Июнь девяносто восьмого. Гл 3 Рассказ о войне

Алексей собирался с мыслями. Ему хотелось поведать другу о суровых испытаниях, выпавших на долю российских военных три с половиной года назад. Михаил же, как опытный журналист, почувствовал, что собеседник уже «созрел» и намерен рассказать о чём-то очень важном, поэтому терпеливо ждал, боясь вспугнуть удачу.
– В декабре девяносто четвёртого года мы получили боевой приказ выдвигаться в Чечню, – нарушил безмолвную тишину отставной полковник. – Из воинских частей 8-го армейского корпуса был собран сводный отряд наиболее подготовленных, который возглавил сам комкор. Фактически это был не корпус, а скорее мотострелковая бригада. Отряд насчитывал всего 2200 человек, имел на вооружении 7 танков, 125 БМП и БТР, 25 орудий и миномётов. При этом командир отряда знал лично каждого офицера.
Мне известно, что другие соединения российской армии, участвовавшие в так называемой операции по восстановлению конституционного строя, комплектовались буквально на ходу без всякой подготовки. О какой слаженности и боеготовности в такой ситуации можно вести речь? Пушечное мясо набиралось, где только можно, даже на кораблях и заставах…
Красько вдавил очередной бычок в пепельницу, встал из-за стола и подошёл к окну. Открыл форточку пошире, чтобы проветрить помещение.
– Надымил я у тебя, – извиняющимся тоном произнёс Алексей.
– Ничего-ничего, – успокоил Михаил, проявляя живой интерес к повествованию. – Продолжай!
Боевой полковник, казалось, смотрел куда-то вдаль сквозь давно немытое оконное стекло. А перед его затуманенным взором прокручивались, как в документальной киноленте, трагические события минувшей гражданской войны, в которых ему довелось принимать самое активное участие. Повернувшись к собеседнику, он продолжил:
– По нашим разведданным, на указанном в приказе маршруте движения нас ждали засады. В сложившейся ситуации генерал Рохлин взял всю полноту ответственности на себя и принял единственно верное решение – отказаться от шоссейных дорог. Он повёл войска по бездорожью, предусмотрительно выставляя заслоны на пересекаемых дорогах, чтобы ни одна живая душа не узнала о скрытном выдвижении колонны. Совершив, таким образом, немалый крюк через пустыню, армейский корпус вышел к реке Терек. Форсировал её в течение ночи, обогнул Толстой-Юрт с восточной стороны и совершенно неожиданно для дудаевцев подступил к Грозному, не потеряв при этом ни одного человека. Корпус развернулся в боевые порядки, заняв выгодные позиции, и навис над столицей Чечни с севера.
Чуть позже мы узнали, что колонна пограничников, выдвигавшаяся к границе Чеченской республики по маршруту, от которого Рохлин отказался, была обстреляна в Дагестане. Восемьдесят человек попало в плен. Тревожные вести приходили из Ингушетии. Боевики там тоже устраивали засады на проходящие по шоссе воинские колонны. Войска несли большие потери ещё на маршрутах выдвижения. Конечно, и нам не удалось избежать потерь. Но это случилось уже в Чечне, когда мы сами навязали бой противнику и нанесли ему гораздо больший урон.
18 декабря нам была поставлена задача: захватить и разминировать подготовленный к взрыву стратегически важный мост через реку Сунжа у станицы Петропавловская и тем самым обеспечить выход к Аргуну и наступление на Грозный нашего левого соседа – Восточной группировки войск; удерживать захваченный объект в течение двух часов до подхода передовых частей воздушно-десантной дивизии. По данным разведки, заминированный мост охраняло около 300 хорошо вооружённых наёмников.
Первая операция проводилась силами разведбата, который был уже подготовлен не хуже спецназа, но боевого опыта ещё не имел. Под покровом ночи 80 разведчиков скрытно выдвинулись к мосту и внезапным сокрушительным ударом выбили противника с занимаемых позиций. Стратегически важный мост был спасён от уничтожения.
Казалось бы, задача выполнена, но передовой парашютно-десантный полк где-то задерживался, а к утру дудаевцы подтянули резервы и обрушили на разведчиков настоящий град ударов. В разведбате появились первые потери, которые подействовали на бойцов крайне удручающе. Патроны были на исходе.
В решающий момент боя генерал Рохлин прорвался на УАЗике на передний край обороны, вышел из машины в полный рост, не кланяясь свистящим пулям, и стал отдавать чёткие команды деморализованным разведчикам, сбившимся в кучу. Быстро оценив обстановку, приказал по рации, чтобы защитникам моста доставили боеприпасы. Всем своим видом он выражал непоколебимую стойкость и презрение к смерти, которые, безусловно, придавали уверенности подчинённым. Солдаты увидели, что командир корпуса не собирается прятаться за их спинами, а проявляет о них отеческую заботу, и с того самого дня стали называть его Батей.
Мы подтянули к мосту танки и артиллерию и подавили большинство огневых точек противника. Но основной огонь вёлся с мечети, которую разрушать было нельзя по политическим соображениям. Рохлин это прекрасно понимал и приказал подавить сопротивление огнём снайперов и пулемётов, что и было выполнено.
Вместо двух часов разведбат удерживал мост в течение двух суток и был отведён с передовой только после подхода десантников Восточной группировки войск.
Красько умолк, будто истратив боевой запас. А Кречетова, в котором уже проснулся истинный журналист, разбирало профессиональное любопытство. Не удержавшись, он спросил:
– Алексей, почему же всё-таки первый штурм Грозного так бездарно провалился? 1 января 1995 года после бурно проведённой Новогодней ночи страна вдруг узнала о кровавой мясорубке в столице Чечни и полном фиаско российской армии…
– Да потому, что не было никакого внятного плана военной операции! – ответил ветеран минувшей войны, гневно сверкнув очами. – Военное руководство страны совершенно не представляло реального положения дел в Чечне! ГРУ, КГБ и СВН были разрушены до основания! Откуда взяться точным разведданным? А сколько боевой техники и вооружений было оставлено на складах при выводе российской армии с территории республики? И всё новое, ещё в заводской смазке. На три полноценные дивизии хватит! Всё это оружие попало в руки Дудаева и потом стреляло по нам! Военная операция планировалась наобум. В Генштабе рассчитывали взять хорошо укреплённый город нахрапом, без должной подготовки, и приурочили штурм столицы Чеченской республики ко дню рождения Министра Обороны, наверное, желая преподнести ему приятный подарок!
– А что, у Грачёва день рождения 1 января? – изумился Михаил.
– Вот именно!
– Ни хрена себе! – вырвалось у журналиста. – Теперь стало кое-что проясняться… И всё же расскажи, пожалуйста, как это произошло! Ты же видел всё своими глазами.
– Ну, положим, не всё, а только то, что происходило на нашем участке фронта, – нахмурился Алексей.
Он отошёл от окна и снова сел за стол. Рука сама потянулась к пачке сигарет. Прикурил от зажигалки, сделал глубокую затяжку и ударился в воспоминания:
– Наступление на Грозный началось 31 декабря. К тому времени среди высшего руководства армии бытовало мнение, что взятие столицы Чечни – факт почти свершённый. Рохлин же считал, что операция по захвату города слабо продумана, а потому преждевременна.
Нашему корпусу ставилась задача обеспечить левый фланг Северной группировки войск. Конечно, мы готовились к этому наступлению. За неимением разведданных из штаба группировки, мы добывали их самостоятельно. Неоценимую помощь в этом оказали чеченцы из оппозиции Дудаеву. Они предупредили, что на улице, ведущей из аэропорта в центр города, и на Петропавловском шоссе, что ведёт в город из селения Толстой-Юрт, заминированы заправки, а на Христианском кладбище подготовлены засады, вдоль дорог расставлены противотанковые средства.
Имея на руках такие данные разведки, генерал Рохлин пошёл на военную хитрость. Отдал приказ командиру сводного мотострелкового полка полковнику Верещагину захватить переправу через речку на дороге из аэропорта и наводить понтонные мосты, чтобы подтвердить ожидания противника. Сам же направил основные силы через неприметный заранее разведанный мост, минуя Христианское кладбище, в промышленную зону, расположенную между сходящимися в центре города магистралями, и занял консервный завод, после чего снял Верещагина с переправы и отвёл в резерв корпуса. Далее наступающие штурмовые группы встретили ожесточённое сопротивление боевиков. Это были наёмники из Турции и Азербайджана, так называемые «серые волки».
Наш армейский корпус продвигался медленно, но основательно, укрепляя свой тыл и обеспечивая надёжную защиту флангов. Каждый офицер и солдат знал свою задачу и неукоснительно её выполнял. Все тыловые части были оставлены на консервном заводе. Дальше в город продвигались только боевые подразделения, занимая дом за домом. К сумеркам мы вышли к городской больнице и закрепились на её территории.
На фоне победных реляций, поступающих от других соединений, воинские части которых ворвались в центр города практически без боя, мы выглядели, наверное, довольно бледно. Генералу Рохлину приходилось выслушивать от начальства немало нареканий в свой адрес, но он остался верен себе и понапрасну солдатскими жизнями не рисковал.
Как показали дальнейшие события, Батя оказался прав. А дальше случилось то, что теперь знают все. Ловушка захлопнулась, и в течение ночи шло планомерное уничтожение прорвавшихся в центр города воинских частей. Так погибли 81-й полк и 131-я бригада. К утру все, кто вошёл в Грозный одновременно с нами, откатились на исходные рубежи, и мы остались в городе одни лицом к лицу с многократно превосходящим по численности обученным и сильным противником.
Нам доводилось отражать по 10-11 атак в день. Здесь-то и проявилась боевая выучка солдат и офицеров, которая многим из них спасла жизнь. Лев Рохлин расположил свой командный пункт у самого переднего края и грамотно руководил обороной, не уступив противнику ни одного из занятых рубежей.
Через наши позиции выходили из города остатки разбитых подразделений. Генерал приказывал накормить совершенно деморализованных солдат и отправлял их в тыл со словами: «Вы мне здесь не нужны, вы – мясо».
Умелого полководца заметил командующий Объединённой группировкой российских войск в Чеченской республике генерал армии Квашнин и предложил ему возглавить всю Северную группировку. Рохлин дал согласие. С этого момента, получив внушительное подкрепление, мы перешли к наступательным действиям, постепенно расширяя занятый плацдарм.
Первым крупным успехом был захват «Свечки», высотного административного здания института нефти и газа. С верхних этажей высотки вся территория горбольницы, в подвале которой располагался штаб 8-го армейского корпуса, была видна, как на ладони, и простреливалась вдоль и поперёк. К тому же, с неё открывался вид на Президентский дворец, поэтому завладеть ей было крайне важно.
Группа прикрытия из Федеральной службы контрразведки, имеющая на вооружении снайперские винтовки с приборами ночного видения, обнаружила, что ночью в «Свечке» остаются только немногочисленные наблюдательные посты. Боевики расходятся спать. Поэтому начало операции по захвату высотки было запланировано именно на тёмное время суток.
С наступлением ночи штурмовые группы разведбата скрытно проникли в здание и уничтожили засевших там дудаевцев. Захваченное здание мы сразу же укрепили. Нижние этажи заняли десантники. А на верхних этажах «Свечки» были установлены ПТУРСы и зенитные пулемёты, там же разместились снайперы и наводчики.
В ходе упорных боёв мы выяснили, что дудаевцы – это хорошо подготовленные профессионалы, наёмники, имеющие немалый опыт вооружённых конфликтов, но слабо организованные командирами, поэтому не способные противодействовать грамотно спланированным операциям, особенно проводимым в ночное время. Исходя из этого, мы и разрабатывали тактику ведения городского боя.
Исключительно важная роль отводилась нашему разведбату. Как правило, днём мы отражали атаки и наносили огневое поражение противнику, а ночью продвигались вперёд. При этом первыми шли разведчики. Они ползком проникали в дом, выбивали оттуда боевиков, сдавали захваченный объект второму эшелону и направлялись к следующему дому. И так, дом за домом, квартал за кварталом, мы продвигались к Президентскому дворцу.
Ожесточение битвы нарастало. Войска несли ощутимые потери. И вдвойне было обидно, когда потери были от дружественного огня. Когда мы заняли здание Совета министров, и до Президентского дворца оставалось всего 200 метров, какой-то чудак на букву М отдал приказ бомбить дворец. Одна тяжёлая бомба угодила в Совет министров и нанесла нам непоправимый урон…
Красько заиграл желваками. Ладони непроизвольно сжались в кулаки. В глазах появился стальной блеск. Ветеран как будто снова пережил горечь тяжёлой утраты. Справившись с нахлынувшими эмоциями, он разлил остатки коньяка по рюмкам и произнёс:
– Давай, Мишаня, выпьем за всех, кто отдал свою жизнь за Отечество!
Друзья выпили, не чокаясь.
– Говорят, что при штурме Президентского дворца … – начал было Михаил, но Алексей остановил его отрицательным жестом руки.
– Не было никакого штурма.
Встретив недоумённый взгляд товарища, Красько объяснил:
– Когда Президентский дворец был взят в полукольцо, я стал свидетелем разговора Рохлина с Масхадовым. Мы же регулярно прослушивали радиоэфир, чтобы быть в курсе положения дел у противника, и по приказу комкора настроились на волну Масхадова. Для дудаевского генерала было полной неожиданностью, когда на него вышел командующий Северной группировкой войск. «Ты понимаешь, что тебе конец? – сказал тогда Рохлин. – В моих руках Совет министров и гостиница Кавказ. Ты почти окружён. Осталось всего сто метров перекрыть. Сосед перекроет, и никто из вас не уйдёт! Боеприпасов у тебя нет…»
«Есть у меня боеприпасы!» – в истерике кричал Масхадов. «Я же слушаю твои переговоры!» – издевался над ним комкор. На этом связь оборвалась. Видимо, Масхадов выключил рацию. В ту же ночь дудаевцы покинули дворец, оставив на верхнем этаже пару снайперов-смертников. Они были уничтожены «Шилками». Таким образом, Президентский дворец взяли без штурма.
– Но на этом битва за Грозный не закончилась. Может быть, следовало окружить Масхадова и уничтожить? – выразил сомнение журналист.
– Крыса, зажатая в угол, становится опаснее вдвойне! – возразил отставной полковник. – Лев Рохлин всегда стремился выполнить боевую задачу с минимальными потерями и спас не одну сотню солдатских жизней.
– Насколько я знаю, после потери Президентского дворца Масхадов объявил последним рубежом обороны Грозного площадь Минутка, – высказался Михаил.
– Совершенно верно, – подтвердил Алексей и с некоторой грустью добавил, – только взяли этот последний рубеж уже без меня.
Завершив откровенный рассказ, ветеран чеченской войны как будто снял с души нелёгкий камень. Невысказанность глубоких переживаний, связанных с боевыми действиями в Грозном, давила на него тяжким бременем более трёх лет.

Предыдущая глава: http://www.proza.ru/2020/03/19/841
Следующая глава: http://www.proza.ru/2020/03/19/921