Марта Присби

Лукавая улыбка Ольги и озорной блеск в изумрудных глазах — зрелище увлекательное. Красивые лица часто действуют гипнотически, будто обволакивают разум неведомой тайной. Но всё это — иллюзия. Оценка внешности возникает мгновенно, словно по накатанному алгоритму. Подобные методы удалось воспроизвести даже искусственному интеллекту.

Но искать глубокие смыслы в выражении лица — обманчивое занятие. Скорее это игра воображения, чем источник реальной информации. Сознание просто прокручивает знакомый диафильм…

Страшно, если где-то придумали технологии, меняющие алгоритм восприятия. Что случится с человеком, если кадры на внутренних «диафильмах» поплывут? В это трудно поверить… пока не узнаешь определённые факты.

Мы с Ольгой — волонтёры, часть неформального альянса, занятого поиском пропавших без вести. К сожалению, таких всё больше. Куда они исчезают? Теорий — море. Самая безумная, пожалуй, — похищения ради испытаний особого рода аппаратуры…

Недавно мы получили письмо от доктора Ривза, психиатра на пенсии. Он рассказывал об исчезновении своего друга — русского физика по имени Алексей Светковский. Тот считался подающим большие надежды учёным и последние полгода жил затворником в загородной резиденции Ривза — в глухом уголке Нью-Джерси.

Незадолго до исчезновения Алексей написал странное, сбивчивое письмо. Доктор Ривз любезно переправил нам страничку из этого послания. Вот, что писал Алексей:

«Обычно она приходит ночью, дополняя мрачный сюрреализм моих кошмаров.

Существует ли она на самом деле? Не уверен. Проникнуть в дом непросто: я проверяю замки, задвигаю щеколды на окнах, включаю сигнализацию. Но всё напрасно — она появляется снова и снова.

Во тьме видные ее блестящие черные глаза. В них отражается голубоватый свет от экрана будильника. На ней старомодная ночная рубашка, босые ноги ступают по полу беззвучно. Иногда она садится рядом, на край кровати, и замирает, будто в раздумье. В её взгляде — странная смесь неприязни и удивления. Как будто я — чужой и занял её место.

С каждым разом её появление затягивает меня глубже в липкую, вязкую трясину страха.

Чтобы не сойти с ума, я приказываю себе дышать ровно. Аутотренинг помогает — часть внимания отделяется от волн паники, наблюдает со стороны за рябью сознания.

Может, видение — побочный эффект снотворного? Но почему тогда призрак возвращается с таким упрямством? Почему всё происходит по одному и тому же сценарию? И откуда берутся эти фиолетовые вспышки за окном?

Она мучает меня уже месяц. И с каждым разом ведёт себя всё смелее. Теперь она хозяйничает в доме.

Недавно она попыталась принять душ. Зашла в кабину, скинула ночнушку. Я разглядывал ее с болезненным, тягостным любопытством. Двигалась она неловко, как будто слепая. Терла тело сухой губкой, гладила лицо, поправляла длинные каштановые волосы… Но воду так и не включила.

С вожделением я разглядывал её кожу, тяжёлую низкую грудь… и вдруг понял: это прыжок на забытую тропику прошлого. Кто знает, должно быть у меня была жена, мы жили вместе, под одной крышей…

В последнюю ночь она забралась ко мне под одеяло, обжигающие руки скользнули по спине, сухи раскалённые губы коснулись шеи… Она произнесла странную фразу: «Выберись из мглы, назови код, милый!» Эти слова заставили поверить, что происходящее — лишь сон. Я ощутил индульгенцию, безнаказанность, открывалась дверь в запретное…

Оправданий искать поздно. Да и, если честно, не собираюсь, увольте. Что произошло той ночью — останется на моей совести…»


***

Искренность письма не вызывала сомнений, первым делом мы решили навестить доктора Ривза. Он жил в Бруклине, в просторном кирпичном доме. Видно было, что этот человек ценит комфорт: интерьер — элегантный, на стенах — работы современных художников, не без аляповатости, но с претензией на высокое искусство.

Мы устроились в гостиной у камина, облицованного зелёной перламутровой плиткой в английском стиле.

Ольга вела разговор осторожно, шаг за шагом подбираясь к интересующим нас деталям. Доктор оказался тонким, наблюдательным человеком — впрочем, другого от психиатра и не ждешь. Он хорошо знал Алексея и ни на миг не сомневался в его психическом здоровье.

— Думаю, вам стоит узнать побольше о некой Марте, — сказал он, закуривая сигару. — На склоне горы Призрака есть старый дом. Когда-то там жила семья Присби.

Он рассказал старую историю, свидетелем которой стал, работая врачом в Нью-Джерси.

Много лет назад Дональд Присби, владелец сети автозаправок, женился на молодой женщине по имени Марта. Та быстро заскучала в глуши — в её взгляде читалась тоска, сдержанные желания, ощущение ненужности. Брак с пожилым, угрюмым мужем оказался для неё ловушкой.

Когда Марта встретила Мэтью Ривза — младшего брата доктора, только что окончившего колледж, — всё завертелось стремительно. Они пытались скрыть связь, но безуспешно. Дональд всё узнал. Разразился скандал. Мэтью уехал — теперь он стал инженером где-то в Филадельфии. Марта осталась.

С тех пор её почти не видели в городе.

Ходили слухи: будто Дональд запер её в доме, ревновал, угнетал, даже поднимал на нее руку. У девушки появились тревожные признаки биполярного расстройства. Иногда Марта словно впадала в детство, говорила о прошлом, будто оно случилось вчера. Могла вдруг появиться у соседей, как будто искала путь в дом.

— Остался один вопрос, — сказал доктор. — С кем она теперь живёт? Поговаривали, у неё есть сводная сестра — Дженнифер. Актриса из Бруклина…

Мы поблагодарили Артура Ривза. Впереди была поездка в тот самый загородный дом. Нам нужно было узнать больше о Марте. И найти следы Алексея.


***

Вилла доктора Ривза, старинное строение с множеством окон и каминных труб, пряталось среди деревьев у самого берега лесного озера. По другую сторону водной глади, на склонах холмов, расположились еще несколько усадеб. Чуть поодаль, в четверти мили, у шоссе сиротливо стояла церковь, больше напоминавшая амбар — без креста, с облупленным фасадом и колючими зарослями, подступавшими вплотную к стенам. Серые надгробия с именами некогда известных в округе добропорядочных граждан, раскиданные в густой траве, навевали грусть.

Фасад дома Ривза порос мхом и лишайниками, краска шелушилась, а по крыше сновали белки, ловко перепрыгивающие с конька на скрюченные ветви вязов.

Поздняя осень придала этим местам сказочное очарование. Воздух был густым, как ароматное вино, — смесь запахов прелой листвы, свежей влаги озера. Стояла сонливая тишина, нарушаемая лишь глухим постукиванием дятла. По тонкому льду озера у берега важно вышагивали жирные гуси. В зарослях бродили олени, меняющие окрас с рыжего на коричневато-серый.

Мы обошли строение по периметру, внимательно осматривая двери и окна. Нашли пару уязвимых мест: неплотно запертые ворота гаража и неисправную стеклянную дверь, ведущую на веранду. Под самым карнизом крыши оторвалась вентиляционная решетка, за которой, скорее всего, прятались еноты — эти разбойники не упустят свой шанс.

Через гараж мы легко проникли внутрь. Старая «хонда» Алексея по-прежнему стояла внутри — это настораживало. Гостиная была уставлена тяжёлой, немного архаичной дубовой мебелью, камин хранил в себе запах гари, а голубой ковролин поглощал шаги. Кухня сохраняла стиль восьмидесятых — громадный, гудящий холодильник, массивная плита и ореховый буфет.

В спальне везде валялись черновики научных статей. Среди них выделялись удивительные рисунки животных. Каждый персонаж носил имя: сурок, греющийся на камне, звался месье Шарль — он походил на французского буржуа. Гусь, откормленный и важный, был назван Антоном. А хитрый койот с внимательным человеческим взглядом — Маратом, будто революционер.

Характер Алексея всё яснее вырисовывался в моем воображении. Но настоящее озарение пришло, когда я нашёл его блокнот на трюмо. Несколько страниц были испещрены перечёркнутыми кодами. Может, он пытался восстановить забытый пароль? Потом шла эмоциональная заметка:

«По статистике, только два процента людей обладают творческим умом. Все остальные — мутная масса, в пустоту бытия которой трудно поверить. Мерцающее сознание обывателя забито телевизионной бурдой и жвачкой соцсетей. Ничего своего. Ни единого проблеска оригинальной мысли. Даже штампы, выученные на зубок в школе, обыватель воспроизводит с ошибками, как сломанный диктофон.

А в самой глубине этой нелепой, грубой конструкции прячется внутренний ребёнок. Испуганный, измученный требующий внимания…»


***

Пока не зашло солнце, мы решили навестить соседей, хасидскую семью, живущую в полумиле вдоль шоссе. Хасиды встретили нас с неподдельной теплотой. Изможденная женщина в черных одеждах появилась на звук дверного звонка, но, испугавшись незнакомых людей, она скрылась в доме.

Вышел патриарх семьи, приветливый старик, одетый в черные брюки, белую рубашку и традиционную ермолку. Нас угостили лимонадом и свежеиспеченными булочками. Глава семьи носил русское имя, он эмигрировал из Сибири в возрасте четырех лет. Его семья, как он выразился, «с огромным трудом вырвалась из кровавых лап коммунистов» в самом начале репрессий тридцать седьмого года.

Речь главы семьи была размеренной, с отчетливым еврейским акцентом. Он, конечно, не знал Алексея, но помнил Марту Присби, хотя и считал, что та скончалась лет десять назад.

— Привлекательная женщина, но немного сумасшедшая, — пробормотал старик, отводя взгляд в явном смущении.

Попрощавшись, мы направились к старому дому на другом берегу озера. Дорога шла через мост, который выгибался над бурным горным потоком. Озеро блестело в лучах заходящего солнца, увядающая листва на деревьях горела пурпуром и охрой.

Дом оказался заброшенным. Под окнами стая падальщиков устроила пиршество у тела мертвого оленя. Сломанная боковая дверь вела в гостиную с темными, покрытыми плесенью стенами. На полу валялись кучи гниющего тряпья, куски рубероида и пустые пивные банки.

Мы зашли в дальние комнаты — на стене маленькой южной спальни висела пожелтевшая фотография — две женские фигуры в купальниках и соломенных шляпах. Скорее всего, эти женщины были Мартой и Дженнифер, сводными сестрами, чьи судьбы тесно переплетались. Черты лица Марты выглядели резкими, строгими, они контрастировали живой мимикой лица Дженнифер.


***

На закате мы ввернулись в дом, перекусили сэндвичами. Мне удалось вздремнуть на кровати Алексея, а Ольга уснула еще раньше меня — в кресле, с книгой в руках. Меня разбудило ощущение неминуемой опасности. Показалось, что за окном собирается гроза и сверкают странные фиолетовые молнии.

Ольга уже стояла у окна, вглядываясь в шевелящиеся на ветру деревья, залитые серебристым сиянием полной луны. Бледно-голубой отсвет дисплея будильника отражался в ее глазах. Часы показывали половину четвертого, до рассвета оставалось примерно два часа. Не проронив ни слова, мы с Ольгой собрали свои вещи и отправились на улицу.

Раздвижная дверь гаража была приоткрыта, хотя мы ее закрывали за собой. Неподалеку от дома, у мусорного бака, стоял койот, его серый бок освещался сиянием луны. Острые уши торчали в напряжении. Но наше внимание привлекла совсем другая фигура — из-за дерева, словно призрак, появилась женщина в ночной рубашке. Она зашагала босиком вдоль шоссе к церкви. На вид ей было около сорока — строгое, бледное лицо, выраженные скулы.

Мои чувства резко обострились, я различил пар, вырывающийся струйкой из губ женщины. Мы с Ольгой постарались не отставать. У церковного кладбища нас ожидал еще один сюрприз. Черный фургон «Шевроле» с тонированными стеклами стоял на небольшой парковке.

— В машине кто-то есть, и они пристально наблюдают за нами, — прошептала Ольга, ее слова совпали с моими ощущениями.

От зловещего фургона словно исходила угроза. В окнах церкви, прикрытых ставнями блеснул огонек. Женщина-призрак подошла к порогу церкви, приоткрыла дверь и тихо проскользнула внутрь. Мы с Ольгой остановились как вкопанные, решив выждать снаружи.

Прошло около пяти минут, прежде чем наша таинственная леди появилась снова в дверях. На ее лице я прочитал необъяснимое разочарование. Выждав мгновение у дверей, она быстро исчезла в кустарнике.

Мы бросились за ней, но, пройдя два ярда среди колючих зарослей, рвущих одежду, вынуждены были сбавить шаг. Под ногами попадались камни и коряги. В свете фонариков мы едва различили тропинку, но время неумолимо ускользало. К моменту, когда мы вышли из чащи, ночная дама уже стояла на ветхом рыбацком мостике.

Она сбросила с себя ночную рубашку, подставив кожу под серебряные лучи луны. Еще минута и стройное тело соскользнуло в глубину озера, легко пробив тонкий лед.


***

Наши суетливые действия, к сожалению, не дали никакого эффекта. Сначала мы побежали на илистый берег, соскальзывая под уклон, пачкая одежду в грязи. Попытка подняться на деревянный мостик кончилась плохо — прогнившая конструкция рухнула под моим весом, я очутился по пояс в ледяной воде.

Всего в нескольких метрах от берега начиналась бездонная глубина. Нырять я не стал, и мы с Ольгой по телефону вызвали помощь. Полиция прибыла всего через пять минут. Крепкий, складно сложенный сержант, одетый в черную форму с позолоченным значком, внимательно выслушал наш рассказ.

Мы попытались передать ключевые детали: припаркованный черный фургон, его последующее исчезновение; свет, исходящий из окон церкви, койот у дома и наша ночная леди.

— Вы уверены, что она прыгнула? — спросил сержант.

Очевидно, он не поверил в странную историю, даже предупредил о последствиях дачи ложных показаний. Но все же прибыла спасательная команда. Завыли сирены, примчались еще две полицейские машины и парамедики.

Внутри церкви нашли только остатки старой мебели и огрызок свечи на подоконнике. Возле сломанного рыбацкого мостика лежала шелковая ночная рубашка и остались отпечатки женских ног.

Постепенно наши показания завоевали доверие полиции. Когда рассвет осветил окрестности, мы уже повторяли рассказ прибывшим на место детективам полиции штата. Несмотря на долгие поиски, водолазы ничего не нашли на дне озера.

Предположение, что утонувшая женщина носила имя Марта Присби, не подтвердилось. Старший детектив навел справки, потом привел нас к могиле рядом с церковной оградой, указал на надгробие. Надпись на нем гласила: «Марта Присби, 1971–2010».

Мы оставили в доме записку на случай возвращения Алексея и вернулись в город.


***

Два месяца спустя свирепая метель накрыла долину Гудзона и побережье. Жители пытались выбраться из своих домов, используя снегоуборщики и лопаты. Плотный, сильный снегопад сделал дороги непроходимыми, что привело к бесконечным заторам на дорогах.

Алексей по-прежнему числился пропавшим. Доктор Ривз скончался от внезапного сердечного приступа. В полиции считали, что его смерть объясняется естественными причинами, а мы с Ольгой не хотели верить в такого рода совпадения.

Однажды мы обедали в небольшом ресторане на Пятой авеню. Мой взгляд остановился на дальнем столике, где две женщины разговаривали с официантом. Несмотря на то, что первая из них сидела ко мне спиной, я смог уловить ее сходство с Мартой Присби — высокий рост, длинные вьющиеся волосы каштанового цвета.

Вторая женщина за тем столиком была смуглой, стриженой почти наголо, с широким ртом и неприятной нагловатой улыбкой. Ольга, быстро разобравшись в ситуации, направилась в уборную, чтобы по пути получше рассмотреть женщин.

— Нет, это не Марта, — сказала Ольга, вернувшись, — Эта дама минимум на десять лет моложе. Никаких морщин на шее я не заметила, у той ночной леди они были.

Пока Ольга делилась впечатлениями, мой взгляд был прикован к окну. На парковке у ресторана стоял знакомый нам черный фургон «Шевроле».


***

Номер «Шевроле» мы передали в полицию, пользуюсь обширными связями руководства нашей ассоциации. Машину вскоре отследили по уличным камерам. Адрес, где припарковался автомобиль, поразил нас с Ольгой — это был дом покойного доктора Ривза.

Мы взяли такси и незамедлительно отправились туда. Пока доехали, темнота окутала город. Фургон все еще стоял у дома. Меня охватило чувство, как будто кто-то внутри машины рассматривал нас через тонированные стекла. Преодолев страх, мы с Ольгой поднялись по ступенькам и позвонили в дверь, но ответа не последовало. Дверь была не заперта. Мы с Ольгой осторожно шагнули в тускло освещенную гостиную.

Жилище доктора преобразилось со времени нашего предыдущего визита. Мебель вывезли, светильники, зеркала и картины убрали со стен. Когда владелец умирает, недвижимость обычно выставляют на продажу — либо наследники, либо управляющий. В таких случаях делается ремонт, хотя по отношению к уютному убежищу Ривза это казалось излишним. Все же мы заметили следы малярных и отделочных работ — пленка, расстеленная на полу, мешки шпатлевки и банки с краской.

Когда мы заглянули на кухню, я чуть не вскрикнул от изумления. В свете уличного фонаря за обеденным столом проступал силуэт человека. Он походил на Алексея, каким мы запомнили его по фотографии: коротко подстриженные светлые волосы, мрачное вытянутое лицо. Тонкий нос и выразительные черные глаза. Мы с Ольгой озадачено переглянулись.

— Можно вас спросить, вы Алексей? — поинтересовался я.
— Я уже не знаю, кто я, — прозвучал странный ответ. — Еще меньше я знаю, кто вы.
— Мы искали вас по просьбе доктора Ривза.
— Вы должны немедленно уйти, — твердо сказал Алексей.
— Что с вами произошло? — спросил я тихо.
— Неужели вы до сих пор ничего не понимаете? Я долго не мог подобрать код… Теперь он у меня есть. Нет смысла продолжать весь этот цирк…
— Какой код?
— Они переписали реальность, — голос Алексея сорвался, стал хриплым. — Чёртова нейроиндукция…
— Алексей, о чём вы вообще говорите?
— Поищите в Google: «индуктор Вольштейна», — выдохнул он.

Внезапно Алексей умолк и замер, уставившись в окно. Я проследил за его взглядом и увидел двух женщин, которые вышли из припаркованного «шевроле». Одна из них походила на Марту Присби. Другая была смуглая, с широким ртом и тяжёлым, неприятным выражением лица. Обе стояли, не двигаясь, и смотрели прямо на нас. В темном зимнем небе сверкнули две синие молнии…

— Мне пора, — сказал Алексей, в его голосе прозвучала усталость.

Он выхватил из кармана телефон, пальцы его быстро набрали что-то на экране. Потом он произнес в микрофон абракадабру из цифр и букв, с отвращением бросил гаджет на стол.

После паузы Алексей резко рванулся к окну, раздвинул раму с такой силой, что та едва не сорвалась с направляющих. Никто из нас не успел среагировать. В одно мгновение он выпрыгнул — и в следующее мы уже видели его силуэт, мелькнувший за окном, у сугроба, что оставили снегоуборщики у дороги.

Молодой человек обогнул сугроб и выскочил на проезжую часть. Именно в этот миг из ниоткуда возник грузовик. Яркий свет фар рассёк улицу. Мотор рычал, тормоза взвизгнули, воздух разорвал короткий, отчаянный крик. Грузовик, выдав сноп черного дыма, с рокотом умчался дальше.

Алексей лежал на асфальте, изогнувшись в неестественной позе. «Шевроле» вместе с двумя зловещими дамами успел улизнуть.

Мы бросились наружу, но было поздно…


***

Алексей скончался в больнице на следующий день, не приходя в сознание. Власти посчитали это несчастным случаем. Поиски водителя грузовика не дали результата. Бесследно исчез и фургон «Шевроле». Никого в полиции не волновала цепь странных событий — смерть доктора Ривза и Алексея можно было легко приписать случайности...

В апреле того же года, погружённый в собственные мысли, я заметил женщину на центральной станции пригородных поездов. В ней было что-то неуловимо знакомое. Суровое лицо с выдающимися скулами, внимательные, почти пронзительные глаза — я сразу вспомнил Марту Присби.

Но эта женщина была моложе, более раскованной. Она двигалась с грацией, присущей уверенным в себе людям. Завитые каштановые волосы, дорогие украшения, безупречно подобранный наряд.

Уловив мой пристальный взгляд, она остановилась. В черных глазах ее читалась лёгкая ирония.

— Мы встречались раньше? — решился я на вопрос.
— Не думаю, — ответила она с едва заметной усмешкой.

Затем протянула мне чёрный глянцевый флаер, и, не оглядываясь, направилась к поезду. Каблуки ее высоких сапог уверенно стучали по белому мрамору.

В изумлении я прочитал надпись на флаере:

«Выберись из мглы, назови код…»

Интуиция подсказывала: черта с два мы найдем простые ответы в этой истории. Но одно слово не давало мне покоя — брошенный Алексеем термин: нейроиндукция. Я сделал пометку в телефоне: проверить газетные архивы.