Хирургия. Часть вторая

 Петрович! А что вы всё молчите да молчите?
- Мне интересно тебя послушать, ума набраться… Деревенские — они всё на свете знают. Да к тому же ты, Василий, не даёшь никому слово вставить. Ты и дома такой разговорчивый? – вступил я с ним в разговор.
- Нет, дома не поговоришь, жёнка рот затыкает! Никакой демократии. Я ей слово, а она мне столько вывалит — не перескажешь! Да такие слова ядовитые найдёт. Однажды разозлилась и сказала на меня: «Удод!», так никто в деревне не мог отгадать, что это означает. Подозреваю, что иностранная матерщина, но культурная. Теперь модно на иностранном говорить: «Вау!», «О’кей» и «Удод» той же породы.

Все привыкли. У нас через хату то Кольки, то Васьки живут, не разберёшься, кто есть кто. А про меня: «Васька Удод!» — сразу понятно, кто. Не хуже, чем «Васька Хрюкин!». Меня ещё стали за эту кличку называть «иностранный подданный».
— Василий! Ты увлёкся разговором и забыл убрать с подоконника детали. Потрудись, пожалуйста! — сказал я.
— Я помню, сейчас уберу, только договорю маленько про Удода.
 Так вот, давно это было. К нам прислали нового председателя колхоза. Культурный такой. Три дня проработал — никто не слышал от него матерных слов! Представляешь, Петрович? Говорят, он в райкоме конструктором работал, но ничему не научился… А меня тогда какая-то сволочь оклеветала, что я в колхозном гараже пускач украл. Так он вызвал меня и говорит:
- Хоть вы, господин Удод, иностранец, но воровать мы вам не позволим!
- А кто же у вас будет спрашивать? Это дело личное, секретное. Тот председатель, что до вас был, когда воровал, у нас разрешения не спрашивал… А я ни в чём не виноват, оговорили злые языки! Вот что я ему сказал.
- И действительно тебя оговорили? – спросил я.
- Нет, конечно. Это депутатик Колька Мордатый, «Мордатый» по-деревенски его кличут, сам хотел пускач украсть, а я его, гада, опередил! Я же по деталям целый трактор спёр из колхоза. Каждый день что-то откручу и тащу домой. Магнето, что на подоконнике лежит, от него.
Перестройка всё списала… Кто вякнет, я в ответ: «Докажи, клеветник!» Сначала с олигархами разберитесь, да с Чубайсами всякими, так они сразу затыкаются!
Дверь в палату отворилась, и сестра, обращаясь к Василию, напомнила:
- Немедленно уберите свои железяки!
- Надька, чё волнуешься, уберу щас! Постой минуту, я тебе не всё досказал!
- Говорите быстрее, у меня смена закончилась.
- Ой, дай Бог памяти, на чём я остановился… О!.. А!.. Вспомнил!
                *  *  *
Твоя мамка пронюхала, что у меня в семье идут бои местного значения, и положила завистливый глаз на меня, как в молодости. Семейная сексуальная революция была в самом разгаре – матюки на всё село, посуда об пол, собака воет, жена плачет, хата дрожит. В общем, как в обычной благополучной семье, когда жену взял климакс и стал главным конкурентом между ним и мужиком.

Не буду долго размазывать известные проблемы, но в завершение очередного семейного безобразия я саданул бутылку водки, распахнул ногой дверь и ушёл из дома куда глаза глядят! Состояние такое: нервы кипят, руки чешутся, выпить хочется, женщину хочется, а утешить некому.

Вечереет. Прохожу возле вашей хаты, вижу Гальку, мать твою! В доме света нет, она голову перевесила через забор и что-то высматривает. А тут я!
- Василёк! Что ты тут носишься? Случилось чего или как? – спрашивает, а морда хитрая, всё понимает, где что плохо лежит, и продолжает меня канителить:

- А я вот одна, Наденька в городе, в хате никого, водочка стоит, а употребить некому. Хоть бы зашёл на потушенный огонёк…

- На коровник бегу, некогда.
- Чё тебе на коровнике делать, ты же механизатор, тракторист-машинист широкого профиля.

- Да поругался я со своей торпедой, пойду на сеновале пересплю, а завтра буду с ней дальше воевать до потери сознательности!

- Васька, зачем тебе коровник, заходи, места хватит. Тебе успокоиться нужно, выговориться. Залечить раны душевные. Мужики они чувствительные на обиды, их понимать нужно, их жалеть нужно, они как дети малые. Им забавные игрушки нужны… Заходи, помогу сгладить обиды, у кого их не бывает.

Василий так увлечённо рассказывал, что сестра, присев на свободную койку, слушала не шелохнувшись, впитывая каждое слово, не перебивая монолог забавного говорильщика, но украдкой бросала на него пытливый взгляд. Её головушка о чём-то уже шурунила мозгами и вылавливала нужную информацию.

Василий отхлебнул глоток воды и лужёной глоткой продолжал:
- Надька! Семейные дела, которые продолжаются в темноте, особая проблема у мужчин и женщин. Здесь нет хороших и плохих, обе стороны – приличные сволочи.

Один тянет на себя одеяло, другой сбрасывает. На этой почве цветочки любви вызревают в сердце и тараканы заводятся в голове – в разное время по-разному. И не только у простых людей, но и у больших шишек! Ты замужем ещё не пробовала… Так не знаешь, а меня и мать твою жизнь покрутила.

Да что о нас говорить? Вон что Горбачиха натворила: капризничала, не подпускала Мишку, даже поцеловать в простые губа не разрешала. Сам читал его мемуарное нытьё про обиды этого смысла. А Горбачиха нацепит на себя лучшие наряды и тянет его за границу, как барана, выгуливать свои одежды.

Видит, что от него ни дома, ни в государстве толку нет, болтовня одна, да и сказала ему об этом. Он обиделся, затаился в Форосе, хотел выпить с горя и от безделья, да нечего, сам спиртное превратил в дефицит, он же с ним боролся. А пока чирикал с Горбачихой про ночные разногласия да обустраивал хоромы, Ельцин со своими алкоголиками развалили СССР.

По какой причине? Тоже от вечных разногласий с женщинами. Рождённый пить уж с женщиной не может, а может ревновать да обижаться не только на свою, а на весь белый свет!

Каждый мужик нервничает в таком случае. Начхать им было на всё.
Кажется – Личность! Величина! Правитель! Генеральный секретарь, прости Господи! А из-за какой-то, даже не имеющей приличного названия штучки государства рушатся.

С такими мыслями, Надька, решил я войти в вашу хату. Я только через порог, Галька сразу за яйца! Спекла яичницу, колбасы нарезала, сала, огурцов и всякой всячины да водку «Столичную», с советских времён оставшуюся, вытащила из закромов Родины.

Выпили, а что было у нас потом, не помню, но то, что она сказала до выпивки, не забыл! А она сказала:
- Васька! Надька-то от тебя!
- Да ну! Манишь! – усомнился я.
- Нет, это правда!
- Чем докажешь?

- У тебя на заднице, на правой ягоднице большое родимое пятно было! Я помню, с той поры, как мы с тобой под стожком влюблялись. Помнишь, как нам было хорошо? Так вот у Надьки в том месте такое же и по размеру, и форме! Вот так. Понял, где наша правда находится?

Сказав это, Васька глянул лукавыми глазами на неподвижно сидящую Надежду, и их взгляды встретились. Его улыбка тут же исчезла.
На глазах разволнованной девушки появилась влага, она поднялась с намерением уйти.

Васька подошёл и, ткнув пальцем в предполагаемое место наличия родинки, сказал:
- Вот здесь посмотри.

Надька рванула из палаты, но дверью не хлопнула...