Как умирают знамена

В 1991 году при осмотре экспозиции Бородинского музея, среди трофеев и экспонатов, мы с удивлением обнаружили знамя 4-го гренадерского полка Старой Гвардии наполеона. Как объяснила нам гид, оно было захвачено русской армией в сражении у Бородино.
Такое объяснение хорошо для рядового посетителя музея, но не для нас. Сразу возник вопрос: как, в 1812 году, могло быть захвачено знамя полка, образованного три года спустя? К тому же, как известно, Старая Гвардия в Бородинском сражении участия не принимала. При более внимательном рассмотрении экспоната, наш капрал Леон с удовольствием обнаружил штамп «Мосфильма». Оказывается, знамя было передано в музей кинорежиссером Сергеем Бондарчуком после съемок фильма «Ватерлоо».

Знамена всегда играли важную роль в жизни Великой Армии. Они были ее славой и символом ее побед. Об этом напоминали на¬звания битв, вышитые золотыми нитями на их шелковых полотнищах. Их присутствие на поле боя вдохновляло солдат на подвиги. Когда им угрожала опасность, рядовые и офицеры грудью становились на их защиту. Иногда их теряли, иногда их захватывал враг. И тогда они становились гордостью экспозиций некоторых европейских музеев.
Как и во всех других армиях, они были полковыми святынями. Их тщательно оберегали во время сражений, пытаясь спасти при первой же угрозе.
В Великой Армии знамена были у всех: у линейной и легкой пехоты, у кавалерии и артиллерии, у моряков и у Гвардии. Но, из такого огромного количества полковых, батальонных и эскадронных значков, на сегодняшний день, их осталось крайне мало. И это неудивительно, ибо в истории Империи Наполеона было два знаменательных дня, когда Великая Армия добровольно лишилась большей части своих святынь.

Отступление из Москвы было крайне тяжелым: дождь и снег, мороз и голод были постоянными спутниками солдат Великой Армии. Сохранить присутствие духа в эти дни смогли немногие. Большинство отступающих несли оружие или тащили добычу. В этих условиях, люди меньше всего думали о спасении знаков доблести своих, теперь уже несуществующих частей.
И все-же находились солдаты, для которых знамена были не просто куском раскрашенной материи. Полотнища снимались с древок и обвязывались вокруг тела под шинелью. Это называлось «подвесить флаг на пояс».
В конце ноября 1812 года, в Бобре, незадолго до отъезда во Францию, Наполеон приказал собрать «орлов», знамена и другие, сохранившиеся знаки ближайших частей и сжечь их. Когда-то он сам громил своих противников и после каждой победы на землю перед ним бросали десятки вражеских знамен. Он знал, что из нынешней армии, в Польшу сможет вернуться лишь малая часть людей. Он не хотел, чтобы эти знамена, освященные им лично в памятной церемонии на Марсовых Полях, бывшие немыми свидетелями его побед при Ульме, Аустерлице, Йене, Ваграме и Эйлау, точно также падали бы в грязь и снег под ноги вражеских генералов. Он еще был полон надежд и верил в свою счастливую звезду. Он соберет новую армию и даст ей новые знамена. Его «орлы» еще воспарят над полями сражений. А эти... Эти стали обузой. Их нельзя увезти, нельзя и бросить.
И уникальный костер запылал.

Париж жил в ожидании завтрашнего штурма. Целых двадцать два года нога иноземного солдата не ступала на французскую землю, а когда, в последний раз, опасности подвергалась столица — никто и не помнил. Календарь показывал 29 марта 1814 года.
Город был окружен русскими, австрийцами, пруссаками и шведами. Костры их бивуаков были хорошо видны с парижских холмов. У союзников было пятикратное преимущество в живой силе и они намеревались рассчитаться с французами за былые унижения своих столиц: Вены, Берлина, Москвы.
Штурм был неизбежен. причем, захватить город было необходимо как можно быстрее, поскольку с юга, со стороны Фонтенбло, в тыл союзникам могли ударить остатки армии Наполеона.
Обороной Парижа, в отсутствие Императора, руководил его брат Жозеф. Присутствие маршалов Мортье и Мармона, а так же Военного Министра генерала Кларка, вносило некоторую дезорганизацию в дело защиты города и военный губернатор столицы, генерал Гюлен, порой не знал кому подчиняться. Тем не менее, обстановка в городе была до предела деловитой. Население готовилось к осаде.
Парижский гарнизон состоял из войск Мортье и Мармона, Национальной гвардии, запасных солдат из полковых депо, учеников Политехнической школы и добровольцев. Всего около сорока тысяч человек.
Население города охватил бурный энтузиазм. Открывались арсеналы, всем ополченцам выдавалось оружие и амуниция. Формы не хватало и горожане надевали портупеи с патронными сумками и саблями прямо на чиновничьи сюртуки или рабочие блузы. Все были полны решимости отстоять столицу.

Отель Инвалидов был построен в конце XVII-го века во времена правления Людовика Четырнадцатого. "Король-Солнце" вел многочисленные войны с соседями и, вполне естественно, что вскоре во Франции появилась огромная армия нищих и калек — бывших солдат короля. И тогда, по королевскому указу, был возведен упомянутый Отель, в ко¬ором для ветеранов были оборудованы казармы, столовая, часовня, больница и другие необходимые службы и помещения. Отель мог вместить одновременно пять тысяч постояльцев-ветеранов.
Почетным шефом этого заведения обычно назначался кто-либо из известных генералов либо маршалов, которые уже не могли активно служить. При Империи, более десяти лет, этот пост занимал престарелый маршал Серюрье. Он известен русскому читателю тем, что во время Итальянского похода угодил в плен к русским и был отпущен Суворовым во Францию «под честное слово».
В то время, при Отеле Инвалидов находилось нечто вроде музея, где хранились военные трофеи французской армии со времен Людовика Четырнадцатого: знамена, оружие, документы, ордена. После Прусской кампании к ним прибавились 360 немецких штандартов и шпага Фридриха Великого, взятая, по приказу Наполеона, с гробницы знаменитого короля. Все это должно было стать добычей союзников.
Тем более, стало известно, что генерал Блюхер, командующий прусским корпусом, страстно желал отомстить Парижу за унижение Берлина в 1806 году. Ходили слухи, что он даже намеревался взорвать один из парижских мостов, названный в честь победы Императора под Йеной.
Судьбой этой коллекции были озабочены многие. Столица была на осадном положении и кто знает, чем могла бы обернуться эта оборона для хранилища Отеля Инвалидов.

30 марта маршал Серюрье прибыл в Отель после дневного совещания у Военного министра и сразу же вызвал к себе майора Казо, командовавшего ротой инвалидов.
— Дорогой майор, — сказал маршал.— Противник на подходе, а у нас хранится большое количество военных трофеев, захваченных Францией за последние сто лет. Я только что от Военного министра. Генерал Кларк приказал уничтожить нашу коллекцию. Он опасается грабежей и мародерства со стороны союзников.
— Неужели мы сдадим город? — спросил Казо.
— К сожалению — да. У нас нет никаких шансов, — ответил маршал. — Пусть вас не успокаивает эта канонада. Нас мало, и мы проигрываем. Да, обратите особое внимание на часовню, где вывешена большая часть австрийских и прусских знамен. Так что, мой дорогой друг, эту печальную миссию по уничтожению нашей великолепной коллекции я возлагаю на вас. Действуйте!
В ночь на 31 марта 1814 года в Париже почти никто не спал. Жители уже знали о завтрашней капитуляции и готовились к входу войск союзников. Все понимали, что власть скоро переменится. Камины разных министерств: Военного, иностранных дел, Полиции и даже почтового, пытали всю ночь, пожирая ценнейшие документы Империи. Горожане сжигали все, что могло выдать их причастность к режиму Наполеона.
Во дворе Ратуши всю ночь пылал огромный костер. Генерал Гюлен исполнял приказ губернатора. В ту ночь пламя «сожрало» 417 знамен Великой Армии. Солдаты и офицеры молча стояли вокруг костра. Многие плакали. Еще бы... Ведь в пламени сгорала слава и гордость Империи. Это горела сама история.
Ярко пылали синие древки, с грохотом, вздымая вверх целые снопы искр, падали в золу бронзовые «орлы», разноцветный шелк полотнищ буквально таял в языках пламени. Тончайшие золотые нити не сгорали, а сплавлялись и иногда, в отблесках пламени, прямо в угольях костра, грамотные солдаты могли прочитать: «Austerlitz, Wagram, Jena». Потом что-нибудь с шумом падало вниз, буквы распадались и исчезали навсегда.

Во дворе Отеля Инвалидов всю ночь на 31 марта царила деловая обстановка. Ветераны целыми вязанками вытаскивали трофейные знамена и бросали их в огромный костер. К рассвету все было кончено. Было сожжено около тысячи экспонатов. Инвалиды сложили остатки золы и металлические детали с древок, которые невозможно было уничтожить в мешки и утопили их в Сене. Так же поступили и с останками знамен Великой Армии с пожарища у Ратуши. В ту ночь были уничтожены и трофеи, которые невозможно было спалить.
Утром 31 марта союзные войска вошли в Париж. Горожане, ожидавшие погромов и грабежей, были удивлены: союзники вели себя крайне корректно. Они повсюду расставили свои караулы, предварительно разоружив Национальную гвардию и ополчение. Их офицеры заполонили кафе и рестораны.
Страшные казаки, которыми так сильно пугали парижан, оказались не такими уж ужасными и с удовольствием общались с местными жителями.
Победители сразу же занялись административной деятельностью: изымались архивы, опечатывались целые министерства и музеи. Все ставилось под надежную охрану.
Утром в Отель Инвалидов прибыла целая делегация русских. Старший из них, представился адъютантом царя, и потребовал показать ему трофейные знамена.
— К сожалению, — ответил Казо, — я не могу это сделать. По приказу Военного министра, генерала Кларка, сегодня ночью все это было уничтожено.
Майор провел русских по опустевшим залам музея и вывел во двор, где чернел красноречивый след от ночного пожарища. «Гостям» пришлось уйти не солоно хлебавши.
Однако, было уничтожено не все. Самые ценные 128 трофеев Отеля Инвалидов все же были припрятаны ветеранами. Много лет о них ничего не было известно. И лишь в 1827 году, уже во время правления Карла Десятого, эти экспонаты были переданы в Артиллерийский музей Парижа.

Что же представляли собой императорские знамена? Их основу составляли пехотные полковые и батальонные и кавалерийские «орлы». Они назывались так, поскольку все их древки (обязательно синего цвета) были увенчаны бронзовой фигуркой орла, изготовленной скульптором Шодэ в подражание «орлам» Римской Империи. Орел упирался правой лапой в веретено Юпитера и стоял на прямоугольной площадке на которой, также был выгравирован номер полка.
Эта скульптура, собственно, и была навершием знамени. Она всегда отливалась из бронзы и лишь однажды ее изготовили из дерева. Это случилось в 1814 году во время пребывания Императора на острове Эльбы. Солдаты «батальона Наполеона» пожелали, чтобы их батальонное знамя, хоть немного напоминало об их славном боевом прошлом и выстругали из дерева фигурку орла. Уже на пути в Париж, орла позолотили, и при  вступлении в столицу, батальон выглядел как настоящая армейская часть. Солдаты навершие уважали и любовно называли его «птицей» или «кукушкой».
Что касается полотнищ, то первые их модели, введенные в 1804 году, напоминали знамена времен Революции. Они просуществовали вплоть до Русской кампании. Эти «ромбы» несли уже имперскую символику, поскольку революционные лозунги не соответствовали времени. Их изготовление заняло некоторое время, зато, вручение знамен полкам, было обставлено с большой помпой, в духе эпохи. 5 декабря 1804 года, на Марсовых полях в Париже состоялась грандиозная церемония, в свое время отображенная на одном из полотен Давида. Этими торжествами завершались коронационные празднества.
Новые же знамена — знаменитые «триколоры» — были призваны отобразить всю мощь и силу Великой Армии. Они были задуманы в 1811 году и год спустя, накануне Русской кампании, началась их раздача, продолжавшаяся до конца Саксонской кампании. Они действительно были великолепны. Золотая бахрома, с обеих сторон по периметру золотыми нитями вышивалась вся символика Империи: буква «N» в середине венка, императорские орлы и золотые пчелы (как символ плодородия). С одной стороны, золотыми нитями вышивалось посвящение: «Император французов такому-то полку», а с другой стороны, вышивались названия битв, в которых этот полк принимал участие. Причем, всегда это были наименования побед, одержанные непосредственно Императором. Обычно вышивались следующие названия: «Ульм, Аустерлиц, Йена, Фридланд, Эйлау, Экмюль, Эсслинг, Ваграм».

Некоторое отличие от общеармейских, имели гвардейские знамена. Ко всем вышеописанным вышивкам и надписям, следует добавить, что ниже побед, у Гвардии вышивались еще и названия столиц, покоренных Императором: Вены, Берлина, Мадрида и Москвы.
По такому же принципу изготавливались знамена в легкой пехоте и в кавалерии. Правда, у последней они имели несколько меньший размер, но зато знамя имело два вымпела, которые несколько удлиняли длину полотнища.
Ношение знамен было почетной обязанностью. В начале Империи, «Орла» носил самый старый сержант. С увеличением количества знамен на полк, увеличивался и штат конвоиров.
Теперь, полковой штандарт носил лейтенант, которого сопровождали двое сержантов, вооруженных эспантонами (один — с красным, второй — с белым вымпелами) и парой пистолетов. Охрана была не лишней и множество унтер-офицеров погибли, защищая полковую святыню.
Почетной стражей при знамени во время сражений, служили саперы. Тем не менее, за время всех кампаний Империи было потеряно (только пехотой) около сорока «орлов».
В 1813 году Наполеону практически заново и в кратчайшие сроки, пришлось  создавать новую армию. Он даже назвал ее не Великой, а Саксонской. Под ружье призывались молодые безусые юноши, из которых формировались целые корпуса. А чтобы вдохнуть боевой дух в эти новые части, Император начал устраивать торжественные мероприятия, несколько напоминающие ранние имперские праздники.

Обычно, это происходило, приблизительно, так. 15 октября, под Лейпцигом, новосформированный V-й корпус маршала Ожеро, был выстроен в каре. В центр строя вышел маршал Бертье, носивший титул вице-коннетабля Франции. Следом вынесли зачехленные «орлы» и под барабанный бой развернули их полотнища. Император, сидя верхом на лошади, указал на знамена и произнес:
— Солдаты! Эти «орлы», отныне и впредь, будут вашими святынями. Поклянитесь, что скорее умрете, чем бросите их. Поклянитесь, что предпочтете смерть, но не обесчестите ваше оружие. Враг близок! Поклянитесь, что не потерпите бесчестья Франции!
Под восторженные крики солдат и офицеров: «Да, мы клянемся! Да здравствует Император!», знамена торжественно передавались полкам.

Бурная политическая и организаторская деятельность Наполеона в период Ста дней может вызвать зависть у любого политика. Императору приходилось многое начинать с нуля, вникать во все мелочи быта страны и Армии. Он знал, что Франции вскоре предстоит отстаивать свою независимость на полях сражений. Но что за армия без знамен?
За исключением, чудом сохранившихся гвардейских и нескольких пехотных знамен, «орлов» у армии больше не было. В рекордный срок Наполеону удалось создать новую Армию. Пусть некоторые ее полки своим внешним видом напоминали добровольцев времен Революции, пусть они были плохо одеты и экипированы. Зато впервые за последние семь лет, это была однонациональная армия с крепким боевым духом. И со знаменами...
Во время Ста дней, пытаясь поддержать боевой дух своих войск, Наполеон попытался возродить старые традиции. За рекордный срок, были изготовлены новые «орлы». Их раздача полкам формирующейся Северной армии, состоялась 1 июня 1815 года на Марсовых полях, именуемых с тех пор Майскими (за то, что весь май на них проходили пирушки парижского гарнизона с прибывающими частями Наполеона).
Кстати, в одном из парижских музеев, хранится одно очень странное и загадочное знамя. Понятно, что «Майские Орлы» выполнялись по упрощенной методике. Но это знамя просто поражает. На его триколоре выдержаны все традиции имперской символики, но вместо надписей «Император Наполеон такому-то полку», мы видим только простую надпись: «Champ de Mai» (Майское поле).

Итак, к началу Бельгийской (Северной) кампании, «орлы» были готовы. Правда, это были не те роскошные хоругви времен расцвета Империи, а более простые по виду полотнища, зато французской армии было с чем показаться при Катр-Бра, Линьи и Ватерлоо, чего нельзя сказать об англичанах, традиционно имевших к знаменам несколько иное отношение. Но это уже совсем другая история...

1998 г.


Рецензии