Варежка

Смуглая медсестричка, увязнув в произношении некоторых русских слов, нахмурилась. Суть её речи в очередной раз сводилась к вопросам, точно ли нет никого, кто бы его встретил; понял ли, как пройти по подземным тоннелям в другой корпус больницы, или попросить Алимджана проводить его до приёмного покоя, где Семён получит свою верхнюю одежду и то, что было у него, когда он сюда попал.

Алимджан – улыбчивый парень, работал санитаром в травме. В первые дни парнишка заглядывал в палату и сверлил жёстким взглядом Семёна, который только прорвался сквозь молчаливый свет и мешанину звуков в действительность. Причину этого взгляда раскрыл один из соседей по палате, приехавший из тех же солнечных краев, что и Гульнара. Жалостливая медсестричка переживала за молодого человека, которого никто не навещал. Принесла ему смену белья, носки, мыло, зубную щётку и прочие мелочи. Когда Семён очнулся, выяснилось, что телефон его разбит, и никаких контактов восстановить не удалось. Сам же Семён заявил, что у него нет никого из родных и близких, кому можно было бы сообщить, что он в больнице. Когда Семён, начав ходить, стрельнул у соседа сигарету и вышел покурить на заднее крыльцо корпуса, Али пошёл за ним следом. После нескольких минут общения, парни пожали друг другу руки и обнялись. Али убедился, что Семён не конкурент ему в видах на Гульнару.
Сегодня у Али был выходной, и Семён попросил Гульнару не беспокоить того, а передать привет и спасибо за теплые вещи. На днях он заедет, чтобы всё вернуть.
 
В приёмном покое Семёну выдали большой полиэтиленовый мешок, в котором лежали рваные и грязные джинсы, куртка, свитер и ботинки. Сумка с документами лежала в отдельном пакете. Пошарив по карманам грязной куртки и вытряхнув джинсы, Семён начал складывать их обратно в мешок, но вдруг увидел варежку, лежащую на дне между ботинками. Это была не его варежка. Время остановилось. Взгляд воткнулся в белую стену приёмного покоя. Перед глазами замелькали кадры хроники прошлой жизни.

Грохот вагона, несущегося по тоннелю, заглушал звук тяжёлого дыхания, и Семён был благодарен шуму. Нервно сглатывая подступающий к горлу ком, он смотрел вправо от себя. Пожилая женщина с брезгливым выражением лица копошилась в большой коричневой сумке. Семён смотрел на неё и не видел. Женщина раздражённо продолжала что-то искать, погрузив руку по локоть в недра китайской подделки знаменитого итальянского имени. Поезд снизил скорость, подъезжая к станции. Динамик пробормотал название и вежливо напомнил всем, что не стоит забывать вещи в вагоне. Двери распахнулись, люди стали выходить. Семён, сглотнув вновь подкативший ком, взглянул на Таю.
- Выходим? – Она смотрела на него пристально.
- Здесь? – Он переспросил, сделав вид, что не удивлён. Тая кивнула, и они ринулись к выходу сквозь толпу, заходящую в вагон.
- Проснулись, что ли?
Сколько раз он так же в подобных ситуациях мысленно ворчал на спохватившихся в последнюю минуту пассажиров. Продираясь сквозь недовольную толпу вслед за девушкой, которая уже выскочила из вагона, Семён ещё раз сглотнул. Ком растворился так же внезапно, как и подступил некоторое время назад.

Час назад они поссорились. Точнее, всё произошло, как обычно, глупо и нелепо. Семён весь день ждал этого вечера. Они не виделись уже больше двух недель. Звонки и смс были короткими, раздвигающими пропасть расстояния между двумя сердцами мелкими рывками.
- «С добрым утром. Как ты?»
- «Привет. Нормально. А ты как?»
- «Нормально.»
- «Я скучаю по тебе очень сильно»
- «Я тоже»
В груди у Семёна после этих сообщений образовывался вакуум, втягивающий ребра в лёгкие. Дышать становилось трудно. Осень подкидывала в горнило машины, создающей вакуум, крупные, отсыревшие поленья тоски.
- Всё будет хорошо. Мы просто долго не виделись. Мы встретимся, и всё будет хорошо.

Мысль о том, что всё будет хорошо, постоянно пыталась раствориться в первых осенних заморозках, но Семён хватал её горячими, потрескавшимися на ветру губами и согревал дыханием.
- «Встретишь меня сегодня после пяти у института?»
Вакуум заполнился надеждой, распрямившей уже привыкшие к боли рёбра.
- «Конечно!  Я приеду.»
- «Только мне нужно будет ехать домой, писать курсовую. Погулять мы не сможем»
- «Ничего. Я провожу тебя до дома. Главное, что мы увидимся»

Утро и день, танцуя польку, промчались мимо. Семён отпросился с работы, забыв про срочный проект. Все доводы начальства о важности его присутствия умчались под ту же польку в неизвестные дали. Туда же и с тем же музыкальным сопровождением отправилась угроза остаться без премиальных. Семён насвистывал незатейливый мотивчик и смотрел на часы, вопреки поговорке - «счастливые часов не наблюдают».

В метро, когда счастье было практически рядом, пришло новое сообщение. Из-за отсутствия связи оно малость задержалось, выскочив из ниоткуда, как старушка под колеса автомобиля. Сердце Семёна ударило по тормозам и остановилось. От удара в призрачном стекле ожидаемого счастья образовалась трещина. Надежда со свистом покинула территорию аварии, и вакуум вновь втянул рёбра в лёгкие. В ушах пульсировал гонг, непрерывно отбивающий по слогам «НЕ-ПРИ-ЕЗ-ЖАЙ-Й-Й-Й».
- «Почему?»
- «Потому что!!!!»
- «Что случилось?»
- «Ничего. У меня нет настроения.»
- «Я уже приехал.»

Семён стоял в заполняющих улицу сумерках чуть в стороне от пешеходного перехода. Глаза жадно впивались в толпу, образовывающуюся по ту сторону дороги в ожидании зеленого сигнала. Последний раз они с Таей виделись, когда было тепло. Сканируя разные пуховики, пальто, плащи и куртки, взгляд искал родной силуэт.

Глаза подвели, и Семён пропустил её, смотря по ту сторону дороги.  А сердце вдруг забилось в объятиях вакуума сильнее, заставив перевести взгляд в спины тех, кто уже прошёл мимо. Тая обернулась и сдержала едва уловимый взглядом рывок. Она никогда не сдерживала этот порыв. Увидев, бежала навстречу и бросалась ему на шею. Он подхватывал её, и они кружились. Банальная сцена из незамысловатого кино. Улыбки сияли, освещая всё и всех вокруг. Так было раньше. Вакуум стянул рёбра ещё сильнее, давая понять сердцу, что трепыхаться не стоит.
- Привет.
- Привет.
Забрав пакеты, наполненные чем-то тяжёлым, Семён зашагал рядом, подстраивая шаг под шаг своей девушки. «Своей девушки» - криво улыбнулся вакуум в груди. «Под шаг Таи» - ответило обессилившее сердце своему палачу.

В кафе они зашли молча. Заказали суп и рыбу, которые Тая заказывала всегда в том кафе. Сгустившееся молчание раздвигало пропасть всё сильнее. Ветреная надежда пыталась стучать в треснувшее стекло, обещая счастливый исход. Вакуум в груди безжалостно гнал надежду прочь.
- Ты почему не ешь?
Тая смотрела на Семёна, сдвинув брови. В такие минуты она становилась невероятно красива. Семён сглотнул ком, придавивший связки горлу. Произнести что-то в ответ не рискнул. Предательская дрожь в голосе выдала бы наличие кома в горле. Тая не должна об этом знать. Семён ещё раз сглотнул и мотнул головой, мол не хочет есть.
- Ты со мной не разговариваешь? Тогда зачем приехал?
Через несколько секунд недоеденные суп и рыба смотрели вслед парочке, идущей рывками к выходу. Девушка наскакивала на парня, пытаясь вырвать у него из руки пакеты. Парень перехватывал их другой рукой, одновременно сдерживая мечущую молнии из-под бровей бестию, чтобы не ударилась обо что-нибудь ненароком.  Так они шли практически до метро.

Выскочив из вагона, Семён остановил Таю и, сняв со спины рюкзак, затолкал в него пакеты. Вечер встретил их на поверхности сияющими улыбками фонарей. Первые заморозки лёгкими поцелуями прикасались к лицам прохожих.
- А где твои перчатки?
- Не знаю.
- Надень мою варежку.
- Я же не помещусь в неё.
- Мы вдвоём поместимся сюда.
Тая взяла руку Семёна, надела на неё варежку и проскользнула своей ладонью по его. Пальцы переплелись. Надежда мгновенно выпрямила рёбра и заполнила всё пространство между ними музыкой, под которую сердце аритмично танцевало. Они прошли по мосту над рекой, потом по набережной. Постояв немного в тишине пустой набережной, они пошли обратно. Тая резко остановилась и посмотрела Семёну в глаза.
- Я не смогу без тебя жить. Никогда не оставляй меня. Даже если я буду тебя прогонять. Пообещай, что не уйдешь от меня никогда.
Сердце вновь ударило по тормозам. Семён чуть не захлебнулся волной ветра, окатившей их. Наклонившись, чтобы закрыть Таю от ветра, он вновь задохнулся, но уже от нового прилива. Волна нежности. Глаза Таи. Морозный вечер смущённо погасил ближайший фонарь, чтобы спрятать этот взгляд от случайных прохожих.

Обратно к метро шли медленно, не произнося больше ни слова.  Бесконечно длинный мост оказался слишком коротким, они не успели ни о чём толком помолчать. Варежка, надетая на две руки – самый уютный уголок Вселенной.
- Хорошо, что бабушка положила мне свои варежки в карман. В мои перчатки мы бы не поместились вдвоём.
Рука выскользнула из варежки. Семён остановился и посмотрел на Таю.
- Ты обещаешь?
Семён закрыл глаза и кивнул.
- Скажи мне это. Ты обещаешь никогда не оставлять меня?
- Обещаю.

Поезда метро прилетали и улетали почти мгновенно. Стрелки на часах практически не сдвигались с места. Как происходило это расслоение времени в одной точке, понять было невозможно. Семён не слышал ни грохота вагонов, ни разговоров людей. Все посторонние звуки заглушал нарастающий ритм ударов в голове. Простояв целую вечность на платформе, Семён в очередной раз посмотрел на часы. Полтора часа прошло. Он продолжал ждать. Тая сказала, чтобы он не ждал. Но он ждал и дождался.
- Ты почему такой грустный?
- Я не грустный. Я рад тебя видеть.
- Заметно.
Обнявшись, они простояли ещё несколько минут. Он забрал сумку, набитую книгами. Когда зашли в вагон, Семён заметил на платформе варежку, и воспоминания унесли его на год назад.
« - Хорошо, что бабушка положила мне свои варежки в карман. В мои перчатки мы бы не поместились вдвоём… Ты обещаешь? Скажи мне это. Ты обещаешь никогда не оставлять меня?
- Обещаю».

Прошедший год моргнул несколькими минутами счастья, растянув с наслаждением садиста часы и дни тоски. Семён уже привык к вакууму, поселившемуся под рёбрами. Глупая, обессилившая надежда крайне редко решалась на робкую попытку протиснуться ближе к месту прежнего обитания.

Всё реже Семёну удавалось встретиться с Таей. Иногда он провожал её домой. Бабушка Таи, увидев его, всегда поджимала губы и сухо отвечала на приветствие. В чём была причина перемены отношения к нему, Семён не мог разгадать. Тая вразумительного ответа тоже не давала. Разговоры о том, чтобы Тая переехала к нему, прекратились после нескольких ссор. Тая не хотела оставлять бабушку одну.
Вакуум крошил рёбра, издевательски посмеиваясь и отстукивая бесконечно морзянкой по трещинам: «Слепой Пью». Семён не замечал этих намёков. Не хотел замечать.

В один из тусклых ноябрьских вечеров, когда сумерки расстилаются над душами людскими уже с самого утра, Семён сидел в кресле и смотрел на Таю. Дыхание шумного фена ложилось на влажные волосы девушки, расплёскивая их волнами. Рубашка впитала в себя остатки влаги с нежной, сияющей кожи. Ароматы геля для душа, шампуня, крема превратились в тонкие шлейфы и слоями окутывали комнату, взлетая от дуновений фена. Тая посмотрела на Семёна через зеркало. Вакуум в груди его улыбнулся: «Прозрел, наконец?». Девушка, смотрящая на него через зеркало, была чужой. Точнее, она смотрела на него чужим взглядом. Таким взглядом смотрят на прохожих в толпе, на тех, кто безразличен для смотрящего. Сдавленное сердце кричало, что это его девушка. Любимая. Такая родная и такая чужая. Тая вздрогнула, заметив его взгляд. Спина её напряглась в ожидании удара.
- Ты больше не моя девушка?
- Прекрати.
- Ты больше не любишь меня?
- Ты, знаешь, что люблю. Иначе бы меня здесь не было.
- Но ты не любишь меня так, как прежде.
Губы Таи задрожали, взгляд ушёл в какие-то глубины, в которые Семёну никогда не удавалось заглянуть. Когда-то из этих глубин выплёскивалась волна, накрывающая его с головой, он растворялся в ней и, кувыркаясь в водовороте, ощущал под собой бездну, полную непостижимых тайн.
- Ты уже всё решил за меня. Что бы я не сказала сейчас, ты примешь так, как уже настроен принять.

Семён что-то говорил. Что-то успокаивающее. Когда Тая хмурилась, из-под бровей её вылетали молнии, бьющие по всему вокруг, в том числе и по ней самой. Он подставлял под каждую такую молнию ладонь, чтобы девушка не ранила саму себя. Семён говорил, не слыша собственного голоса. Внутри него звучал вакуум.

Вакуум выжимал из дуры-надежды остатки дыхания и расплёскивал их на стекле зрачков кадрами хроники прошедшего года: вот в очередной раз после ссоры Тая нежна, и Семён забывает обо всём, что было до того, не замечая, что губы девушки избегают встреч с его губами; рассказы о новом тренере по теннису, с которым у Таи возникают постоянные конфликты, и слишком частое упоминание о том, что ей безразлично, как тренер на неё смотрит; или краем уха пойманный, но заблокированный призрачной надеждой, разговор - в щель под дверью тогда просочился голос бабушки: «Долго он будет таскаться сюда, совсем нет гордости у парня? Или ты ему так и не сказала ещё ничего?», и что-то тихо проговорила Тая.

Сотни кадров пролетели истребителями, нанося точные удары по пробелам в памяти. Фильм закончился. На стекло зрачков опустилась обессилившая, сморщенная, скомканная тряпочка, в которой практически невозможно было узнать былую надежду.

- Ты нужен мне! И ты обещал никогда не оставлять меня. Ты поклялся. А с ним все иначе. На корте ему нет равных. Это какое-то детское восхищение сильным спортсменом и не более того.
- «Вот так, дружок, ты перестал быть сильным для неё»
- «Замолчи!»
- «Все, поставленные тобой когда-то, удары уже не имеют значения. Ты помогал ей стать сильнее, а сам, видать, размяк. Ей нужен кто-то сильнее тебя.»
- «Изыди!»

Тая плакала. Семён ненавидел себя в такие минуты. Тая плакала. Это он заговорил о том, что и так причиняет ей боль.

- «Зачем? Зачем я тебе нужен?». – Семён не произнес вслух вопрос. Но Тая уже говорила о том, что не может без него жить, не может без него дышать, что он необходим ей больше воздуха. Добряк-киномеханик под не менее добрые комментарии вакуума возобновил демонстрацию кадров хроники, дополнив их добытыми из пыльных закоулков забытья и восстановленными по крупицам сюжетами, среди которых слайд за слайдом – непрочитанное сообщение в течении двенадцати часов, несмотря на то, что абонент в сети.

Вакуум улыбкой Чеширского кота заглатывал кадр за кадром и довольно урчал: «Может… может прекрасно… и жить, и дышать. Вы, твари из плоти и крови, без воздуха не живёте в течении нескольких часов. Уж я-то это знаю хорошо. Иначе бы давно занял в тебе все полости. Но пока ты мне нужен живым. Мне нравится медленно проникать всё глубже.»
- «Замолчи!»
- «Ты нужен ей только тогда, когда необходима поддержка. Накануне соревнований сама попросит о встрече, а когда сообразит, что слишком много говорит про тренера, спохватится, переведёт тему и после напишет сообщение, что скучает по твоим губам.»

- Я знал. Не хотел признаваться себе в этом, но знал. По тем только фразам, которые ты мне говорила, всё было понятно. Не надо плакать. Я всё понимаю. И не уйду из твоей жизни, даже если ты будешь с ним. Во всяком случае, останусь какой-то частью твоей жизни.

- «Вот это номер! Не думал я, что поселился в таком идиоте.»
- «Изыди! Найди себе достойного носителя.»

Тая продолжала плакать. Семён подошёл ближе, прижал её к груди и поцеловал в затылок. Подняв голову вверх, он судорожно сглотнул и стиснул зубы. Плечи девушки вздрагивали под его рукой.
- Я вызвал такси. Ты говорила, что бабушка просила приехать до десяти. Давай собираться.
Тая впилась в его рёбра ногтями, захлебываясь в рыданиях.
- Не бросай меня! Я не смогу без тебя жить. Мне не нужен никто. Этот самовлюблённый эгоист не сравнится никогда с тобой. Я люблю тебя. И всегда любила только тебя.

Зубы у Семёна стали крошиться, так он сдавил челюсти. Поглаживая плечи Таи одной рукой, другой он пытался достать упаковку бумажных платков, лежащую в сумке за креслом. Вакуум в груди пел соловьём, выводя в каждой трели новые подробности об интеллектуальных способностях Семёна и об искренности слов Таи. Семён дёрнул вниз рубильник, отвечающий за звук. Голос вакуума исчез. Таю и себя Семён тоже не слышал, но продолжал говорить наугад. Не до раздумий было о том, попадёт ли он в паузу и в контекст диалога. С усилием разжимая сведённую судорогой челюсть, Семён говорил что-то успокаивающе-нежное.

Такси разворачивалось в узком пространстве двора, выхватывая из темноты лучами фар две фигуры, идущие рядом. Медленные шаги. Плечи, на которые грубой подошвой тяжелых ботинок наступила уже зимняя ночь. У двери подъезда, фигуры развернулись друг к другу, последний раз мелькнув в луче фар. Автомобиль, фыркнув на прощание, умчался прочь от гнёта, придавившего два силуэта.

Тая внимательно смотрела в глаза Семёну. Она говорила что-то. Семён не слышал. Глаза Таи превратились в зеркало. Семён увидел свое отражение. Он увидел себя таким, каким был когда-то. Тогда он стоял так перед другой девушкой и старался убедить её и себя в том, что угли, тлеющие в груди, разгорятся вновь. Зеркало отразило эту сцену многократно. Девушки сменялись, как актрисы на кинопробах, пока на их месте не оказался он сам. Вакуум в груди начал втягивать в себя отражение. Зеркало треснуло, за ним стояла Тая. Она пока ещё верила в то, что он нужен ей, и что чувство глубокой душевной близости намного важнее желания физической близости. Что второе, возможно, вернётся, когда придёт весна. Семён обнял девушку и набрал код на домофоне. Тая исчезла за дверью.

Ночь безжалостно кромсала киноплёнку прожитых лет. Семён не слышал ни единого звука. Фары проезжающих мимо машин, засвечивали разные отрезки жизни, накручивая оставшиеся кадры на шипованные шины.
- «Вот так всё просто. Однажды пространство отразит то, чем ты являешься, и не факт, что тебе это понравится».
Вакуум вновь зазвучал внутри. Семён скрежетнул зубами, закрывшись от этого звука. Огни ночного города заплясали в тишине, высветив на проезжей части дороги чёрную вязаную варежку.

Варежка, надетая на две руки – самый уютный уголок Вселенной.

                12.12. 2019г.