571. Хуторская чертовщина. Примак Алёшка

Желания и мечты, если этого очень захотеть рано или поздно, но они обязательно сбываются, а если этого очень хотеть, то сам процесс желаемых мечтаний произойдёт гораздо быстрее.
               Главное не пороть горячку, а выждать то самое время, когда спелое яблоко само проситься к вам в руки.
        К чему вся эта  суетливость желаний с явным интересом спросите вы у меня, а вот к чему и почему.
            Помниться как – то, что конторщик Николай имел уже не только желания, но и возможности в силу своего материального благополучия отделиться, а точнее сказать выйти из отцовского двора, чтоб зажить своим собственным двором.
           Средства для этого у него имелись и довольно в солидных суммах, сумел  хитрец скопить и сколотить на конторской службе  себе капиталец, вот и возжелал его пристроить, прикупив один из дворов хутора.
            Выжидал Николай такой подходящий случай с упорством той самой кошки, которая часами на пролёт сидит у мышиной норки в ожидании того, когда та мышка соизволить высунуться по своим делам, позабыв об грозящей ей опасности.
          Бывали у конторщика разные варианты приобрести хуторские подворья, но его не устраивали места их расположения, хотелось ему, чтоб выход из двора был на солнечную сторону, а с заднего двора возможность попасть сразу под гору в балку, где имелись хуторские огороды.
          И такая возможность случилась, как на той самой рыбалке, когда очень долго ждёшь поклёвки, а вдруг подпрыгнувший на воде  поплавок, с  приятным чувством  отзывается внутри в ожидании скорой подсечки.
            Подсёк Николай - конторщик славный на его взгляд и оценку двор, с виду неказистый и заброшенный нерадивыми хозяевами, но само место его расположения лучшего и не сыскать.
              А вышло вот что, куплен этот двор был у пропоицы Алёшки Протопопова, сына бабки Саньки.
               Но чтоб понять, как он дошёл до такой жизни, следует отмотать лет так с десяток назад.

            Алёшка, шустрый хуторской парень, рано женившись на станичной казачке, ушёл в примаки к состоятельному тестю в станицу.
          Что об этом сказать, многие ему завидовали и поговаривали, что теперь живёт Алёшка припеваючи, катается как сыр в  масле, да плюхается, как вареник в жирной сметане.
         Оно и действительно так было по - первой, даже Алёшка этого не отрицал, а то, что его жена не красавица и слегка ряба на лицо, так с лица воды не пить, да и годком по старшего  его будет, если ему не соврали при сватовстве.
               Но зато,  какая фигуристая телом, просто загляденье одно, а голос до такой степени приятный, что запев любую песню запросто вмиг вышибает слезу.
               Алёшка оказался подстать ей в таких делах, в плане того, то с малых лет выделывал такие кренделя ногами, что залюбуешься, славный танцор одним словом.
         Да и с виду красавчик красавчиком, черноглазый да черноусый, к тому же обладал лёгкой походкой и весёлым нравом на зависть станичным казачкам, которые глядя на него, поговаривали меж собой:
             «И как этой корове пучеглазой достался такой резвый жеребчик».
       Жил себе Алёшка в радость себе и остальным, в положенное время одарили деда с бабкой внуком Сашкой.
          Алёшкин тесть  по натуре своей оказался строгим хозяином, любил чтоб всё выглядело самым наилучшим образом, сам всё делал по совести и с других требовал того же.
                Первое время Алёшка даже очень старался, выполнял все наказы тестя, работал, что тот вол, жилы рвал не жалел, а иначе нельзя было, отрабатывал так сказать свой кусок хлеба и тёплый угол с женой и сыном.
Ещё через год послал им господь дочку Любашу, живи да радуйся, что и делал Алёшка.
             Про кусок хлеба это конечно загнул я, на счёт хорошо поесть в их семействе было предостаточно, тут и спора нет, ели так сказать от пуза.
          Как говорили тогда, как человек ест, так и работать будет, так что,  Алёшка наедался, как тот кабан, до полного своего насыщения.
          А чтоб елось с аппетитом, тесть в обеденное время наливал по чарочке самогона собственного изготовления, графинчик с которым всегда стоял на столе.
             До спиртного Алёшка был равнодушен, видимо это сказалось ещё с его детских лет, когда обилие бродившего сусла с кисловатым запахом до неприятности щекотало ноздри, ведь этот противный запах браги ни когда не выветривался из их с матерью хаты.
               Так что чарочка самогона преподнесённая тестем выпивалась исключительно за компанию.

            Шло время и вроде бы ничего дурного не предвещали события, если бы его станичные дружки, те самые, которые били себя в грудь и с гордостью говорили:
                «Да мы ж казаки»,
       с издевкой подтрунивали над Алёшкой.
       Было бы кого слушать, голытьба голытьбой, вечно в облезлых шапках, драных штанах, да и ходили босиком с наступление тепла и до самых холодов, но при этом всегда в подпитии, таким так и хочется сказать:
                «Лучше бы себе сапоги купил, чем деньги на выпивку тратить».
         Но сапоги сапогам рознь, иные таких деньжищ стоят, что вам и не снилось, да и какие могут быть сапоги, когда на самую простую обувку средств не хватает.
           Вот эти самые дружки и подтрунивали над Алёшкой, говоря ему:
            -Эх Алёша, был ты мужиком им и останешься.
                -А то, что на тестя горбину гнёшь, то всё в пустую.
                -Наверное, мыслишки имеешь, что всё тебе с Натахой достанется?
                - Да вот кукиш вам с маслом, не видали?
                - Да и тесть твой здоров как боров, глядишь и тебя переживёт.
                -Ты ж Алёшка, как тот работник, работаешь за кусок хлеба да за крышу над головой, только с одной разницей, что твоя жёнка дочка тестя.
              - А так работник работником, у тебя даже наличности при себе не имеется, а был бы хозяином, так угостил бы водочкой.      
              -Жалко водочки, мы  и от винца не отказались бы.
                -А раз ни тем, ни другим угостить не можешь, давай хоть табачком пожалуешь.
                Подобные подковырки, как та ржа, медленно, но упорно разъедает душу, сказанные ему слова вроде бы как в насмешку, имеют одно поганое свойство, застревать занозой  в голове, нет – нет, да и вспомнятся при случае.
            А подобные случаи стали всё чаще и чаще повторятся и не понять сразу, то ли Алёшка стал с ленцой относиться к своим обязанностям по хозяйству, то ли тесть стал придираться по всякой мелочи.
          Как – то нёс он два ведра воды, чтоб напоить стельную корову, остальной скот гоняли на водопой, иначе воды не напасёшься, да и перешагнул через лежащие вилы на земле.
           Сами они упали или детвора играючи уронила, а может и того хуже, тесть подстроил, чтоб поглядеть, что с ними сделает примак.
          Алёшка как думает, буду возвращаться обратно, тогда и подниму, чего вёдра ставить в грязь, измажутся ведь.
             Но не успел он и двух шагов сделать, как его окликает тесть:
                -Чего, зенки совсем повылазили?
                -Трудно вилы поднять или спина переломится?
                - Видишь упали, так подними!
                -Нечего струменту валяться где попало.
     Да уж, этот самый инструмент, строго за него спрашивает тесть, как – то пилу оставил у база, к обеду позвали, чего её таскать туда – сюда, всё равно после обеда с ней работать.
         Так нет же, тесть давай выговаривать:
                - Ты где брал пилу? Под навесом?
                - Так вот будь добр туда её и занеси.
      Придирается одним словом по всякой мелочи, лишний гвоздь забил, первый согнулся, бывает, дерево акации с довольно прочной древесиной, чуток криво стукнул молотком и не пошёл гвоздь.
          Тесть тут как тут, давай нотацию читать:
                -У тебя чё, руки из одного места растут?
                -Уже гвоздь забить не можешь?
                - Да на такого транжиру гвоздей не напасёшься!
                -Согнулся гвоздь, выдерни.
                -Возьми, выровняй и снова забей.
                - Чего здесь трудного, та?
                - Вот послал же бог зятя, ничего сам сделать не может.
    Обидно, очень обидно, когда такое слышишь от своего тестя, дважды обиднее, когда он это выговаривает при внуках и жене.
            Скажите характер у него дурной?
                Да куда там, одним словом, куркуль.
         Правильно говорят уличные дружки, попьёт он ещё немало кровушки, было бы за что, не так обидно было бы.
          На улице поговаривают, да и сам Алёшка часто замечал, когда прибегает в гости ребятня Сашки или Кольки, сыновей тестя, то теща обязательно угощает их конфетам или пряниками, а его дети только с завистью на эти угощения поглядывают.
          Разве детям объяснишь, что они свои угощения раньше съели, да и тёща могла как – то поделить один пряник или конфетку на двоих, все ж приятней было всем.
            Вроде бы  гуртом веселее удовольствия получать, а так вроде как разделение на любимых и не очень.
         К одним с радостным приветствием, а на Алёшкиных только и слышно как покрикивают, туда не лезь, того не бери, под ногами не путайся.
           Или вот взять к примеру, нужно по делам отпроситься съездить к матери на хутор, тут уж такого выслушаешь, что проще у соседей подводу одолжить.
         Тесть начинает недовольно кряхтеть, напрягать мозги, тужась до красноты лица,  выдумывать всякого рода проблемы, что - то неисправное искать или указывает, что это следует срочно починить, а то и вовсе идёт в отказ, ссылаясь на усталость лошадей.
             И только напоминание, что мать обещала дать пару мешков зерна, может смягчить чёрствое сердце тестя.
          Чего стоят одни сборы съездить на хутор, выслушаешь столько, что отпадает всякая охота туда ехать.
            И только то, что всё же таки удалось уговорить тестя, в другой раз может и не дать лошадей, выезжаешь с намерением  помочь матери.
         Даже вслед слышишь, чтоб лошадей особо не утруждал, берёг бричку и долго не задерживался, своих работ хватает.
         Детвора с радостью едет на хутор к бабушке, знают, что им там очень рады, бабуля расстарается, угостить пирожками и побалует конфетами.
           Там им намного вольнее, ни каких тебе ограничений, делай что пожелаешь, ни кто зря не окликнет грубым словом.
         Всегда возвращались из хутора в приподнятом настроении, и только подъезжая к своему двору, становилось как – то тягостно на душе, детвора примолкала, жена грустнела, а сам Алёшка  чувствовал себя в чём – то виноватым.
           Встречать выходил тесть, внимательно оглядывая лошадей, сбрую, саму бричку, после чего спрашивал:
                -Ну чё привёз?
            А чего можно было привезти с хутора: ячменя, овса или же пшенички, которую мать выменивала на выпивку.
          Угодить тестю, что пальцем в небо попасть, скажешь, что привёз ячмень, недовольно скривит морду, овса для лошадей, также проявит недовольство, если пшеница, то тоже не особо пришлась  ко двору.
          Если в бричке солома, скажет, мог и сенца подбросить, если сена положил, то опять не так, мог и побольше положить, а не только под зад детворе.
             Одним словом не жизнь настала у Алёшки, а одно мучение.
          Ладно бы, тесть проявляет недовольство, строит из себя грозного хозяина, так и тёща туда же, то ей это  не так, то это не эдак.
           А последнее время то и дело глядит, как Алёшка за столом наяривает за две щеки, прямо не говорит, но по всему виду понятно, что проявляет недовольство, мол не в коня корм.
           Как – то пожаловалась тёща своей дочке, чтоб та с Алёшкой поговорила на счёт того, что он дескать ко всему с ленцой подходит, а если и делает, так за ним пригляд нужен, а то и того хуже, переделывать приходится.
            Кому скажите, понравится такое неуважительное отношение к себе, когда человек старается, трудится, что есть сил, а ему высказывают, что этого мало, так ещё и куском хлеба попрекают.
           Куда смотрели, когда за него дочку сватали?
                Забыли? Тогда рады были хоть за кого замуж отдать, сроки поджимали, могла ведь и в девках засидеться, а тут Алёшка подвернулся, хуторской парень.
          Отдали за него, так ещё и приняли к себе, а Алёшка на этом не настаивал, чего теперь – то недовольства высказывать.
          Видно почувствовали старики, что зятёк из под их влияния выворачивается, вот и затянули нудную песню, как говорят в народе, не мытьём, так катанием уладим.