В одной из лесопосадок
При том, что погода могла быть не ветреной и воздух мог быть застоявшимся, в быстро движущемся полувагоне всегда завывало нечто невидимое: ти-та-та, ти-та-та, ти-та-та!..
От кого и куда бежал Бер ответить определённо невозможно. Скорее всего, что он не знал от кого, и не знал куда. Вполне может быть, что Бер забрался в этот полувагон, чтобы убежать от самого себя. И нет ничего странного в этом его поступке. Ведь и куда более разумные люди и даже великие пытались убежать от самих себя – Лев Николаевич Толстой, к примеру. Но не станем перегибать палку – нашли кого с кем сравнивать: какого-то никому неизвестного Бера с великим писателем.
Очнулся Бер от своего дремотного состояния потому, что от перестука к перестуку ритмическая длительность ударных моментов заметно изменилась – ти-та-та, ти-та, ти, т…
Тессс – завизжали тормозные колодки – состав апоплексически дернулся и остановился. Бер ухватился нельцами за бортовую кромку. Подтянувшись, он увидел малолюдный железнодорожный разъезд и путевого обходчика, идущего вдоль состава. Если бы Бера заметили, то могли бы вызвать линейную милицию. Бер притаился и с облегчением вздохнул, когда состав со скрипом тронулся с места.
Но что это?
На противоположном торце полувагона Бер заметил вцепившегося в борт человека. И буквально через минуту с ним рядом оказался попутчик с тряпичного вида рюкзаком за плечами.
Оба сидели рядом, прижимаясь спинами к доскам полувагона. Попутчик назвал себя Ургом.
– Ург! – подумал Бер, – с таким именем я еще не сталкивался.
На одной из промежуточных станций оба, не сговариваясь, покинули полувагон.
За железнодорожной насыпью просматривался небольшой поселок, и они направились к нему. На краю посёлка им попалась хлебопекарня, в которой работали в основном женщины. Пахло хлебом. Бер попросил у одной из молодух буханку хлеба. Внешний вид Бера и Урга говорил сам за себя – обветренные лица, покрасневшие от недосыпания глаза.
Две буханки хлеба – это, словно дарованное Богом спасение. Молодуха и остальные женщины смотрели на Бера и на Урга, уплетающих за обе щёки свежевыпеченный хлеб, с любопытствующим состраданием, но ни о чём расспрашивать не стали – откуда, куда, кто такие и зачем – праздное любопытство в таких случаях не уместно.
Две буханки хлеба были тут же съедены до крошки и запиты водой из-под уличного крана. Но задерживаться в поселке, где все друг друга знают, было бы, как выразился Ург, «не в жилу» и они двинулись к видневшимся вдалеке лесопосадкам. Летний сезон перевалил за середину июля и даже в ночное время духота не спадала. Сгущались сумерки. Бер и Ург в одной из лесопосадок увидели просвет и дымок от разожжённого костерка, возле которого суетилась женщина, подбрасывая в разгорающийся огонёк сухие ветки. Бер и Ург, раздвигая густые заросли лесопосадки, приблизились к костерку и, чтобы не испугать, казавшуюся призраком женщину, Ург подставил ко рту кулак и тихонько кашлянул. Женщина тут же встрепенулась.
– Кто это? – спросила она испуганно.
– Извините за непрошенное вторжение, – сказал Ург миролюбиво. – Позвольте присоединиться, – добавил он и, подтолкнув Бера к потрескивающему в огне сушняку, уточнил, – нас двое!..
– Меня зовут Эличка, - сказала женщина. Под костерком в тлеющей зольной выемке стоял небольшой котелок с водой. Сбоку вблизи костра на толстой ветке висел миниатюрной ёмкости бидончик с винтовой крышечкой. Очевидно, воду Эличка носила в этом бидончике с собой. Развязав небольшой рюкзачок, она, раскрыв его чуть более, чем на величину ладони и, скупо выдавливая слова, произнесла, – сухари, ничего другого предложить не могу.
Стояла тихая звёздная ночь, Комары до тех пор, пока костер дымился и потрескивал, собеседникам не докучали, но усталость взяла своё. Ург и Эличка уединились в ближайших кустах. Оттуда доносился невнятный шёпот, звучание поцелуев, похотливое хихиканье и повизгивание.
А Бер, глядя на звёзды слипающимися от усталости глазами, думал о своих родителях – об отце, о матери. Они не знали, что случилось с их сыном. Бер тоже не мог объяснить своё бегство. Отец Бера настоял в милиции на всесоюзном розыске. И Бер в одном из районов Казахстана был задержан и передан отцу из рук в руки.
Но время двигалось, устремляясь необратимо вперёд. И, когда постаревший и смертельно больной отец со слезами на глазах спросил о необъяснимой причине бегства Бера из дому, Беру ничего, кроме реминисценции из Максима Горького, в голову не пришло и он сказал своему умирающему отцу: «Это были мои университеты!».
20.03.2020
Свидетельство о публикации №220032002002