Василий Васильевич Князев

Из интернета=
судьба безвестного поэта
.....................
***
Нас не сломит нужда,
Не согнет нас беда,
Рок капризный не властен над нами,
Никогда, никогда,
Никогда! никогда!
Коммунары не будут рабами.

Все в свободной стране
Предоставлено мне,
Сыну фабрик и вольного луга;
За свободу свою
Кровь до капли пролью,
Оторвусь и от книг и от плуга!

Пусть британцев орда
Снаряжает суда,
Угрожая Руси кандалами,-
Никогда, никогда,
Никогда! никогда!
Коммунары не будут рабами.

Славен красный наш род,
Жив свободный народ,-
Все идут под знамена Коммуны.
Гей, враги у ворот!
Коммунары — вперед!
Не страшны нам лихие буруны.

Враг силен? Не беда!
Пропадет без следа,
Коли жаждет господства над нами,
Никогда, никогда,
Никогда! никогда!
Коммунары не будут рабами!

Коль не хватит солдат,
Станут девушки в ряд,
Будут дети и жены бороться,
Всяк солдат-рядовой,
Сын семьи трудовой —
Все, в ком сердце мятежное бьется!

Нас не сломит нужда,
Не согнет нас беда,
Рок капризный не властен над нами,-
Никогда, никогда,
Никогда! никогда!
Коммунары не будут рабами!!!
..................................


Василий Васильевич Князев (Седых)
(1887-1937)
Автор- Лазарь Полонский
      
Князев (Седых) Василий Васильевич, 1887 года рождения, уроженец г. Тюмени, русский, образование среднее, беспартийный; женат, писатель, гражданин СССР, проживал: Ленинград, ул. Рубинштейна, д. 15, кв. 301
      Арестован 19 марта 1937 года по обвинению в проведении контрреволюционной агитации, ст. 58-10, ч. 1 УК РСФСР.
      Осужден 14 июля 1937 года Спецколлегией при Леноблсуде к пяти годам лишения свободы.
      Определением Судебной Коллегии по уголовным делам Верховного Суда РСФСР от 16 декабря 1939 года приговор оставлен в силе.
      Реабилитирован заключением помощника Главного прокурора Российской Федерации 30 июня 1992 года.

КАК ПОГИБ ВАСИЛИЙ КНЯЗЕВ
Дело № 42270

      Василий Князев! В дни революции и гражданской войны, в 20-е годы это имя гремело во всей Республике Советов. Песни и марши Князева звучали в рабочих клубах и красноармейских казармах. Он был одним из самых признанных и почитаемых поэтов молодой революционной России. Сотни его боевых агиток, сатирических стихотворений, политических памфлетов и фельетонов, пафосных стихов печатались в «Красной газете», «Петроградской правде», «Северной Коммуне», во многих питерских журналах. Поэт-трибун яркого накала, он читал свои боевые стихи на массовых митингах, перед красногвардейскими частями, идущими в атаку. И сам выезжал на фронт - служить Республике пером-штыком.
      Богатырь Коммуны», «наш красный Беранже», - такими эпитетами награждали Князева в десятках статей. Его выступления на митингах и вечерах были поистине триумфальными. 21 августа 1918 года «Правда» сообщает о состоявшемся накануне вечере: «Выступал любимый пролетарский поэт Василий Князев», а 13 августа 1919 года в «Правде опубликована заметка о митинге в клубе «Модерн»: «Читал свои стихи В. Князев. Ему была оказана восторженная встреча». «Аплодисментами был встречен пролетарский русский Беранже Василий Князев («Красная газета», 23 октября 1918 года). РОСТА в заметке «Красный звонарь в Пскове» сообщает: «Прибыл литературный вагон редакции «Красный штык» Поэт Князев... был восторженно встречен красноармейцами и пролетариатом» (22 марта 1918 года).
      И в псковской газете «Набат» появилась заметка: «В четверг, в 9 часов вечера, в Коммунальном театре состоялся концерт для рабочих и красноармейцев. Хор исполнил «Интернационал», а затем поэт Василий Князев читал свои стихотворения: «Песня Коммуны», «Сын коммунара», «Вперед» и «Песню Красного петуха». Аудитория очень сердечно встречала своего поэта... Думается, что устроители концерта не сделали бы бестактности, если бы познакомили предварительно рабочих и красноармейцев с личностью этого талантливейшего пролетарского поэта, в совершенстве владеющего как тайной стиха, так и темпераментом истинного революционера».
      Лучшие сборники стихов В. Князева - «Красные звоны и песни» (1918), «Красное Евангелие» (1918), «Песни Красного звонаря» (1919), «О чем пел колокол» (1920) и другие - это поэтическая летопись Октября.
      Князевская «Песня Коммуны», написанная в суровом 18-м, стала классикой советской революционной поэзии. В ее чеканных ритмах звучит непоколебимая вера в торжество революции, в бессмертие ее дела:

Нас не сломит нужда, Не согнет нас беда, Рок капризный не властен над нами: Никогда, никогда, Никогда, никогда, Коммунары не будут рабами!
      Комсомолец 20-х годов, я и сегодня, спустя 60 с лишним лет, помню, как упоенно пели мы эту песню в праздничных колоннах Первомая и Октября.
      Не следует, конечно, наводить на Князева хрестоматийный глянец. Он не был ни ангелом, ни дьяволом революции: он был сыном своей суровой эпохи с ее яростной экстремой и классовой одержимостью. Его стихи в «Красной газете», в журналах «Гильотина», «Пламя», «Красный дьявол» звали к мести, к беспощадному массовому террору: «Пуля в висок и тело в песок!» В ответ на убийство 30 августа 1918 года председателя Петроградской Чрезвычайной Комиссии М. С. Урицкого Князев публикует 1 сентября в «Красной газете» стихотворение «Око за око, кровь за кровь», содержащее требования: «к стене богатеев и бар!», «довольно миндальничать с ними, пора обескровить врага», «наступила беспощадных расстрелов пора», «друзья, не жалейте ударов, копите заложников рать...»
      Свою максималистскую ненависть к врагам нового мира Князев распространял на всю культуру прошлого. «Время пулям по стенкам музеев тенькать», - звал Маяковский. И, как бы вторя ему, Князев восклицает: «Будь ты проклята, культура буржуазных пауков!»
      При всех противоречиях и ошибках яркая пафосно-героическая поэзия В. В. Князева была и остается интересной страницей в истории нашей молодой литературы.
      Имя Василия Князева - одного из зачинателей советской поэзии, вдохновенного богатыря Коммуны - исчезло из литературы (и из жизни) в середине 30-х годов. Он успел издать в 1934 году первый том задуманного им эпического романа «Деды» - и на двадцать с лишним лет был предан забвению.
      Что же произошло с поэтом? Ответ на этот вопрос надо искать еще в событиях первых лет революции.
      В 1919 году в Петрограде вышла «Первая книга стихов» Князева, включавшая его произведения дореволюционной поры. Среди откликов на эту книгу - и положительных, и сдержанных, и недоброжелательных - появилась на страницах «Петроградской правды» (22 июля 1920 года) запальчивая рецензия «В плену у злобы дня». Автором ее был молодой в те годы К. Федин. Статья пестрит резкими эпитетами: «прыткий стихотворец», владеющий «бойким пером газетный поэт», «заполняющий рифмами «вперед» - «народ» подвалы марксистских газет», «докучливый автор», пишущий «пошлые, пустые стишки и куплеты»...
      В защиту Князева, ограждая его от субъективистских нападок, выступил в «Красной газете» Г. Зиновьев (он был тогда Председателем Петросовета). Дорого - ох, как дорого! - стоило Князеву его заступничество. 1 декабря 1934 года был злодейски убит С. М. Киров. Это была расчетливо задуманная провокация, послужившая сигналом к разнузданному террору. 16 декабря того же года Зиновьев был арестован, в августе 1936 года состоялся процесс по делу так называемого «троцкистско-зиновьевского террористического центра». На Ленинград одна за другой обрушились массовые репрессии: сотни тысяч людей были высланы из города, отданы под суд «двоек», «троек», ОСО... В этом потоке народного горя затерялся след Василия Князева.
      Доброе имя Красного Звонаря было реабилитировано после XX съезда КПСС. Но еще долгие годы его судьба была уделом неизвестности. Где погиб, когда погиб, как погиб? - эти вопросы оставались до недавних пор безответными. Тщетно обращался я в начале 60-х годов в Ленинградское отделение СП и Литфонд. Посетил и последнюю квартиру Князева по ул. Рубинштейна, с которой его «взяли». Увы, никто из соседей о судьбе поэта ничего не знал. Даже младшая сестра Василия Князева (она жила в Тюмени, умерла в конце 60-х годов) об участи брата, его жены и сына ничего сообщить не смогла.
      Предположительно указывали место и время гибели Князева справочные источники (даже через десять лет после его реабилитации). Так, «Краткая литературная энциклопедия» (т. 3, стр. 616, 1966 г.) называет год смерти 1937-й, но добавляет: «по др. данным - март 1938, Колыма» (кстати, именно эта дата смерти указана на мемориальной доске в Тюмени на доме, где в 1887 году родился В. В. Князев). Однозначно, без вариантов, называет год смерти поэта биографический указатель «Писатели Ленинграда» (Лениздат, 1964, стр. 14): «В. В. Князев умер в марте 1938 года». И краткая литературная энциклопедия, и справочники бесстрастно констатируют кончину Князева, словно он задумал сменить климат, переехал из Ленинграда на Колыму - вдруг умер! Ни слова о репрессиях, об убийстве: ведь на смену короткой «хрущевской оттепели» второй половины 50-х годов пришли затянувшиеся заморозки и морозы 60-70-х, когда исподволь вместо реабилитации жертв произвола наметилась реабилитация Сталина и его подручных.
      В августе 1989 года я получил возможность с помощью Информационного центра МВД познакомиться с «делом» заключенного Князева, хранящемся в Управлении внутренних дел Магаданской области... Пожелтевшее от времени (прошло более полувека) «Личное дело № 42270» с грифом «Сов. секретно» Управления Северо-восточных исправительно-трудовых лагерей НКВД. Обратите внимание на номер - свыше 40 тысяч! И это лишь по одному из многих управлений НКВД - широко разветвленной системы ГУЛАГа, и это еще только 1937 год, когда безжалостный конвейер уничтожения «врагов народа» начинал лишь набирать обороты! Зловещее «дело» Князева дает возможность понять страшную участь не одного лишь замученного поэта: так фабриковались миллионы «дел» против людей, оказавшихся во власти преступной клики убийц и палачей.
      К «делу» В. Князева приобщены десятки документов, по которым можно проследить за тем, как шаг за шагом толкали на гибель талантливого певца Революции. Знакомство с делом убеждает в том, что кончина Князева - не обычная смерть, а убийство, - обдуманное, злодейски спланированное, дьявольски осуществленное.
      ...Всю ночь с 19 на 20 марта 1937 года у Князева (Ленинград, ул. Рубинштейна, № 15/17, кв. 31) шел обыск. Изъяты книги, бумаги, письма, рукописи, черновики... Квартира опечатана. «Преступник» заключен в 36-ю камеру IV отделения тюрьмы № 2.
      Машина уничтожения включена: 24 июня 1937 года спецколлегия при Ленинградском областном суде («тройка»- председатель Корольков, члены Петров и Чехов) в закрытом судебном заседании рассматривает дело № 10583/23230 (и снова пятизначные цифры! - Л. П.) «по обвинению Князева Василия Васильевича, 1887 года, г. Тюмень Томбовской губ («Откуда, мол, и что это за географические новости?» - спросил бы Маяковский. Видимо, ученые мужи из ведомства Берии и Вышинского образовали гибрид Тамбовской и Тобольской губерний - Л. П..), сына купца, литератор, б. чл. ВКП(б) в преступлении по ст. 58-10 ч. I УК».
      «Материалом предварительного и судебного следствия,- сказано в приговоре, - виновность Князева В. В. доказана в том, что он, будучи враждебно настроен к Советской власти, в ноябре месяце 1936 года в помещении клуба писателей им. Маяковского вел контрреволюционные разговоры в присутствии свидетеля Л. (я не считаю себя в праве полностью назвать фамилию человека, доносившего на Князева, мы знаем, какими средствами нередко вырывали «свидетельства» в те недоброй памяти годы - Л. П.) и др., грубо, оскорбительно отзывался о руководителях партии и правительства, выступал в защиту репрессированных членов троцкистско-зиновьевской группы, клеветал на положение советских писателей, на советский строй и ВКП(б), т. е. Князев В. В. совершил пр. пр. ст. 58-10 УК (контр.-революционная антисоветская агитация - Л. П..).
      Спецколлегия приговорила Князева В. В. по ст. 58-10 ч. I УК» лишить свободы на 5 лет с 19 марта 1937 года с последующим поражением в правах сроком на 3 года».
      ...В «деле» Князева хранятся выцветшие от времени записки, сделанные им на клочках бумаги черным карандашом в камере предварительного заключения и в пересыльной тюрьме («Невозможно писать, невозможно сосредоточиться в камере, где 200 человек», - жалуется он). Сколько в этих записках муки человеческой! Его терзают мысли о судьбе семьи: тяжело больной, выброшенной из квартиры 50-летней жены Евдокии Петровны, сына Василия. «Умоляю, - взывает он к начальнику корпуса, - в срочном порядке узнать о здоровье и местопребывании жены... У меня есть основания думать, что она с сыном либо выселена, либо умерла». Ответа он не получил, так и погиб, не ведая об участи дорогих его сердцу людей. Можно не сомневаться в том, что они разделили горестную долю сотен тысяч так называемых ЧСИР - членов семей изменников родины.
      В заявлении на имя уполномоченного НКВД при пересыльной тюрьме «з/к № 13813 Князев В. В.» решительно отрицает свою вину: «Я не контрреволюционер, никогда им не был и не буду, так как органически не способен идти против власти рабочих», «я работал в «Правде» в 12-13 гг. Был насмерть травим всей буржуазной печатью. С Володарским и другими создал «Красную газету», работал красногвардейцем в Петрограде и уездах во дни кулацких мятежей, Юденича, Кронштадта и пр. и пр.», «мои стихи нравились Ильичу (как сообщает Н. К. Крупская в своих воспоминаниях)... Думаю, что теперь и завтра я был бы полезен Союзу». Потрясает единственная просьба заключенного. «Нельзя ли оставить меня в Ленинграде, хоть в тюрьме, хоть в одиночке?.. У меня больное сердце, одышка, неважный желудок и др. Я боюсь, что лагерь меня убьетт (эти слова, оказавшиеся пророческими, подчеркнуты Князевым - Л. П.)... Дайте мне остаток моей жизни (5 лет, не больше) писать знойные, обжигающие душу песни. Я докажу, что я не только не враг народа, но предан Октябрьской революции до последнего издыхания!»
      Есть, наконец, в этой записке Князева уполномоченному НКВД фраза, которая, на мой взгляд, объясняет, почему так безжалостно и спешно вершили над ним расправу: он сообщает, что перед арестом «работал над романом о смерти тов. Кирова».
      В Рукописном отделе ИРЛИ (Пушкинском доме) АН СССР, где хранится изъятый при обыске архив В. Князева (фонд № 584), я пересмотрел сотни страниц черновых набросков, рукописей - и ни единой строчки, относящейся к роману о С. М. Кирове, не обнаружил. Нет никаких сомнений в том, что эти материалы были уничтожены в НКВД.
      ...Долгим был путь заключенного Князева в «столыпинском» вагоне через всю страну, мимо родной Тюмени, от берегов Невы до Владивостока, а оттуда в октябре 1937 года в трюме парохода («Кулу», рейс № 7) дней десять до Магадана. А вслед за опасным государственным преступником несется грозное предписание: «Спецуказание. Сов. секретно. УНКВД по Дальстрою. При этом следует в ваше распоряжение со спецконвоем з/к Князев Василий Васильевич, состоящий на учете как троцкист, осужденный спецколлегией на 5 лет.
      Указанный заключенный должен быть использован исключительно на общих физических работах и ни в коем случае ни в какие другие подразделения без специального наряда УРО переведен быть не может (Подчеркнуто в тексте - Л. П.).
      ...Содержать в условиях, предусмотренных общелагерным режимом, совместно с находящимися заключенными троцкистами.
      Под вашу личную ответственность принять все необходимые меры предупредительного характера, исключающие возможность побега».
      Это был по существу неприкрытый приказ: добить тяжело больного человека, тем более, что в личном деле заключенного Князева есть запись «инвалид».
      В работе «О Сталине и сталинизме» («Знамя», 1989, № 3), основанной на документах и воспоминаниях чудом уцелевших узников сталинско-бериевских лагерей, Рой Медведев пишет: «В сущности режим большинства колымских и других северных лагерей был сознательно рассчитан на уничтожение заключенных. Сталин и его окружение не хотели, чтобы репрессированные возвращались, они должны были исчезнуть». И исчезали...
      Одним из немногих, выживших на этом чудовищном конвейере смерти был Варлам Шаламов, автор потрясающих своей жестокой правдой «Колымских рассказов». В «Письме старому другу» («Огонек», 1989, № 19) Шаламов пишет: «Мы знаем сталинское время, видели лагеря уничтожения небывалого сверхгитлеровского размаха, Освенцим без печей, где погибли миллионы людей».
      В этот сталинский Освенцим был брошен Василий Князев. Чтобы ускорить смерть поэта, его погнали по этапу в глубь Колымы - в отдаленный лагерный пункт Мальдяк, за 700 километров северней Магадана. В горькой народной частушке поется:

Колыма, Колыма, Веселая планета: Двенадцать месяцев зима, Остальное - лето.
      На этой «веселой планете» в октябре-ноябре царят лютые морозы, бушуют яростные метели. Изможденный, голодный, насквозь продрогший Князев не выдержал этапных пыток...
      «Личное дело № 42270» завершается актом, гласящим:
      «Следуя по этапу из Магаданского пересыльного пункта в ОЛП Мальдяк, з/к Князев Василий Васильевич, № 135075, ст. 58-10, ч. I, срок 5 лет, во время пути следования этапом оставлен в поселке Атка 4.XI.37 г., 10.XI.37 г. скончался в 20 ч. 15 м. Диагноз: порок сердца, декомпенсация III, атеросклероз, обострение ревматизма».
      И заключительный документ:
      «В/секретно. Начальнику УСВИТЛ НКВД.
      При этом высылается акт о смерти и дактилоскопический оттиск пальца на умершего з/к Князева В. В.
      Князев В. В. с партией з/к следовал в ОЛП УГПС и по болезни оставлен в пос. Атка, где и умер».
      ...Где-то в далекой Атке, что в 206 километрах от Магадана (это расстояние называет в одном из «Колымских рассказов» В. Шаламов), в стылой колымской земле погребено тело замученного поэта. Князев все же обманул своих палачей и их слуг: он совершил побег - из пяти лет не прожил в неволе и года.
      Мы не знаем, где эта могила: в наспех вырытой в промерзшей земле траншее он похоронен вместе с сотнями таких же жертв сталинских репрессий.
      И все же памятник Василию Васильевичу Князеву существует: это не «бронзы многопудье», не «мраморная слизь», а боевые песни и стихи, бережно хранимые народом, если верить афоризму «рукописи не горят». Увы, горят не только рукописи, но и те, кто их написал. Сколько мог еще создать Василий Князев! Остались незаконченными монументальный роман «Деды», многотомная «Пословичная энциклопедия» и другие книги. Ему было только 50 лет...
      Имя и творчество Князева - в том же скорбном мартирологе наших утрат, где значатся имена таких выдающихся поэтов, как Павел Васильев и Борис Корнилов, Сергей Клычков и Николай Клюев, Михаил Герасимов и Владимир Кириллов, Осип Мандельштам и Даниил Хармс, Лев Квитко, Тициан Табидзе, Егише Чаренц и многие, многие другие. По неполным данным Всесоюзной комиссии по литературному наследию репрессированных членов Союза писателей СССР, было репрессировано около 2000 членов Союза (замечу, что на фронтах Великой Отечественной погибло примерно 1000 писателей.)
      Полна трагизма судьба Василия Князева - человека, казненного сталинизмом, оставшегося навеки в бездонных топях Колымы.
      Светла судьба Князева-поэта, певца Октября, стихи которого вошли в духовный мир народа. К творчеству Богатыря Коммуны обращались даже в те годы, когда имя его было под запретом.
      21 августа 1941 года, когда над Питером нависла смертельная опасность, в «Ленинградской правде» было опубликовано стихотворение Вс. Азарова «Мы не будем фашизма рабами», в котором поэт, не называя запрещенного автора, сообщает в эпиграфе: «Эти стихи написаны на мотив песни, которую пели в красном Петрограде в 1919 году». Как рефрен, звучат чуть измененные хрестоматийные князевские строки:

Нас не сломит орда, Не согнет нас беда, Рок капризный не властен над нами. Никогда, никогда, Никогда, никогда Мы не будем фашизма рабами!


............................

как современно и поныне!

***

Буржуазная газета

   Пять человек - Враль, Трупиков, Отпетый,
Мерзавкер и Жулье - прилежно, день за днем,
   Публичным занимаются враньем
   И вкупе называются - газетой.

   Поистине, их следовало б высечь
И выставить потом к позорному столбу,
   Но на челе их грозное табу:
   Подписчики и розница 100 000!

   Попробуйте-ка, троньте хлебодаров,-
Такой ли будет рев, что боже упаси:
   Знай поскорее ноги уноси
   От града сокрушительных ударов!

   Пять человек - Враль, Трупиков, Отпетый,
Мерзавкер и Жулье - прилежно, день за днем,
   Баранье стадо пичкают враньем
   И вкупе называются - газетой...

Ко мненьям их прислушиваясь жадно,
Баран живет враньем передовиц:
Прикажут, и лежит пред Иксом ниц,
Прикажут - ненавидит беспощадно.

Подбором фактов, тонким и умелым,
Как будто тьмой паучьих веретен,
На диво и убит и оплетен -
Бараний мозг с бараньим вкупе телом!

Пять человек - Враль, Трупиков, Отпетый,
Мерзавкер и Жулье - прилежно, день за днем,
Публичным занимаются враньем,
И это называется - газетой.


Июль 1917