбодрил он ее. Ему безудержно захотелось, чтобы загадочная девушка продолжала быть рядом. Но Клео  покачала головой и, показав на себя, сказала: - Это сгенерированное трехмерное изображение, которое для большей убедительности еще и материализовано. Меня создают, когда надо, и отправляют, куда надо. И я не знаю, кто мои создатели. Я - сигнал. Поэтому не мне решать, когда и куда... Потом она опустилась на корточки, прижалась к его ногам. Подняла на него глаза, огромные и черные, как крылья летучей мыши, и губы ее беззвучно зашевелились. Его ступни оторвались от настила, и тело стало вертикально подниматься. Клео продолжала обхватывать его ноги, как будто пыталась удержать его. Но он медленно выскользнул из кольца ее рук, уходя все выше и выше. Достиг решетки, которая растворилась при его приближении, прошел сквозь отверстие в куполе и оказался над зданием.  Вокруг, по идее, должен был быть город, но вместо него простиралась пустыня с кое-где мерцающими огнями. Серебряный посмотрел под ноги и понял, что воспарил над пирамидой Хеопса и будто опирается на переливающийся всеми цветами радуги столб света, исходящий прямо из ее пика. «Вверх!» - скомандовал он и как на скоростном лифте помчался в космическую воронку. Вокруг засияли звезды. Он посмотрел вниз. Там была Земля. Размером с баскетбольный мяч, но голубого цвета. Он наклонился, бережно взял ее и разместил перед собой – как ставят дорогую вазу или вешают картину.
 
CXXXVII. Эпилог
 - Здесь общество Знаний? – спросил Серебряный.

- Здесь-здесь, проходи, - лазерщик Эмир, на котором был засаленный кухонный фартук, отступил от порога, пропуская Серебряного в Малую Академию Наук. - Хлеба купил?

- Обойдемся, - ответил Серебряный. – Зато квашеной капусты взял.

 - Смотри сам, - хозяин беспечно пожал плечами. – Я печенку поджарил.

- Прометеевскую?

- Конечно! Вино будешь?

- А хватит?

- Не хватит, еще откроем!

- Я ведь не один...

- Зови всех!

По знаку Серебряного в квартиру вошли Альфа, Проксима и Даниэла.  Лехи и Мухтика не было. 

Но хотя бы винная клякса на стене исчезла. 

*****