Дед Микола и Белка

          Вот и сентябрь наступил. Ребятишки пошли в школу, а я в выходные прямиком к бабушке, у меня очередная уборочная страда - копка картошки. Я всё люблю делать в огороде: садить, полоть, поливать. Но почему я патологически не люблю копать картошку?  Почему? Наверное есть на свете люди, которые обожают её копать, почему я не попала в их число? Разгибаюсь и смотрю сколько осталось рядов. Много. Если останусь живой, поставлю в конце огорода себе памятник из картофельной ботвы, ведра и лопаты.
          - Варька, ты что ли?
          - Я, Микола Минович.
          Оглядываюсь, у плетня отделяющий огороды, стоит с вилами сосед дед Микола. Дед Микола – фигура колоритная: небритая двухнедельная щетина, вытянутое трико с лампасами, зимние дутыши, тельняшка и бессменный полосатый «петушок» на голове ещё с девяностых годов.
          - Похудела что ли? Я тебя с тылу-то не признал, а потом смотрю, нет, точно Варька. Вчера приехала?
          - Вчера.
          - А чё-то я тебя вчера не видел. Или видел? Я вчера с тобой здоровался?
          - Нет.
          - Значит не видел.
          Дед Микола закурил. Над огородом пополз вонючий запах самосада.
          - Как нынче картошка? Крупная?
          - Средняя.
          - Значит у меня горох. Я уже заметил: как у вас крупная - у меня средняя, у вас средняя - у меня горох. Народная примета. Да-а… Я поэтому и не стал нынче садить много.
          Дед Микола, насмотревшись на мою работу, и подкоптив небо  самосадом, сказал:
          - Ладно, Варюха, работай, пошёл и я свой горох собирать.
          Некоторое время мы работали молча. Вокруг была звенящая тишина природы, которая с интересом прислушивалась к приходу осени, которую сама и создала. Тишину нарушали только  удары клубней о днища вёдер, да жужжание любопытных ос, которые осматривали меня со всех сторон, стараясь по-хозяйски установить, та я, которая приезжала сажать картошку, или уже  не та.
          - Варюха! - тишину разорвал хриплый голос деда Миколы. – Давай, я буду вилами подкапывать, а ты копать. А то что-то я сегодня в наклон работать не могу – к земле тянет. Сначала мою выкопаем, потом твою. Моей-то мало. Чё тут копать. А потом твою. А?
          - Давайте, - сказала я, перелезая со своим ведром через плетень, зная, что всё равно мне придётся копать и картошку деда Миколы, и картошку бабы Нюси.
Дед Микола взялся за вилы, я за ведро. Копали минут двадцать.
          - Варька, что-то поплохело мне.
          Я увидела, как он сел в междурядье, цвет его лица был серый, глаза прикрыты.
          - Микола Минович! Давление? Сердце? Что? – подбежала к нему.
          - Видать, то и другое, - слабым голосом ответил дед Микола. – Варька, у меня на столе лекарство… неси…
          Перепрыгнув через ступеньки крыльца, я вбежала в сени, и, дёрнув на себя тяжёлую, обитую ватином и клеёнкой дверь, ввалилась на кухню. В доме был полумрак, пахло сыростью, перегаром и затхлостью старого давно не беленого жилья.
          Я стала искать таблетки, на стоявшем рядом с рукомойником буфете, на холодильнике. На столе упала рюмка. Я обернулась. Из рюмки торчало что-то серое с хвостиком.  Хвостик зашевелился, и из рюмки вылезла мышь, повернулась и посмотрела на меня чёрными бисерно-пьяненькими глазками.
          - А-а-а-а!!! – я вылетела из дома, хлопнув тяжёлой дверью как пробкой из шампанского. К дому уже подходил, припадая на одну ногу дед Микола.
          - Ты чё, Варюха? – удивлённо спросил он. – Чё без лекарства?
          - Там мышь!
          - Да какая там мышь! Это – Белка!
          - Я что, белку от мыши не отличу?
          - Нет, она, конечно, мышь, но дрессированная, - дед Микола поднял вверх указательный палец. – Мой товарищ по размышлениям! Варюха, бутылку неси со стола, там ещё немного осталось…
          - Вам нельзя, надо лекарство выпить.
          - Так это и есть лекарство! Причём от всего, заметь… Всю хворь как рукой! Неси! А то у меня нога отключилась, вишь, волочу. Если Белка против будет, скажи,- для меня, - дед Микола беззвучно засмеялся. – Да не боись…дрессированная.
          Боязливо открыв дверь, я зашла в дом. Пьяная мышь спала, вытянувшись на боку, прямо на столе. Я протянула руку к бутылке, мышь дернула задней лапкой. Быстро схватив бутылку, выскочила на крыльцо.
          Дед Микола отпил из горлышка, потом, задрав штанину, натёр заболевшую ногу.
          - Сейчас отболит, копать пойдём, - сказал он, свёртывая удушливую самокрутку.
          - Микола Минович, зачем мышь прикармливаете? Она же разносчик гепатита!
          - Я, Варька, сначала хотел её поймать…пока маленькая была. А она такая шустрая попалась, так и прыгала - то по кровати, то по тумбочке, то по столу. Вылитая белка. Я её так и назвал – Белка. А потом она в доверие как-то втёрлась, - дед опять беззвучно засмеялся, - пришлось оставить. С руки начал кормить - ест! Потом поговорить опять же не с кем…А она слушает. Иной раз кажется, что и отвечает - пищит. Одно плохо: к водке пристрастилась. Залезет в рюмку, нюхает, нюхает, видать, нравится. А там, может, какие остатки и слижет.
          Дед Микола докурил, встал со ступеньки:
          - Вроде, полегчало. Пошли копать.
          Картошку копали до вечера, с перерывами из-за больной ноги деда. Вечером пришли   бабушка и баба Нюся, они ходили продавать помидоры и огурцы на станцию. Бабульки часто приходили к приходу пассажирских поездов, хоть те и стояли на станции 3-5 минут, а иные проносились без остановки, но что-то им продать удавалось. Хоть и мелочь, но всё-таки копеечка – хлеба-соли можно было купить.
          На следующий день с утра копать вышли все. Стояли последние тёплые дни бабьего лета и надо было успевать, иначе, внезапный затяжной дождь или снег могли испортить весь урожай. Дед Микола подкопав все ряды, сказал:
          - Девчонки, копайте! Я на станцию. Куплю к вечернему ужину гостинец.
          Дед Микола вывел из сарая видавший виды велосипед. Велосипед давно не катал своего хозяина, но всё ещё служил ему верой и правдой. Двухколёсный друг исправно возил продукты со станции, был своеобразной тросточкой, на которой можно было облокотившись на руль, даже подремать. Поэтому дед частенько его выгуливал.
          Так уж повелось, что выкопав картошку и собрав весь урожай, устраивали пир. Если было тепло, то стол выносили во двор, если  сидеть во дворе, по причине непогоды было невозможно, то накрывали в каком-нибудь доме.
          Баба Нюся и баба Лена ушли чистить картошку и резать салаты. Я докапывала последнюю сотку одна. Наконец был выкопан последний куст, а картошка рассыпана по дворам сушиться под навесами. Всё! Теперь можно и отдохнуть!
          Стол накрыли у бабы Нюси во дворе. В центре стола царственно стояла тарелка с рассыпчатой картошкой нового урожая, вокруг неё, подчёркивая её достоинство, стояли тарелки с салатами, с груздями и рыжиками прошлогоднего посола. Дед Микола привёз со станции для нас бутылку светлого вина непонятного разлива, а себе водки. Когда были подняты рюмки за хороший урожай, за его сохранность, за всех присутствующих, над хутором поплыла песня:

                Чёрный ворон, чёрный ворон,
                Что ты вьёшься надо мной,
                Ты добычи не дождёшься,
                Чёрный ворон, я не твой.

          Я люблю такие вечера: песня вплетается в окружающий мир и её узор дарит успокоение сердцу и отраду душе. Песня затихла, и все сидели погружённые в свои мысли.
          - Девчонки, самое главное-то забыл! Гостинец забыл! Сейчас принесу.
          Дед Микола заковылял к своему дому.  Через некоторое время он вышел  с противнем, на котором лежал большой арбуз.
          - Ну что, девчонки, хорош арбуз? – сказал он, ставя противень на стол.
          - Хорош кабанчик! – ответила баба Нюся, протирая арбуз кухонным полотенцем. – А чё дырка-то такая? Пробовал, чё ли?
          - Какая дырка? – удивился дед. – Не было дырки.
          Все наклонились и стали смотреть в дыру в арбузе, из которой торчал маленький серый хвостик.
          - Мышь чё ли? – удивилась баба Нюся.
          - Ух-х! – выдохнул дед Микола и бросился  к себе в дом, через минуту  выскочил с ружьём, которое всегда висело у него на стене, на случай не прошеных гостей. – Убью!
          Дед встал напротив арбуза и прицелился.
          - Ой! Ой! – заголосили баба Нюся и баба Лена, прытко выбираясь изо стола.
          - Микола Минович! А вдруг это ваша Белка? – закричала я.
          - Вражина это, а не Белка! Весь праздник испоганила!
          Раздался выстрел. Куски арбуза разлетелись во все стороны, забрызгав нас сладкой розовой жидкостью.
          Наступила тишина.
          Все смотрели на разгром, учинённый дедом.
          Вдруг на противне из сока и арбузной мякоти поднялась мышь и, обхватив передними лапками ближайший кусок, откусила от него. Пьяненькая, оглохшая, но не потерявшая вкус к арбузу, Белка была жива!