Матери, матери...

Сегодня день воспоминания о матери. Сначала пост прочитала о жизни моей землячки. А потом в скайпе люди после тренинга делились проблемами отношений с матерями. И так меня задело за сердце, что я захотела про свою маму вспомнить. Сама-то я уже бабушка и родителей моих давно уж земля приняла. Мама умерла больше двадцати лет назад, а сердце-то помнит ее. Обид было много в детстве и в юности и во взрослой жизни. Она не думала, что увидит меня взрослой. Родила меня поздно по тем временам, в сорок два года и по возрасту была мне скорее бабушкой.
Родилась она в Вологодской губернии в семнадцатом году, в год революционного переворота, когда жизнь всей страны воистину перевернулась. Для всех.
Шестой ребенок в семье, Зоя. А через полгода отец ее, Константин, утонул. И осталась ее мать, Авдотья (Евдокия Максимовна), с шестью детьми одна, в доме пятистенке с железной крышей (признак достатка) и хозяйством большим. Три лошади, две коровы и земли, на которых выращивали хлеб. Хорошо, что старшие сыновья уже помогали. Авдотья была женщиной милосердной, подкармливала сирот. Своих детей воспитывала в строгости и трудолюбии. С малых лет все дети при деле были. Пришло время раскулачивания, и семейство Соколовых было записано в кулаки. Вот тут-то и вступился за них парень, которого когда-то Авдотья подкармливала. Взял под свою ответственность на поруки. Не выселили из дома, не отправили в ссылку на Соловки, но землю и скотину отобрали, в колхоз перевели. Дети коров и лошадей жалели, хлебушком угощали, когда их мимо родного дома гнали, слезы им утирали.
Когда Зоя подросла, ее в семилетнем возрасте отдали в няньки, ухаживать за младенцем. «Я с семи лет по чужим людям» - говаривала мама. Даже представить невозможно, как ребенок семилетний управлялся с малым дитём. Тяжело. А тут еще, хозяйский кот повадился сметану есть, а Зою хозяева обвиняли и колотили нещадно за воровство. Но, мать моя уже в детстве отчаянная была, за себя постоять могла. Кота этого она извела, прибила где-то и обвинения с нее были сняты, сметана была на месте.
В школу она ходила мало, три класса закончила, читать да писать научилась и ладно. В хозяйстве дел не меряно, каждые руки на вес золота. А тут еще старшая сестра Иллария заболела смертельно. Задыхалась и отекала. Болезнь эту в народе водянкой называли. Умерла рано, молодой девкой.
Старшие братья погибли на войне: Александр в гражданскую, Акиндин – на Русско-Финской. Остался только Сергей из братьев, он погиб в Великую отечественную, и старшая сестра Валентина.
Мать мою, Зою, сосватали замуж, да она сбежала из деревни. Добралась до Архангельска и осталась жить у тетки. Та ее приютила. Тетка была пьющая, а мама дом держала в чистоте, готовила, да за теткой ухаживала. Без работы не сидела никогда. Замуж вышла за матроса, папу моего, Кузьму Евстафьевича Котцова. Тоже из деревни рыбацкой с берега Белого моря, из многодетной семьи. Папа получил плотницкое образование и ходил в дальние плавания, мужчиной был видным с красивыми голубыми, как небо, глазами.
Дали ему комнату от морфлота, где они и начали семейную жизнь. А в сорок первом, когда мама носила под сердцем своего первенца, началась война. Папу забрали в Северную военную флотилию. А мама пошла работать санитаркой в госпиталь. Закончила курсы «роковских» медсестер от Красного Креста и стала операционной сестрой. Ребенка родила, сына, да умер он от дизентерии во время войны, в эвакуации. Детские учреждения эвакуировали из Архангельска, город был прифронтовым. В Архангельский порт приходили суда из Америки и Англии с оружием, военной техникой и самолетами. Бомбежки, голод, госпитали, переполненные ранеными, иностранные суда, которые шли под охраной наших кораблей – конвоев, где и служил мой отец.
Война закончилась, и мама родила дочку в сорок пятом.
Послевоенные, голодные, страшные годы. Как выстояли, как детей поднимали? Что могли детям дать? Какое воспитание? Хоть бы прокормить.
Мама устроилась плавать на маленьких кораблях по реке буфетчицей, прачкой, уборщицей. Хоть кем, лишь бы заработать на хлеб. Дочку оставляла с соседями, со знакомыми, тогда все друг другу помогали. Иногда и одну, когда постарше стала, школьницей.
Отца посадили за растрату, он был боцманом после войны, материально-ответственным. Украли на судне масло, его и осудили. На самом деле, масло это поделили на всех, в голодные семьи унесли. Но, главное наказание он понес. Маме приказали покинуть комнату в 24 часа, комната была дана отцу от Морфлота и она побежала устраиваться на корабль в каботажное плавание. Успела, комнату оставили. Такие времена. Отец вышел из тюрьмы с открытой формой туберкулеза. Мама была влюблена тогда в молодого военного, но выбрала остаться с больным отцом. Да собственно и выбора-то не было, ее обязали обеспечить уход за туберкулезным больным. Молодой военный вскоре погиб.
Мама его, видимо, любила, потому как хранила все его письма и подарок – зеркало!
Закончились тяжелые времена, жизнь налаживалась. Государство собирало в помощь восстановления народного хозяйства с народа деньги в обмен на облигации государственного займа, которые обналичены были чуть ли не в семидесятые годы.
Я родилась в 1958 году. Маме было уже сорок два. Ради меня, она устроилась в детский сад кочегаром. Так я была принята в богатый ведомственный садик.
Как родители воспитывали нас, детей? Никак. Такого понятия, как воспитание детей, не существовало. Был выражен материнский инстинкт, единственный, который достался нам от наших первобытных предков. Этот инстинкт говорил об одном: уберечь ребенка от гибели, согреть и прокормить его.
Это сейчас мы знаем, что ребенка надо учить, читать ему книжки, развлекать и показывать новые места, знакомить с историей, литературой, музыкой, что надо ребенку показывать свою любовь и ласку, беречь его душу от переживаний. Все это приоткрылось нам в начале двухтысячных, когда на горизонте замаячили элементы психологии, стала появляться литература, о которой даже мы, врачи, не слыхали.
В те самые времена у меня уже были свои дети. Дочери, родившиеся в восьмидесятых. Старшую дочь я воспитывала, как меня воспитывала мама. По типу: мать сказала, дочь исполнила, иначе наказание. Хвалить нельзя, баловать опасно! И только после тридцати я начала ощущать, незнакомое для меня, чувство материнской любви вместо материнского инстинкта. Только после сорока я начала воспитывать себя и открывать психологию. Шаг за шагом, удивляясь разнообразию человеческих характеров.
Конечно, как все дети, мы хотели родительской любви, ласки, игрушек, мы хотели понимания и поддержки, мы хотели, чтобы родители нас хвалили и гордились нашими успехами. А они любили, гордились, но молча!
Наше поколение выросло у родителей, которые сами выживали, как умели в атмосфере исторических катаклизмов, отсутствия образования и патриархальных традиций своих родителей. Они не умели выражать свои чувства, даже, если умели их переживать. Тяжелая социальная атмосфера, основанная на страхе наказания за любой проступок, тотальное подавление гражданских прав в тридцатые годы, война. 
В чем мы можем их обвинять? Да мы нашим родителям обязаны жизнью и всеми возможностями, которые нам дало уже другое по форме государство. Вот кто нас воспитывал. Школа. Мы смогли получить бесплатное образование, получить важные профессии, приобщиться к мировой КУЛЬТУРЕ: классической литературе, живописи и музыке, наше поколение прошло огромный путь от стиральной доски до компьютеризации всей страны.
А главное, МЫ НАУЧИЛИСЬ БЫТЬ ХОРОШИМИ МАМАМИ!
Не сразу, не все, как смогли. Не судите нас строго наши любимые дети! Простите нас за неумение, за ошибки и дай вам бог стать хорошими родителями нашим внукам!