Как родилась Васькина мама

          Девяностые годы были тяжёлые во всех отношениях: и работы не было, и денег, и продуктов, но остались после советского времени дружба, взаимовыручка и хорошие отношения между людьми. Да они и не могли в одночасье измениться, то,  что даётся  свыше, остаётся неизменным. И только от людей зависит, втопчут они  эти божественные  дары в грязь и уничтожат, или будут до конца своих дней светиться любовью.
          Муж моей подруги Надежды как-то быстро сориентировался в новом для нас мире зарождающегося капитализма. Пока мы примеряли его на себя как обновку, расширяя границы нашего понимания, он как шахматист быстро просчитывал свою новую жизнь на несколько ходов вперёд. И на волнах государственного маразма  и неразберихи, что спускались властями сверху,   создавал ИП  нужного на тот момент  направления.  Он зарабатывал сам и давал заработать людям, которые работали под его руководством. Зная, что в нашем старо-молодом государстве нельзя копить деньги – государство как капризный ребёнок всё равно их спустит и обесценит - он решил вкладывать в недвижимость.  И наконец собрав нужную сумму,  купил две рядом строившихся квартиры и объединил их.  Получилась не квартира, а мечта всех женщин из  бывшего СССР.
          Подкупив кое-какую мебель и сделав  евро-ремонт, Надежда пригласила нас, своих подруг, на смотрины квартиры.  Квартира  была её гордостью,  радостью и её новым ребёнком.
          На дворе стоял декабрь, и мы, три подруги, собрались в условленный день и час на остановке, чтобы зайти в дом всем сразу, не томя хозяйку ожиданием гостей.  Вместе с нами топтался на остановке небольшой довесок к приглашению в виде трёхлетней Ольги, моей крестницы. Ольгу оставить было негде, родители должны были забрать её только после десяти вечера. Поэтому, оставив им координаты новой квартиры, я привезла девочку к Надежде.
          Запустив вперёд, одетую в длинную мутоновую шубку Ольгу, мы ввалились в прихожую, остолбенев от её размеров.  После наших малометражек, с прихожими в два-три квадратных метра, прихожая в тридцать метров с зеркальной стеной привела нас в ступор.
          Ольга тоже была в ступоре. Открыв рот и вытаращив глаза, она смотрела, как из детской комнаты в сорок квадратов медленно и вальяжно, как в замедленной киносъёмке, выплывал любимец семьи кот Василий.  Оказалось, что ребёнок видел котов только на картинке, и сейчас выход Васьки, потряс её до глубины души.
          - Киса, - тихо,  с застенчивой улыбкой на лице выдохнула Ольга.
          - Кота зовут Васей, - сказала я. - Сначала разденься, потом будешь играть с котиком.
          Но Оля стояла, зачаровано глядя вслед коту, который, маняще подёргивая хвостом, уходил в просторы двадцатипятиквадратной кухни.
          - Ух ты! Вот это кухня! –  восхищённо выдохнула я.
          Подруги, быстро раздевшись, упорхнули рассматривать кухню, а я принялась снимать с Ольги разнообразные тёплые вещи. Вскоре на полу стояла маленькая худенькая с синими анемичными кругами под глазами девочка. Лёгкие белые волосики, наэлектризовавшись от шапки, стояли дыбом, и она была похожа на нежный  хрупкий одуванчик. Казалось, подует ветерок и унесет её в дальние страны.
          Васька лежал на спинке дивана, стоявшего буквой «г» в дальнем углу кухни, и, постукивая тихонько кончиком хвоста по его кожаной обивке, с интересом рассматривал Ольгу. Тогда он ещё не знал, что для Ольги внешность – ничто, а характер – всё!
          Надо сказать, что Васька был и вправду хорош. Огромный лобастый барин со стандартным  серо-полосатым окрасом, он был наделён природой достойным умом и недюжинным терпением. Кот был мудр кошачьей мудростью, а этому его научила жизнь в семье, где, когда он взрослел, подрастали две маленькие девочки.
          Попал Васька в эту семью маленьким двухмесячным котёнком. Надежда подобрала его зимой на улице, замерзающего и голодного, и  принесла в свою старую двухкомнатную квартирку.  Кот был худой  и глотал не жуя всё, что клали ему в миску. Он ел и отогревался у батареи. Ел и отогревался. Здесь-то его и нашли два белокурых ангелочка восьми и четырёх лет. Ангелочки за несколько лет совместного проживания заметно друг другу поднадоели, и только привычка да природная женская приспособляемость держали их вместе. Василий в одночасье стал яблоком раздора. Каждый ангел тянул его к себе за лапы и хвост своими ангельскими ручками. Кот был безразличен к происходящему по слабости здоровья, и вскоре его непротивление было оценено, как желание поиграть в ангельские игры.  Стало понятно, что если кот один, играть надо вместе. И понеслось!

          Я забежала к подруге, когда Вася уже целый месяц жил в этом доме.
          - Замёрзла? Обедать будешь? – спросила Надежда.
          - Буду, - сказала я, заметив, что ко мне подошёл серый котёнок. Котёнок понюхал мои сапоги, пахнувшие морозом и выхлопными газами, потом сел и начал рассматривать меня огромными зелёными глазами.
          - У вас пополнение в семье? – спросила я.
          - Да. Знакомься – это Васька, - крикнула из кухни Надя. – Иди мой руки.  Картошка уже варится. Да! Если пойдёшь в туалет – не закрывайся!
          - Почему?
          - Васька зайдёт.
          - Зачем?
          - Понимаешь, он ко всем женщинам заходит. На мужчин один раз посмотрел, всё понял, теперь они ему не интересны. А женщин  не пропускает ни одну, особенно новенькую.
          - Ты где такого маньяка подобрала? – приняла я слова Нади за шутку.
          - Места надо знать, - ответила подруга.
          Я зашла в туалет. Из моего замёрзшего мозга мгновенно вылетели наставления хозяйки. Громко мяукнул кот.  Потом раздался рёв!
          - О, Господи! Ну и голосина! – удивилась я.
          Кот орал, разбегался и бился всем телом о дверь. Стало не по себе.
          - Дверь открой! А то этот ор не закончится! – крикнула Надежда.
          Крючок слетел с двери, и в туалет спокойно, как ни в чём не бывало, зашёл Васька. Он деловито запрыгнул на унитаз у меня за спиной.
          - Правильно психологи говорят, корень маниакальных действий надо искать в детском возрасте. Что с тобой будет, когда вырастешь? – философствовала я.
          Я нажала на чёрный шарик спускового механизма. Васька внимательно наблюдал за моей рукой. Зашумела вода. Котёнок также внимательно следил за вращением воды, воронкой уходящей в белый зев унитаза.
          - Дверь в туалет не закрывай и свет не выключай, - сказала, проходя мимо с тарелкой солёных грибов, Надя. – У нас теперь туалет всегда открыт. Сейчас девчонки с улицы прибегут, обедать будем. 
          Достав из сумочки расчёску, я пыталась навести порядок на голове перед зеркалом в прихожей. Боковым зрением уловила движение в освещённой туалетной комнате: подняв хвост, Васька пристраивался  на унитазе. Вдруг задние лапки соскользнули и он, зацепившись за прессованные стружки ободка, повис над пропастью канализации. Быстро подтянув задние ноги, он продолжил свой эксперимент.
          - Надя, быстро иди сюда! – позвала я.
          Мы стояли и смотрели, как кот, сделав свои дела, подошёл к ручке и потрогал её лапкой.  Вода не полилась. Он ещё раз мягкой лапкой тронул шарик и посмотрел вниз. Воды не было. Подумав, кот спрыгнул на пол и пошёл по своим делам. Забегая вперёд, скажу, что Василий научился смывать, когда стал тяжелее, без посторонней помощи.  Он налегал на спусковой механизм всем телом, и вода послушно вытекала из бачка.
          - Надо же, он научился сам ходить в туалет, - удивилась Надя. – У меня есть бутылка  сухого вина. За это надо выпить!
          - Он не маньяк – беру слова обратно, - сказала я. – Васька – кошачий гений!
          И мы пошли на кухню пить сухое вино.

          Жизнь с ангелами закаляла характер Василия. Кем он только не был! Он лежал в кукольной колясочке, спелёнатый посудным полотенцем с носовым платочком на голове. Главный врач и медсестра делали ему различные операции, предварительно смазав зелёнкой нужное место. Ему брали кровь карандашом, ставили игрушечный градусник под лапку, и даже кормили таблетками, сделанными  из кусочков варёной колбасы. В общем, местная медицина не оставляла здорового Ваську без присмотра. Временами он пытался сопротивляться, но доморощенные эскулапы сразу находили у него какую-нибудь заразную болезнь.  Кот был даже моделью - он перемерил все кукольные платья. Его водили по подиуму на двух лапках. Наконец из него делали красавца, пытаясь подстричь шерсть и усы тупыми ножницами и выкрасив потом красной гуашью.  Его приключения затянулись на несколько лет, пока  ангелочки не превратились в чудесных ангелов. Но это уже не его история. Надо отдать должное Василию, за это время он никого не укусил и почти не поцарапал: он умел быть благодарным за свою спасённую жизнь.

          - Оленька, - сказала Надежда, - пойдём, я тебе детскую комнату покажу, там много игрушек.
          - Киса, - тихо сказала Ольга и твёрдой походкой направилась к дивану.
          Быстро вскочив на диван, она схватила и прижала к себе Василия. Васька за последние годы раздобрел и потерял бдительность. Он даже не успел отреагировать, на молниеносный выпад Ольги, как оказался в худеньких, но цепких руках девочки. Он же не знал, что она дома от скуки бегает, прыгает и  висит, зацепившись  за край стола натренированными пальчиками.
          - Оставь кису, - предложила Надя.
          - Нет, - сказала как отрезала Ольга.
          Нам тоже было интересно посмотреть на детскую и мы разноцветной стайкой впорхнули в комнату. За нами сопя и кряхтя, задом шла Ольга, таща тяжёлого Василия, подхватив его под грудью обеими ручками.  Задние ноги, хвост и попа Васьки натирали  и без того чистый ламинат.  Васька лишился дара мяуканья, в свои десять лет он подзабыл свою молодость, и теперь, даже в мыслях, такой наглости представить не мог.
          Детская комната поразила нас своими размерами, там можно было спокойно кататься на маленьком велосипеде и бегать. Стояли искусственные  деревья, много живых цветов и даже качели. На полу и на шкафах громоздились, ещё не распакованные коробки с игрушками и книгами. Мы оставили Ольгу в царстве детства, а сами пошли осматривать квартиру дальше.
          - Девочки, что я вам сейчас покажу! – сказала загадочно Надя и открыла одну из дверей.
          Мы застыли на пороге. Это была огромная хозяйственная комната со стеллажами, бельевыми шкафами, приспособлениями для сушки белья, стиральными машинами, гладильной доской и ванной, если надо что-то постирать вручную. И даже стояло кресло, наверное на случай если рука устанет гладить, можно было упасть в него и отдохнуть. Мы тогда ещё не знали, что можно нанять домработницу, которая будет мыть, стирать и гладить - мы всё примеряли на себя. Хотя, по правде сказать, домработниц у нас ни у кого нет до сих пор.
          Вдруг из детской комнаты раздался Ольгин крик. Мы бросились к ней на помощь. Ольга лежала на животе, вцепившись в хвост кота обеими руками. Васька пытался удрать, жалобно мяукая и царапая  лапами по ламинату.
          - Не хватай кота за хвост! Ему больно! – сказала я, но Ольга уже добралась до Васькиной головы и прижала её к себе.
          Успокоившись, мы пошли смотреть гардеробную. Но тут опять раздались Ольгин рёв и крик. Так продолжалось несколько раз. Настроение у всех было подпорченное, подруги поинтересовались у меня, когда этот кошмар закончится.  Осмотрев всю квартиру, мы накрыли на стол, и сели поболтать по-женски о женском. Ольге было не до еды, она гоняла кота по всей квартире. На этот топот и визг мы уже перестали обращать внимания. Мы вскочили с насиженных мест только тогда, когда  в кладовой грохнулись лыжи, стоявшие там,  сметая банки и коробки, находившиеся на пути их падения. Ольга выскочила из кладовой, таща за собой лыжную палку.
          - Мне палочка нужна! – не дав нам ничего сказать, крикнула Ольга и умчалась в детскую. Мы бросились за ней.
          Упав на пол, Ольга совала палку под низкий диван.
          - Вылезай, вылезай! – твердила она.
          Надя принесла фонарик, и мы с ней легли рядом с Ольгой на пол. В свете фонаря зажглись зелёные глаза Васьки полные ужаса и отчаяния. Он лежал под гнётом огромного дивана как цыплёнок-табака на сковороде, распластав задние и передние лапы по сторонам.  Мордочка была сплющена, а поза неестественной. Заглядывать под диван было сложно, он был с низкой посадкой, и мы сами лежали на полу, подобно Василию, пытаясь рассмотреть его боковым зрением.
          - Как он туда залез? – удивилась я.
          - Если голова пролезла, пролезет всё туловище.
          - Да, но расстояние между полом и диваном всего сантиметров пять. По сути, его голова туда не пролезет.
          - Жить захочешь и не туда залезешь, - сказала одна из подруг.
          - Надо диван поднимать, - вздохнула Надежда, - он сам оттуда не выберется.
          Поднатужившись, мы, совместными усилиями, приподняли край огромного дивана. Васька пулей вылетел из-под него и по стене взлетел на шкаф, где стояли коробки. Застыв как памятник, он поднял голову и стал смотреть в потолок. По-видимому, он решил, что если он не видит никого, то и его не видно.
          Ольга в истерике била ногами и руками по полу, но Василий даже не удостоил её взглядом.
          Наступил вечер. Подруги разъехались по домам, попросив на прощание,  больше не брать с собой крестницу.  А в десять часов Ольгины родители, наконец-то  вспомнив о своих родительских обязанностях, забрали своё чадо.
          - Давай, спокойно выпьем чаю, - устало сказала Надежда.
          Мы сидели и, молча, пили чай с пирогом с брусникой, когда в дверном проёме  показался Василий.  Он медленно шёл, ставя лапки на одну линию, взгляд был устремлён куда-то в пространство. Вдруг он рухнул как подкошенный посредине кухни, вытянув лапы и оскалив верхние зубы. Перевернув чашку, я вскочила из-за стола.
          - Не беги, - схватила Надя меня за руку, - он спит. Ольга довела. Когда мои девчонки были маленькими, он так уставал от них, что  мог, вот так же, проспать двое суток,  не шевелясь.
          Перешагивая через Василия, мы помыли посуду, и я стала собираться домой: надо успеть на последний трамвай.
 

          Во дворе было темно, ни один фонарь не горел. Шёл снег. Было тихо-тихо. Свет в окнах гас, люди ложились спать, и без этого света становилось ещё темнее. В голове складывался рассказ. Я шла и внутренне смеялась над придуманными ситуациями с котом. Двор закончился, начались гаражи. Пришлось вытянуть руку, чтобы на что-нибудь не наскочить. Стало страшно.
          Наконец впереди замаячил свет от фонаря на улице, где была остановка трамвая. Улыбаясь своим мыслям, я выходила на перекрёсток. Улицы были пусты, даже машин не было. Навстречу мне по тротуару шла женщина лет семидесяти. На ней было надето старенькое, но чистенькое пальто. Седые волосы аккуратно собраны под белым пуховым платком. Она шла осторожно, по-старушечьи шаркая ногами, в больших суконных ботинках. Внешне она была похожа на старенькую учительницу начальных классов.
          «Интересно, что она делает в такое время одна на улице?» - всё ещё улыбаясь, подумала я.
          В темноте женщина не видела меня, а я её видела под светом фонаря как на ладони. Какой-то гад, не донеся до мусорного бака пакет с мусором, бросил его прямо возле дома. Пакет был раскрыт, рядом с ним на снегу валялись банки из-под сайры и пустая бутылка коньяка.  Женщина подошла к пакету и оглянулась по сторонам – не видит ли кто. Не заметив меня в подворотне, она подняла банку и стала пальцем вымазывать остатки масла и облизывать его. Потом она закрыла лицо ладонями и зарыдала.
          Что случилось со мной, я даже передать не могу. Слёзы хлынули у меня из глаз, и я бросилась бежать по улице, благо, вдали слышался гул приближающегося  трамвая. Заскочив в последний вагон, я села на промерзшее сидение и заревела. Да, трудно было в девяностых: зарплаты не платили, пенсии не выдавали по полгода.  Многие тогда голодали, а старики (у нас были такие случаи) умирали от истощения. Я даже помочь ей ничем не могла, у меня не было денег даже на трамвай, я сама ехала полуночным зайцем, хорошо, что тогда  ещё не было кондукторов.
          В голове складывался совсем другой рассказ, уже не смешной.
          Прибежав домой, я села за стол и стала писать. Вскоре на столе лежала стопка из  тринадцати исписанных листов. Не раздеваясь, я упала на кровать и заснула.
          Потом началась долгая работа над текстом. Ни над одним текстом я так долго не сидела, как над этим. Я ревела, но написать больше ничего не смогла. Я только выбрасывала строчку за строчкой, абзац за абзацем. «Нельзя, чтобы получился  жалостливо-слезливый рассказ», - решила  я.
          Из тринадцати листов остался один. Дальше работа не пошла. Я бросила лист в папку и надолго о нём забыла.
          Через несколько лет, разбирая старые бумаги, я нашла этот лист, села за машинку и дописала рассказ до конца. Но он не был таким, каким я его задумывала раньше.  «Васькина мама» родилась совсем другой.