Шишка

       В четверг всегда заседание Ученого совета, за редким исключением. Заведующий нашей лабораторией, доктор наук, профессор, является членом Ученого совета, и его присутствие на заседании, в отличие от нас, старших и младших научных сотрудников, всегда строго обязательно. Околосуточные показатели биоритмов организма нашего заведующего, Сергея Константиновича Мебланова, указывают на него, как на представителя вида Homo sapiens, живущего в режиме такого пернатого, как СОВА.
       Наверное, нет людей, которые ничего не знают о совах, жаворонках и голубях. Жаворонки в полшестого-шесть утра уже «на ногах», исключительно продуктивно работают примерно до обеда, а в полдевятого вечера уже сладко спят. Голуби встают чуть позже жаворонков, весь день очень активно трудятся, ложатся спать около двадцати трех часов. Совы спят так, что с утра их и танком не разбудишь; до обеда это достаточно вялые и медлительные люди, вызывающие сочувствие и сострадание, зато вечером энергия бьет из них настоящим фонтаном, и спать они ложатся далеко за полночь.
       Так вот, когда наш Кинстатиныч с утра не появился, никто не забеспокоился, и ни одна мыслишка не ворохнулась тревогой в душе подчиненных, хотя мы с любовью и трепетом относились к нашему заведующему.
Приближалось время старта в актовый зал, и заместитель зава Юрий Петрович набрал номер мобильного телефона нашего шефа. На звонки никто не ответил.
  Все прекрасно помнили, что, помимо вопросов, утвержденных программой Ученого совета, наш шеф хотел вместо третьего вопроса, по которому готовился Урюков, попавший вчера по скорой с аппендицитом в больницу, протащить апробацию кандидатской диссертации Спицы Вовки-морковки, как мы панибратски звали Владимира Николаевича Спицына. Все хорошо помнили, что в портфеле у Кинстатиныча был последний правленый экземпляр диссера, и он собирался над ним чуток поработать на ночь глядя, но никто не знал, что, когда шеф отчалил домой, по дороге ему встретился замдиректора по науке, третий день кряду отмечавший свой пятидесятилетний юбилей.
       Нашего шефа нельзя упрекнуть в жестокосердии и невнимании: он добр, мягок и податлив. Однажды даже директор сказал, что если бы наш шеф был женщиной, то ему пришлось бы туго, так как он никому не мог бы ОТКАЗАТЬ. Кинстатиныч, оттеснённый грудью заместителя директора прямо в кабинет к последнему, сопротивлялся, но тщетно. Они, сначала стоя, по-быстрому, выпили за науку, потом за культуру. Присели, выпили за здоровье. Сняли верхнюю одежду и, уже не торопясь и с чувством, поведали друг другу о событиях давно прошедших из своих многочисленных командировок и приключений молодости и зрелости. Заместитель уснул на диване, а Кинстатиныч, человек ответственный, твердо помнящий, что он едет домой, его ждут, и в руке у него портфель с о-о-очень важными бумагами, и что живет он на улице 3-ей Парковой.
       Улица 3-я Парковая района Измайлово, где проживал с семьей завлаб, находится в уникальном историческом месте Москвы. Присоединены эти места к городу окончательно в 1960-х годах. Со времён Ивана Грозного Измайлово было вотчиной бояр Романовых, а в 1654 году стало загородной усадьбой царской семьи. При царе Алексее Михайловиче в 1667 году речка Робка (ныне — Серебрянка) была перегорожена плотинами так, что образовавшийся Серебряно-Виноградный пруд окружил так называемый Измайловский остров, на котором располагалась царская усадьба. Центром усадьбы служил Государев двор. Вокруг него располагались многочисленные хозяйственные постройки. В 1671-1679 гг. костромскими мастерами на месте существовавшей с начала XVII века деревянной церкви был возведён каменный Покровский собор. Невдалеке была выстроена Церковь царевича Иоасафа. На остров вёл каменный мост длиной около 100 м, завершавшийся проездной трёхъярусной Мостовой башней. Во втором ярусе башни проходили иногда заседания Боярской думы.
Царь Алексей Михайлович увлекался соколиной охотой в окружавших Измайлово лесах. Кроме того, он испытывал в усадьбе различные новшества. Так, уже в 1670-е гг. в Измайловской царской усадьбе существовал домашний театр, один из первых в России; известно имя одного из его актёров — певчего и живописца Василия Репского. В усадьбе ставились эксперименты по выращиванию редких растений (виноград, арбузы и др.). Была открыта одна из первых в стране стекольных фабрик, производившая высокохудожественные изделия, в основном для украшения царских застолий. Для организации стекольного дела и выращивания иноземных растений к работе привлекались специалисты-иностранцы.  Юный Петр I на обнаруженном в Измайлове ботике совершал плавания по системе прудов (позднее он перевез ботик в Санкт-Петербург и назвал его «дедушкой русского флота».
Вот в этом уникальном местечке и проживал наш драгоценный шеф. Поскольку метро было уже давно закрыто, Кинстатиныч взял такси. Таксист был страшно раздражен храпящим завлабом, к тому же он очень торопился по вызову и выбросил пьяненького шефа не у входа в подъезд, а на углу улицы Первомайской. Свежий воздух ранней весны еще больше затуманил голову. Нетвёрдый взгляд зацепился за величественный Покровский собор, и исторические волны прошедших эпох поглотили индивидуум, и он застыл от восторга перед торжественностью времени. Прислонившись к кирпичной стеночке, он вдруг явственно увидел царя Алексея Михайловича с соколом-сапсаном, сидящим у него на плече и медленно выплывающий из-за угла ботик, со стоящим на палубе Петром I, который, почему-то держал в руке гарпун. И Алексей Михайлович и Петр I грозно посмотрели на завлаба и сурово хором  спросили: «Что? Не подготовился к выступлению на Ученом совете?, а еще КЛЮЧНИК!!!».
Здесь обязательно нужно заметить, что наш шеф был дворянского происхождения и герб его семьи Кавелиных, по материнской линии, украшен в своей центральной части КЛЮЧОМ, так как  в древние времена, его прапрапрадеды отвечали за царские сундуки и гардеробы, одним словом хранилища.
Встряхнувшись всем телом для избавления от видений, он одновременно избавился и от головного убора, который улетел в неизвестном направлении и пропал навсегда.
До подъезда осталось 50 метров, не успел Кинстатиныч осознать, что случилось, как резко получил железной трубой по голове, труба рассекла кожу, скользнула по уху и цзынькнула, падая на асфальт. Шеф упал и притворился мертвым. Крепко сжимая ручку портфеля, он вспомнил, что денег у него почти нет, брать нечего, главное – портфель. Быстрые руки вора обшарили карманы, взяли портмоне; когда обшаривали «тело», Кинстатиныч едва сдержался, чтобы не заржать гомерическим хохотом, но инстинкт самосохранения сработал на славу, тем более что кровь из пореза текла на землю, и бандит, испачкав кровью руки, испугался и убежал. Шеф полежал еще чуть-чуть, изящным движением руки достал носовой платок, приложил к ране и на четвереньках, чтобы враг не запеленговал, забежал в подъезд и был таков!
Появиться на Ученом совете он смог только через две недели; огромная шишка уменьшилась, но уж очень синим был фонарь под глазом, царапину зашивать не пришлось. Диссертация Вовки-морковки отложилась до лучших времен. Главным своим достижением в борьбе с бандитизмом шеф всегда считал метод: «Притвориться мертвым», что и советовал делать всем без исключения, кто бегать быстро, по причине преклонного возраста, уже не мог.