Копье Судьбы. Книга Первая. глава 4

ГЕНЕРАЛ ОГУРЕНКОВ ПРИНИМАЕТ ДЕЛА. Москва. Наши дни

Получив приказ о своем назначения Начальником Историко-архивного департамента ФСБ, Валентин Григорьевич Огуренков вылетел в Москву принимать дела. Нового начальника представил коллективу Первый заместитель Директора ФСБ Вячеслав Гордеев, после чего генерал Огуренков приступил к ознакомлению с хозяйством. Сопровождал его зам. начальника ИАД полковник Малышев.


Пройдя посты охраны, проверки доступа, пароли, сканирование сетчатки глаз и биометрических данных, Огуренков и Малышев вошли в святая святых – зал Главного Сервера Центрального Архива ФСБ РФ.
- И как тут найти нужный документ? – спросил генерал, усаживаясь перед
полутораметровым монитором с вогнутым экраном.


Малышев щелкнул мышкой на значок, изображавший фигурку пограничника с овчаркой.
- Поисковая система «Карацупа», товарищ генерал. Это наши шутники так назвали, в том смысле, что от нее ни один документик не скроется. В этом окошке набираете ключевые слова, а система тут же откроет вам нужные дела.
- Ладно, Владимир Ильич, побудь пока за дверью. Будут вопросы – позову.
Когда подчиненный вышел, Огуренков набрал ключевые слова. – Крым, «Операция «Шекспир», Буран.


Компьютер выдал «Дело № 1007/56-п/1942-ф находится в бумажном виде в отделе «Р». Дата перевода в электронный вид – 2014 год».
Генерал вызвал полковника Малышева. 
- Вот что, Владимир Ильич, мне срочно нужно найти документы по этой операции.
Малышев глянул на монитор, брови его сдвинулись.
- Отдел «Р» законсервирован с 1991 года, товарищ генерал, с тех пор там никто не работает.
- Так расконсервируй!


Полковник замялся.
- Отдел замурован, товарищ генерал, и представляет собой систему подземных
штолен и капониров. Даже если мы его расконсервируем, понадобится несколько месяцев, чтобы найти интересующее вас дело. В общем, без Николая Кондратьевича не обойтись.


- Кто такой?
- Святной Николай Кондратьевич, полковник отставке, председатель
Попечительского совета ветеранов. Он был последним начальником отдела «Р». Только что-то давненько его не было видно, даже на юбилейном концерте отсутствовал.
- Выясни, жив ли твой ветеран, и срочно его ко мне!
- Есть!


ПОИСКИ КЛАДА. Крым. Голый шпиль 

Даше пила из железной кружки чай, когда услышала за спиной ворчание.
Она медленно повернула голову.
Черная овчарка, вздыбив холку и ощерив клыки, в упор смотрела темно-янтарными глазами. Даша замерла, готовая плеснуть чаем в смоляную морду.
Из кустов показалась группа молодых людей во главе с пожилым мужчиной в зеленой форме лесной охраны. Неспешно подойдя, мужчина поздоровался с  туристкой, снял с плеча двустволку и приставил ее к дереву.


- Шаля, фу! – прикрикнул он на овчарку, снял с седой головы круглое кепи с
украинской кокардой во лбу, утер пот со лба и представился. - Егерь горнолесного заповедника Скороходченко Михаил Матвеевич. На каком основании находимся в заповеднике? Вы знаете, что разведение в лесу костров в летний период строжайше запрещено?


Даша встала, косясь на зарычавшую собаку.
- Мы костров не разводим… - сказала она растерянно.
- А это что? – показал егерь на закопченный мангал. - Предъявите ваши документы, будем составлять протокол.


От раскопа послышались звуки долбления. Это работал Скворцов, черный копатель, с которым Даша познакомилась на вокзале, когда просила карпал отвезти ее на Голый шпиль. Один из таксистов посоветовал ей «специалиста», и тот подрядился работать за сто долларов в день.


- Ого! – сказал егерь. – Ребята, проверьте у гражданки документы, а я посмотрю, кто там кайлом бьет. Шаля, ко мне!
В сопровождении овчарки егерь ушел к раскопу.


Хэдлайнером группы был стильный парень в узких алых очках на красивом лице. Такие очки были у героя «Людей Х», который все поджигал своим взглядом. «Парень Х» выразительно оглядел «туристку», задержав взгляд на ее натянувших маечку полных грудях.


- Где ваши документы?
- В палатке.
- Так несите, чего вы ждете?
Даша принесла паспорт. Парень полистал его.
- Ну, и что мы тут делаем, Дарья Денисовна? Костры палим а заповеднике, копаем  без разрешения. Вы знаете, что с вами может быть за такие деяния на территории сопредельного государства?


- Я ничего не копала, – Даша посмотрела в небо. – Я просто туристка.
- Нет, ребята, это не туристы. – Егерь вернулся от раскопа с металлоискателем и лопатой в руках. - Это приборники, черные!
- Ого! – сказал «парень Х». – А это уже статья.


Двое парней – один высокий, с фурункулезным лицом, второй низкий, смуглолицый и узкоглазый - привели Скворцова. Скороходченко присел к мангалу составлять протокол.
Давая показания, Скворцов назвался чужой фамилией..


Даша объяснила свое присутствие в заповеднике желанием полюбоваться красотами горного Крыма.
- Значит, пойдете свидетелем, раз только у вас есть тут паспорт, – сказал егерь, давая ей протокол на подпись.
- Ведите его на заставу, ребята, – кивнул Скороходченко на черного археолога, свистнул овчарке и пошел вниз по склону. 
Смуглолицый и верзила увели Скворцова.


Парни принялись доставать еду из рюкзаков и накрывать на стол, за которым всего  полчаса назад завтракали Скворцов и Даша. Она лихорадочно соображала. Что делать? Рассказать этому «красавчику Х» про поиски погибшей партизанки? Надо отозвать его в сторонку и постараться все объяснить. 


От раскопа вернулся веснушчатый паренек с соломенным чубом, в руках у него была  горсть сломанных костей.
- Вот над чем надругался ваш друг-мародер! – сказал он Даше. – Останки павших надо «поднимать» осторожно, а вы их все переломали!
- Он мне не друг, - сказала Даша. – Просто случайный попутчик. 
У нее горело лицо от вранья и соленого пота.
- Девушка не копала! – «заступился» за нее «парень Х», приобнял Дашу за плечи и  заглянул ей в вырез майки.
 Она неловко высвободилась.


- Хватит водку греть! – сказал Виталя. - Помянем павших.
Группа поднялась с пластиковыми стаканчиками в руках.
«Парень Икс» заставил и Дашу взять стаканчик.
- За знакомство. Меня Димой зовут.
Они чокнулись.
- За дедов наших!
- Светлая им память.
- Ну, давайте…


- Аж мурашки по коже, - крякнул веснушчатый паренек, показав предплечье, на
котором вздыбились волоски. – У меня всегда так от теплой водки…
- Ты чего не пьешь? – посмотрел на Дашу Дмитрий.
Даша показала стаканчик.
- Я выпила…
- До дна!
- Мне много…
- Давай-давай, за упокой тех душ, что вы здесь потревожили.


Даша допила теплую водку, поперхнулась и закашлялась. Дмитрий раскрутил крышечку на бутылке минералки, дал ей запить. Глотая колючую воду, Даша заметила, как Виталя подмигнул приятелям и подпер языком щеку изнутри. Другой выразительно показал растопыренными ладонями, «какие у нее буфера».


Низко пролетел вертолет. Парни замахали ему руками.
- Мне надо с тобой поговорить, - сквозь грохот винтов сказала Даша на ухо Дмитрию. Он кивнул на палатку.
- Иди, я сейчас приду.


ИСТОРИКО-АРХИВНЫЙ ДЕПАРТАМЕНТ ФСБ


Николай Кондратьевич Святной оказался крепким стариком с седыми бровями и крашенными в черный цвет поредевшими волосами. Одет он был в добротный, но поношенный костюм и растоптанные туфли, при ходьбе опирался на палочку.
- Чай, кофе, чего покрепче, а, Николай Кондратьевич? - спросил Огуренков,
усаживая гостя в кресло.


- Благодарю, ничего не надо, готов к труду и обороне, - улыбнулся ветеран
крепкими, желтоватыми от курения зубами.
- Николай Кондратьевич, вы работали в отделе «Р». Не могли бы вы вкратце рассказать об истории отдела, о его специфике, о том, чем он занимался.


С чувством собственного достоинства, ветеран начал рассказ.
- Отдел «Р» был создан в НКВД в 1923 году, товарищ генерал. Занимался поисками магических артефактов, потому и получил литеру «Р», что значило «реликвии и раритеты». Во время войны боевая группа «Р» противостояла особому отряду СС из оккультного ордена «Аненербе», который тоже занимался поисками реликвий. Это была ожесточенная тайная война, в ходе которой погибло много наших сотрудников. Отдел курировал лично товарищ Сталин, затем Хрущев, а при Брежневе нами занимался напрямую Андропов. Горбачеву было уже не до отдела «Р», он вообще панически боялся спецслужб. Ну, а Ельцин с Бакатиным отдел вообще ликвидировали.


- Вы не могли бы помочь нам в поисках некоторых документов?
- Конечно, товарищ генерал. Каких именно?
- Не встречались ли вам материалы операции, в которой упоминалось бы кодовое название «Шекспир»? Крым. 1942 год. В ней участвовал майор Буран, если вам что-то говорит это имя.


Святной поджал губы, глянул сквозь очки нахмуренно.
- Откуда вам стало известно про эту операцию, товарищ генерал? 
- Поступил запрос сверху, - Огуренков поднял глаза к потолку, - нужно срочно найти материалы, а в вашем отделе еще конь не валялся.
- Конечно, мне известно, где находится дело «Шекспира». И майора Бурана я лично знал.


- Так в чем же дело? Может быть, пройдем прямо туда, и вы укажете, где замурован вход в ваш мистический отдел?
- Отчего же не пройти? Пойдемте, укажу, - ветеран поднялся, опираясь на палочку.


Отдел «Р» располагался в законсервированной штольне. Вход перегораживала стальная дверь, покрытая слоем пыли. Святной вставил пять ключей в отверстия, находящиеся по четырем краям стальной двери и в ее центре. Пятеро сотрудников одновременно трижды  повернули ключи. В стальной утробе что-то застрекотало, как в механизме часов с боем, затем раздались слабые щелчки. Когда створки медленно растворились, генерала поразила их массивность – не менее двух метров в толщину. Такая дверь и ядерный удар выдержит.


- Можно заходить, - сказал Святной, - только вам одному, товарищ генерал, свита ваша пускай тут останется.
Тяжело проползли и закрылись створки. Святной задвинул внутренние засовы, поднял рубильник, включив в тоннеле потолочные лампы, убранные в сетчатые стеклянные колпаки, и, припадая на палочку, пошел по коридору.


- Это и есть таинственный отдел «Р» ФСБ? – спросил генерал, осматривая штольню.
Святной поправил его.
- Это отдел не ФСБ, а НКВД. 
- Разница в аббревиатурах не так уж существенна.
- Очень даже существенна! – сварливо сказал Святной. – ФСБ! Кто это название только придумал. Собачку так кликают на улице, а не называют самое грозное учреждение державы.  – Ветеран сжал и поднял кулак. – ВЧК! Что слышите?
Валентину Григорьевичу послышалось клацание нагана.


Святной потряс мосластым кулаком.
- НКВД! ОГПУ! Одно это сочетание звуков запугивало врагов! КГБ уже послабее
звучало, ну, а ФСБ… - старик махнул рукой. – Срочно переименовать наше учреждение,  тогда  будет толк.
Многожильные кабели тянулись по стенам, волнообразно поднимаясь и опускаясь над рубильниками и ящиками учета. Хозяйство было старое, запыленное, но добротное, четко пронумерованное.


Святной подобрал ключ из связки, открыл дверь в конце тоннеля, включил свет.
- Входите, товарищ генерал.
- Огуренков вошел.
  Сзади с оглушительным грохотом что-то рухнуло.
Генерал резко обернулся.


Его и Святного разделяла решетка, упавшая из потолка по полозьям, проложенным в торцах дверного проема.
Старый чекист снял очки и захлопнул их в очечник. Он смотрел на генерала с любопытством, как на обезьяну в клетке. По крайней мере, так показалось Валентину Григорьевичу, который сказал, поежившись.
- Совсем у тебя старое хозяйство. Она ж могла нас, как гильотина, по шеям
рубануть.


- Никак нет, - ответил Святной. - Двери в полном порядке…
- Как ее открыть? – генерал взял решетку на грудь в полуприсяде.
Он регулярно качал «железо» в зале и был уверен, что легко поднимет вес. Но  решетка стояла, не шелохнувшись.
- Зря стараетесь, товарищ генерал, вам ее не открыть…
- Что это за шутки? – повысил голос Огуренков.


- Вы же хотели получить дело по операции «Шекспир». Тут оно, третий стеллаж, третья полка сверху. Кстати, откуда вы узнали про операцию «Шекспир»? За последние пятьдесят лет вы третий человек, который интересуется операцией «Шекспир». Первые двое были предателями и плохо кончили, – голос ветерана приобрел следовательские обертоны. - Повторяю вопрос! Откуда вам стало известно о строго засекреченной операции, гражданин Огуренков?


- Что-о? – изумился генерал, пораженный разжалованием его в «граждане». – Ты что, Николай Кондратьевич, совсем рехнулся на старости лет? А ну, открывай решетку, пока я всерьез не рассердился!
Лицо Святного приобрело хищное выражение, глаза сузились, челюсти выдавили на впалых щеках крутые желваки.


- Операция «Шекспир» была нашим секретным «Сталинградом». Она переломила
ход войны и предопределила нашу победу. Все ее участники погибли. А вы, не успев принять дела, тут же запрашиваете про нее документы. Отвечайте, откуда вам стало известно про эту операцию?


Едва сдерживая бешенство, генерал заклокотал.
- Ты хоть понимаешь, что с тобой за это будет, старый пердун?!
- Это вы не понимаете, куда попали!
Огуренков обеими руками сотряс решетку.
- Открывай немедленно, б…! Шутка зашла слишком далеко!
- Возьмите себя в руки, Валентин Григорьевич. У вас давление…
- Чего ты там мелешь! – заревел Огуренков. – Считаю до трех! Раз!
- Успокойтесь…


Генерал вырвал из наплечной кобуры под пиджаком плоский ПСМ.
- Два! Не откроешь - пристрелю на месте!
Святной спокойно покачал головой.
- Ну, убьете вы меня, а кто вас тут найдет? Места у нас заповедные, мы практически в другом измерении, будете заживо тут с голоду помирать, да еще и на пару с моим трупом. Оно вам надо? Не лучше ли поговорить начистоту, облегчить душу?


- Да о чем нам говорить с тобой начистоту?!
- Вопрос простой: откуда вы узнали про операцию «Шекспир»?
- Я начальник Архивного департамента! У меня есть доступ к любым, самым
секретным документам!
- К операции «Шекспир» доступ был только у меня, наркома Госбезопасности Берии и товарища Сталина. Только три этих человека могли снять с нее гриф секретности.
- Брось пыжиться, полковник! Мелкая операция в тылу врага. О ней давно пора
забыть!


Самолюбие Святного было уязвлено.
- Услышал бы вас Коля Буран, царство ему небесное, шею бы вам свернул. Там
наши лучшие ребята полегли. Операция против личного курьера Гитлера! Думаете, на него легко было совершить нападение, да еще в тылу их армий? Его прикрывала вся мощь «Аненербе»! Передвижения закрывались заклинанием «Туман нибелунгов». Чтобы разглядеть конвой, друг мой, Герой Советского Союза Николай Буран носил на груди чудотворный список иконы Елецкой Божьей Матери «Недреманное Око»…


Огуренков расхохотался.
- Да ты совсем спятил на мистике, старик! Опомнись, открой дверь и, обещаю, я отпущу тебя с миром.
- Будете упорствовать, пущу газ.


Святной открыл потайную дверцу в торце дверного проема, вынул из ниши брезентовую сумку с противогазом и взялся за рубильник с черной круглой ручкой.
Огуренков наставил ему пистолет в лоб.
- Стреляйте, что же вы? – спокойно сказал ветеран. – Я упаду и дерну рычаг, вот вы вдоволь и надышитесь.


Угроза могла быть реальной, в НКВД работали еще те волкодавы! Кроме того, в ситуации резкого конфликта генерал надеялся многое разузнать у въедливого хранителя мистического отдела «Р».
- Что за газ ты собираешься пускать? – спросил Огуренков, делая вид, что спасовал.


- Веселильный… - зевнул Святной. Дуло ПСМ нисколько не мешало ему
разговаривать. – Свияжской лаборатории психотропных средств изделие. Григорий Моисеевич Майрановский его разработал на основе рицина. Сначала идет расторможение коры головного мозга, подследственный рассказывает все, что знает, даже воспоминания раннего детства, о которых давно забыл. Затем наступает состояние ошеломленности, в котором человек может пребывать неопределенно долгое время. Антидотов нет. Не советую я вам газ этот нюхать.


Генерал с показным трудом преодолел гордыню.
- В Берлине посол познакомил меня с внуком одного немецкого графа, - сказал он примирительно, - такого же ветерана как вы, Николай Кондратьевич. Он воевал в Крыму, попал в засаду, был ранен, потерял там руку, а на руке было эсэсовское кольцо с личным номерным знаком. И вдруг какие-то черные археологи откопали в Крыму могильник с его фамильным перстнем. Вот он и попросил помочь вернуть кольцо. Только и всего.


Новость поразила энкаведиста.
- Выходит, выжил «оберст»… - прошептал он. - Силен, бродяга! Мощная защита на него была поставлена.
- Ну, и что в этом криминального? Давай, Николай Кондратьич, открывай решетку!


- Вы пистолетик-то спрячьте, вы в меня все равно попасть не сможете, я
заговоренный. Значит, «оберст» попросил вас найти только перстень?
Взгляд ветерана сделался давящим.
- Н-н-нет… - через силу признался генерал.
- А что еще?
- Перстень остался на отрубленной руке, а рука была пристегнута к
фельдъегерскому чемодану. Немец рассчитывал, что рядом с перстнем покоится и его чемоданчик.


Святной так и впился в генерала глазами.
- А он сказал вам, что находилось в том чемоданчике?
- Нет. Попросил, чтобы чемодан не открывали и привезли ему в закрытом виде.
- Э-эх, Валентин Григорьевич, – покачал головой чекист, – Немец использовал вас втемную. Перстенек попросил найти и портфельчик. А вы знаете, что в том чемодане хранилось? Пройдите по третьему справа стеллажику, на третьей полке возьмите папку № 42. Это и есть операция «Шекспир».


Поколебавшись, генерал сунул пистолет в кобуру и пошел в глубь Архива.
 Став на приставную скамейку, он достал с третьей полки коробку № 42. Она была доверху набита пухлыми папками, завязанными на бязевые тесемки. Генерал вынул лежащее сверху «Дело № 1007/56-п/1942-ф», пролистал пожелтевшие страницы, частично исписанные чернилами от руки, частично отпечатанные на пишущей машинке. 


«…Самовольно бросив при отходе портфель гитлеровского курьера, В. Жуков и Г. Гуськов позорно бежали, зачеркнув тем самым героические усилия павших в бою бойцов, что привело к фактическому провалу операции. По возвращении на места базирования В. Жуков и Г. Гуськов запятнали себя фактами людоедства, за что были приговорены к расстрелу…»


ПАРТИЗАНСКИЙ ОТРЯД. ХЕРОМАНСКИЙ ХРЕБЕТ. 5 марта 1942 г.

- Задание выполнили?
- Да…
- Не да, а так точно! Где оберст? Где его чемодан?!
В землянке особиста потрескивала буржуйка, покачивался огонек на фитильке сальной плошки, стоящей на сколоченном из горбыля столе.
За столом сидел разгневанный капитан Чистяков.


Почерневшие, обмороженные, партизаны шатались от усталости.
- Оберст погиб…
- Группа Бурана вся полегла…
- Они в засаду попали…
- Где немецкий портфель?!
- Не донесли, - отупевший от усталости Гуськов не заметил, как проболтался.
Особист встрепенулся.
- Так портфель был у вас? Где, где он?!
- Бросили… - сознался Жуков. – Он тяжеленный был. Мы бы с ним не ушли…
немцы на канадских плетенках как по льду, за нами летели…


- Бросили портфель курьера Гитлера? – закричал Чистяков, вскакивая. – Да вы с ума сошли! Под трибунал захотели?! Операция на контроле Москвы!
Грязный, изможденный Василий исподлобья глянул в сыто-бритое лицо особиста.
- А вы почему раненых в лазарете бросили, товарищ капитан?
- Что-о?! – Чистяков схватил Жукова за грудки. - Что ты сказал, сволочь?!
- Не уйти нам было, товарищ капитан, - оправдательно заныл Гуськов. – Немцы как сбесились, по пятам шли. Вы же сами видели, какая карусель завертелась из-за оберста проклятого.


Чистяков отшвырнул Жукова и набросился на Гуськова.
- Немчуры испугались?! Забыли слова товарища Сталина? «Наше дело правое! Враг будет разбит! Победа будет за нами!» А вот это что, я вас спрашиваю?! – Чистяков развернул узелок на столе, в котором лежал почернелый шматок вяленого мяса. – Зубра застрелили? Приказа не знаете?


- А если и зубра? – набычился Жуков, глядя все так же непокорно. – Зубра жизнь вам дороже жизней советских людей?
Удар кулаком по столу подбросил коптящую плошку.
- Зубры десять тысяч золотом стоят! Приказ забыли? Гнашук!
В низкую дверцу, пригнувшись, вошел ординарец особиста Дмитро Гнашук, крупный парень с рябым плоским лицом.
- Они это тебе дали? – Чистяков показал на мясо.


При свете коптилки Гнашук вгляделся.
- Воны, - сказал он, обеими руками подсмыкивая сползающие от недоедания штаны. Спочатку казалы, шо барашка у татар видибралы, а потим ось Гуськов пожартував, шо нибыто Хфедос черства була людына, ось и мьясо в нього зачерствилэ…


- Чего ты там бормочешь? – приложил к уху ладонь Чистяков.
- Шо цэ той… мьясо Хфедоса, – поднял голос Гнашук.
- Чье мясо? – не понял Чистяков.
- Хфедосеева, шо загинув у лазарети. Я блювал дальш, ниж бачив. От сволота!


У особиста приоткрылся рот.
- Так вы что же, людоеды? - ахнул он, скребя ногтями по кобуре. – Своих товарищей погибших ели? Гнашук! Арестовать их! Лично расстреляю! Людоедство в отряде! Да вы враги народа! Хуже фашистов!
«Людоедов» заперли в землянке, отведенной под гауптвахту. Их охранял Гнашук. К утру ждали возвращения из Зуйских лесов комиссара Лобова, чтобы вынести штрафникам  окончательный приговор.


Ночью смертно продрогший Жуков проснулся, будто его толкнули.
На нарах, в ногах  сидел черный, источающий дым человек.
Пытается Василий отползти, да не может, тело парализовано.
Пытается слово сказать, а горло пересохло.
Вдруг вспыхнули вокруг темной фигуры языки пламени.
Встал Толя Колкин, осветившись с ног до головы огнем. Долетел тихий шепот.
- Как, я не очень жилистый был?


Василия сотрясло, будто схватился он за оголенные провода. Душа ведь во сне голая, без кожи, во сне ей больнее, чем в жизни.
Глаза Жукова залились пекучими слезами, горло прорвалось криком.
- Прости, прости меня, Толька, не хотел я тебя кушать! Сам не знаю, как это случилось! Помутнение нашло. Гуськов заставил! – и волком завыл, падая в ноги видению. - Я дру-у-у-уга жрал, нет мне прощения!


Василий проснулся от собственного крика. К глазам примерзли слезы.
Через щель приоткрытой двери сочился серый рассвет.
Гуськов спал на соседних нарах. Василий толкнул товарища в плечо.
- Вставай, Гришка! Эй! Гриш, дверь-то откр…
Слова обледенели на губах. На шконке вместо Гуськова лежал мертвый Гнашук.