Фима

        Недавно у нас в доме появился «живой телевизор». Правда, папа сказал, что у него программа только одна – «В мире животных», но нас со Светой она вполне устраивает. Света – моя младшая сестренка, ей четыре года, а мне уже семь, и зовут меня Варей. А телевизором папа называет клетку с хомяком по прозвищу Фима, потому что мы со Светой из-за этого хомяка даже в куклы перестали играть.
        Началось всё с того, что мы стали просить родителей, купить нам собачку, так как у всех подружек дома есть животные, а у нас нет. Папа на это никак не соглашался, но мы его так просили, так просили, а Света так плакала, что он, наконец, сдался.
        - Ладно, - сказал он, - сходите, завтра с мамой в зоомагазин и купите рыбок. Они умные и по вечерам не будут носиться с вами по квартире, кричать и драться, - тут папа посмотрел на Свету и добавил: - Если рыбок не хотите, можете купить черепашку. Она тоже умная, как рыбки.
        - Ой, папочка, - обрадовалась я, - а можно две черепашки? Одну Свете, а другую мне. Мы бы их воспитывали, в гости бы друг к другу водили.
        - Па-ап, - сразу же заныла Света, - можно две-е?
        - Хоть три, - согласился папа, наверное, у него было хорошее настроение.
        - Зачем нам в доме столько черепах? – спросила мама.
        - Одомашненные черепахи очень даже неплохие создания,  - ответил папа. – Во-первых, они не кричат по утрам ненормальными голосами, как те попугайчики, которых вы чуть не приобрели в прошлом году; во-вторых, их не надо в шесть утра выгуливать во дворе, чему я несказанно рад.
        Вечером мы со Светой никак не могли заснуть: так хотелось, чтобы быстрее наступило утро, что глаза не хотели закрываться, мы сидели с ней на кроватях и мечтали, какие умные будут наши черепашки, и чему мы их научим. Потом в комнату вошла мама и сказала, что, если мы сейчас же не ляжем спать, она с нами в магазин не пойдёт и черепашек не купит. Света так испугалась, что сразу уснула, а потом уснула и я, потому что скучно лежать одной в темноте, когда не с кем даже поговорить.
        На следующий день мы поехали с мамой в зоомагазин. Там было так интересно! Одна стена была вся заставлена аквариумами, которые стояли друг на друге, а в них, в прозрачной воде, сквозь которую проходили круглые пузырьки воздуха, похожие на бусы, плавали чудесные рыбки разной величины и расцветки. Были даже золотые рыбки с хвостами длинными как шарфики, а ещё смешные полосатые рыбки похожие на треугольники. В самом нижнем аквариуме плавали маленькие лягушки. Только ведь всем известно, что нормальные лягушки должны быть зелёные, а эти были ненормальные – белые, но всё равно красивые.
        - У вас есть черепашки? – спросила мама продавщицу.
        - Нет, - сказала та, - всех раскупили.
        Я хотела послушать, что ещё скажет продавщица про черепашек, но меня позвала Света:
        - Варя, смотри какой…
        Она сидела на корточках возле клетки, в которой находился мохнатый зверёк.
        - Смотри, - Света просунула палец между прутьями клетки, - смотри, какие у него ручки, как настоящие, даже пальчики есть.
        - Света, - сказала мама, - осторожно, он может укусить!
        - Не-ет, - сказала продавщица, - хомяк не кусается.
        - Какой-то хомяк мохнатый, - удивилась мама. – Разве такие хомяки бывают?
        - Что приносят, то и продаём, - пожала плечами продавщица.
        А хомяк потянул носом, посмотрел, подслеповато прищурившись на нас, и отвернулся. Потом стал мусолить передними лапками свою мордочку.
        - Это он что делает? – спросила сестрёнка.
        - Умывается, - сказала я.
        Света помолчала, а потом опять спросила:
        - А как он умывается, воды-то нет?
        - Он на руки сначала плюёт, а потом моется.
        - Варя! – строго сказала мама. – Чему ты учишь сестру?
        - Я учу?! – удивилась я. – Это же хомяк её учит!
        А хомяк всё умывался и умывался, а потом начал есть какие-то зёрна, беря их своими маленькими ручками и запихивая в рот.
        - Давай его купим? – зашептала Света. 
        - Давай, - согласилась я. – Только, чур, ты проси у мамы.
        - Ма-ам, давай его ку-упим, - заныла сестра, - дава-ай? Вместо черепа-а-шек…
        Глаза у Светы, когда ей надо что-то выпросить у папы или мамы, удивительно быстро наливаются слезами. Как будто кто-то стоит у неё за спиной с чайником и наливает воду прямо в глаза, а чайник этот, наверное, с двумя носиками, потому что слёзы текут одинаково быстро сразу из двух глаз. Здорово это у неё получается! У меня так никогда не выходит. Я уже столько раз пробовала, а все равно не выходит.
        Мама нам этого мохнатика, конечно, купила, потому что она не может видеть Светины слёзы.
        Пока ехали в трамвае домой, мы его все втроем рассматривали. Он был круглый,  с длинной шерстью песочного цвета, которая торчала во все стороны, хотя он иногда причёсывал её то на боку, то на голове, проводя по ней своими розовыми ручками с тоненькими пальчиками. Он, наверное, первый раз ехал в трамвае, потому что принюхивался ко всем запахам, и от этого его носик постоянно был в движении и, как на пружинке, двигался вверх-вниз, вверх-вниз.
        Продавщица продала нам вместе с мохнатиком клетку и красивый пластмассовый домик, в котором он должен был жить. Мы со Светой пришли в восторг, потому что это был самый настоящий сказочный домик с окнами, крышей и трубой. И если бы там была печка, а хомяк умел бы топить её, то из дырочки в трубе, уж точно, дым валил бы клубами.
        - Мама, ты рада, что мы купили хомяка? – спросила Света.
        - Рада, - сказала мама, - но сейчас главное, чтобы обрадовался папа.

        Когда мы приехали, папа был дома. Он сидел на диване и читал газету.
        - Привет, - сказала мама, - это мы.
        - Угу, - отозвался папа.
        Света схватила клетку и, не раздеваясь, бросилась к нему.
        - Папа, - закричала она, - смотри, что мы купили!
        Забравшись на диван, она высоко подняла клетку, папа опустил газету, и клетка оказалась напротив его глаз. Папа сидел и, молча, смотрел в клетку, а из клетки на него, прижавшись спиной к прутьям, сидел и смотрел хомяк.
        - Это что за орангутанг? – спросил папа.
        - Это не гутан! – радостно закричала Света, - Это хомяк! Тебе нравится?
        Папа взял клетку и поставил рядом с собой на диван.
        - Так, - сказал он, - рассказывайте, где черепахи?
        - А их нету, - развела руками сестра. – Мы мохнатика купили. Он ещё умнее черепашек!
        - Продавщица говорила, что его не надо утром выгуливать, - сказала я.
        - И к тому же, он петь не умеет, как попугайчики, - добавила мама.
        - Ну что ж, 2:0 в его пользу, - вздохнул папа и стал опять читать газету.
        Хомяк как будто понял, что папа не против, чтобы он остался у нас жить, и стал чистить своими ручками мех на животике, наверное, он хотел ещё больше понравиться папе. Я сразу вспомнила наш разговор с сестрой в магазине и спросила:
         - Папа, а как хомяк умывается, ведь у него воды нет?
        Папа подумал и сказал:
        - Он сначала на руки поплюёт, а потом умывается.
        - Ну, что я говорила? – повернулась я к маме.
        - Яблоко от яблони недалеко падает, - сказала мама и ушла на кухню.
        И причем здесь яблоки? Непонятно.


        Потом мы со Светой стали думать, как назвать нашего хомяка. Мы долго спорили, когда выбирали имя. Наконец, папе надоело слушать, как мы спорим, и он сказал:   
        - Назовите его Фимой.
        - Почему Фимой? – удивились мы.
        - Потому что он очень похож на двухлетнего Ефима Сорокина из деревни, где живет наша бабушка: такой же толстый, и волосы дыбом на голове стоят.
        - Как тебе не стыдно! А ещё взрослый человек! – строго сказала из кухни мама. – Не вздумайте назвать его Фимой!
        Но было поздно. Света схватила клетку и, приплясывая, стала напевать:
        - Фима, Фимочка, ты мой!
        - Ну и как мы летом будем смотреть в глаза Сорокиным?  - спросила мама у папы.
        - Купим всей семье чёрные очки, - ответил папа и уткнулся в газету.
Вот так наш хомяк обрёл имя.


        Чтобы Фимочке было удобнее есть и пить в клетке, мама принесла кормушку. Это была не специальная кормушка, а обыкновенная подставка для яйца, из которой я ела, когда была маленькая. В верхнюю чашечку мама налила воды, а в нижнее блюдечко-подставку насыпала корм. Ест Фимочка всё: и зерно, и морковку, и яблоки. Но сначала всё, что есть в кормушке, он запихивает себе за щеки. А за щеками у него такие специальные мешочки, куда всё это падает, и от этого он расширяется в стороны и становиться таким смешным, что мы со Светой всегда смеёмся над ним. В таком виде он пытается влезть в свой домик и там оставить свои припасы, но это ему удаётся не всегда, потому что он так раздувается, что не входит в дверь своего жилища.
        Как-то мама дала Фиме лепёшку. Он её понюхал, но сразу не съел, а затащил в свой домик, и там улёгся на неё спать, как на перину. Наверное, лежать на ней ему было мягко и тепло.  Утром он вылез весь испачканный в  масле с головы до ног, вытащил лепёшку и с удовольствием съел. После завтрака он стал мыться, шоркал своими пальчиками по шёрстке, но масло не хотело смываться.
        - Ну, что? – спросил его папа. – Наелся? Слюны теперь не хватит отмыться от такого завтрака.
        Пришлось вытаскивать Фиму из клетки и мыть. А мама сказала, что он больше лепёшку никогда не получит, раз не умеет правильно есть.


        Однажды с Фимочкой произошла неприятность. Вы знаете, что неприятности бывают счастливые, те, которые заканчиваются хорошо, и несчастливые, которые заканчиваются плохо. С Фимочкой произошла счастливая неприятность.
Началось всё с того, что папа с мамой решили наклеить в комнате обои. Хотя нет, началось с того, что Фима прогрыз пол в клетке и выбрался наружу. Конечно, он его долго грыз, но прогрыз как раз к ремонту квартиры. Вечером мы со Светой сидели и смотрели мультфильмы и вдруг видим, прямо по полу идёт Фимочка с раздутыми щеками. Это он весь свой запас зерна на всякий случай прихватил. Мама всплеснула руками и сказала:
        - И куда это ты, Фимочка, собрался?
        Фима замер и посмотрел в её сторону, как будто понял, что обращаются к нему. А папа ответил за Фиму тоненьким голоском:
        - Так переезжаю, матушка, ремонт же…
        Мы со Светой так и покатились со смеху, а Фима вдруг быстро-быстро побежал, переваливаясь с боку на бок, и юркнул под шкаф.
        - Ой, - соскочила я с дивана, - как же мы его теперь достанем?
        - Пусть поживёт на свободе день-два, - разрешил папа. - Куда он из квартиры денется? А будем передвигать мебель, и его найдем.

        Вечером папа развёл на кухне в большом тазу клей для обоев и сказал, что завтра нас всех ждёт большой праздник Труда. И, чтобы мы накопили больше сил на завтрашний день, он отправил нас пораньше спать.
        Утром мы проснулись от какого-то шума и грохота.
        - Наверное, праздник Труда уже начался, - сказала Света, - а мы ещё спим.
        Мы с сестрой быстро соскочили с кроватей и, прямо в ночных рубашках, побежали на кухню, откуда слышался этот шум. На кухне стоял папа, но настроение у него было не праздничное.
        - Варя, это твоя работа? – спросил он и показал пальцем на пол. Пол был весь в клею, бедный папочка, наверное, поскользнулся на нём.
        - Сначала стены разрисовывала, теперь за полы взялась? – сказал он.
        - Ничего я не разрисовывала, - ответила я. – А на стенах я рисовала, когда маленькая была…
        - А за полы взялась, когда выросла, - закончил папа.
        И тогда я обиделась, потому что нехорошо думать о человеке плохо, если этот человек ничего плохого не сделал.
        После завтрака мы приступили к работе. Я и Света раскатывали на полу обои, мама их смазывала клеем, а папа аккуратно приклеивал к стенам. Когда мы заклеили целую стену, папа решил, что пора отдохнуть. Мы сели и стали смотреть, какая у нас получилась красивая стена. Обои на ней были чудесные, все в цветочках. На таких обоях, уж точно, не порисуешь, даже если очень захочется.
        - Что-то я волнуюсь, - вздохнула мама, - сколько времени прошло, а ваш хомяк ни разу нигде не пробежал.
        И мы все стали искать хомяка. Но Фимочки нигде не было. У Светы глаза сразу же наполнились слезами и она разревелась. Тогда папа сказал, чтобы она прекратила плакать, потому что на празднике Труда ещё никто не терялся и не умирал.
        - Тебе не кажется странным, что на кухне пол был испачкан клеем? – спросила мама у папы.
        - Ну, конечно же! – закричал папа. – Как я раньше не догадался?!
        Он бросился на кухню и стал отодвигать кухонный стол. Там, в углу за столом, сидел Фима, весь в клею, облепленный крошками хлеба, какими-то ниточками и бумажками. Он был похож сразу и на странную новогоднюю ёлочку, и на маленький памятник хомячку, потому что клей начал подсыхать, и Фимочка уже не гнулся. Только его чёрные глазки печально смотрели на папу. Наверное, он из любопытства залез в таз с клеем, потом каким-то чудом выбрался из него, и ходил по кухне, пытаясь освободиться от приставучего клея, оставляя липкие дорожки на линолеуме, и умудрился собрать на себя весь мусор с пола.
        Мама налила тёплой воды в тазик, и мы положили Фимочку отмачиваться. Потом аккуратно его помыли и завернули в полотенце.
        - А во всём виноват ты, папочка, - сказала вдруг Света.
        - Почему я? – удивился папа.
        - Потому что ты не хотел, чтобы Фимочка пел, как попугайчик! А так, он спел бы нам о своем несчастье, и мы бы его давно нашли!