Усталость Городок провинциальный

 Городок провинциальный

Пара замечательных строк из «Шахнаме» появилась у меня вовсе не для того, чтобы обозначить присутствие нечистой силы или её грядущего появления. Нет.
Берясь о писать прожитом,  не надо  и пытаться делать это от себя лично. Ничего не получится. Ещё никому не удалось написать о себе полную правду или хотя бы её большую часть. Не дано: отчасти потому, что мы сами её не знаем до конца. И потом: все скелеты должны оставаться в своих шкафах, иначе автор будет выглядеть то ли недотепой, то ли вообще идиотом.  Всё равно должен присутствовать некий герой, который «здесь и не здесь».
Кстати: и в самих стихах Фирдоуси,  не дано определить, где доля автора, а где переводчика. Отбывшие за границу на ПМЖ (не по своей воле) наши литераторы сделали открытие: зарубежная литература была бы не так хороша, если бы не творческий вклад наших переводчиков.
Не мудрено: кто, простите, из цензоров мог их проконтролировать?
Итак, провинция. Районный центр – до десяти тысяч жителей  - город Костюковичи, моя историческая родина, мирно расположился на задворках страны, называвшейся тогда Белорусской ССР. В свою очередь она была союзной республикой необъятного СССР. С крахом Союза наша страна поспешила переименовать себя в Республику Беларусь. К любому упоминанию о БССР местная интеллигенция относится болезненно. Объяснить это, боюсь, я не смогу. Поговорка «Кто старое помянет, тому глаз вон», как известно, имеет исчерпывающее продолжение: «А кто забудет – тому оба».
В принципе, каждый человек умнеет постепенно – возможно и мне будет дано это понять.
Итак, я уроженец двойной провинции.
Надо заметить, что все небольшие городки имели тогда единый запах – пыли от грунтовых дорог.  Он менялся только после дождя. Сейчас этого запаха уже нет – асфальт свел.
Эти маленькие города практически все были одноэтажными и деревянными. Кирпичных зданий было вообще мало: спиртзавод, банк (постройка 1903г., идеальная  кладка из красного кирпича на известковом растворе), хлебозавод, райком партии, конечно, местный промкомбинат, молокозавод, кирпичный завод.  Наверно все райцентры республики имели такой, минимальный набор предприятий – надо же было чем-то занимать людей и платить им зарплату. Больницы  и торговые точки были деревянными.
Торговали магазины и киоски простым набором продуктов и добротным ассортиментом спиртных напитков. Главенствовала водка, но не редкостью был, к примеру, знаменитый венгерский «Токай» или хорошие балканские вина. 
Вот только пьянства, встречающегося сейчас в каждом столичном дворе, было совсем – совсем немного. Кажется, только один раз в детстве я видел сильно пьяных мужиков – трудяг, преодолевавших качку под «Раскинулось море широко». Трудяги пили, как ныне говорится, без фанатизма, для порядка и снятия напряжения, что ли.
Все они одевались одинаково в серую, хлопчатобумажную одежду – иной в продаже не было. На весь город были три штатных алкоголика: два Михаила – Мишки и один Тимох. Все – жертвы контузий, не лишившихся мозгов окончательно. Зарабатывали дровами: пилили, кололи, складывали в сараи. Как-то они справлялись за пару - тройку дней с машиной дров самостоятельно. Хозяйки их добросовестно кормили, после окончания работы рассчитывались по уговору. Вот тут они могли себе позволить: выпивали за один присест малую бутылку водки – четвертушку – прямо из горла и без всякой закуски. Приходили в хорошее настроение и что-то напевали под нос. Да – популярной закуской всех выпивающих после работы была печень трески - самые дешевые консервы тех времен. Пили близ магазинов; из общественных питейных заведений помню деревянный пивной павильон «Голубой Дунай». Пиво продавалось в разлив и поглощалось стоя. Под разговоры, естественно, обильно пересыпанные матом. 
Железнодорожная станция Коммунары, расположившаяся в километре от города, была построена в 1918 году. Удивительно: страна погружалась в хаос гражданской войны, а в Костюковичах строились вокзал, платформа, водокачка. Поезда шли в Оршу, Унечу, Донецк. Паровозы, тянущие составы по расписанию в клубах пара, напоминают нынче добрых волшебников с седыми бородами из сказок Андерсена и братьев Гримм.
Плохо было с автобусами – появились нескоро, маленькие и неуютные. Народу набивалось в них под завязку, поскольку путешествовали с детьми и багажом. В окрестные деревни и села добирались на грузовых машинах, оборудованных в лучшем случае деревянными лавками. Водители сами руководили погрузкой, подсаживая женщин и ребят. Многие стояли, глотая дорожную пыль. Молодые парни приезжали в город на велосипедах. Люди обстоятельные запрягали лошадей, стелили сено и двигались с известным комфортом. Пробовал, знаю. Оправлялся конь на ходу, что никак не мешало движению.
Ни первая, ни вторая война не нанесли городу серьезных разрушений и пожаров. Но вспоминать их не любили, поэтому душераздирающих воспоминаний о них я и не помню. Простые воспоминания – у всех друзей что-то было спрятано в тайниках: парашютные круглые коробки, трехгранные штыки, каски и даже пистолеты.