Карантин

Только я подумала: как страшно жить – вся эта пандемия, карантин – такие нервы. А со спины уже подошёл, тяжёлой походкой полковника, которому никто не пишет, Маркес и навалился всей своей «Любовью во время чумы» с добровольным затворничеством двоих. И «наше всё» подоспел с «Пиром во время чумы». От него вообще не спрятаться, не скрыться. А там всё как я люблю:
"Зажжем огни, нальем бокалы,
Утопим весело умы
И, заварив пиры да балы,
Восславим царствие Чумы".
Бал – это хорошо, но ведь карантин! Как тут предаться разврату в часы тревог, в часы сомнений и всяческих запретов? Но глаза боятся, а руки уже глинтвейн мешают. Вообще, для мозга хорошо сладкое, а мне сейчас – ох, как надо, чтобы ему хорошо. Поэтому решаю сварить сразу две банки сгущёнки – чтобы наверняка. Консервы же можно.
Ну, думаю, пока ситуация зреет, надо принять соответствующее моменту облачение. Лезу в шкаф за самым эротичным бельём. С прошлого века ещё храню, для торжественного случая, чувствую – наступил. Открываю, а там моль уже в нём сидит, накрашена так вульгарно. Я ей: «Свалила быстро!». А она мне: «Ночная бабочка, ну, кто же виноват». Прихлопнула я эту путану, всё равно бельишко ей было великовато. Сама, тем временем, бельё натянула, глинтвейну хряпнула. Кажется, чего-то не хватает, а вот же – маска медицинская. Напялила. Ну, чисто Шахерезада. А тут и живот танца запросил, и такая во всем теле гибкость образовалась, и тысяча и одна карантинная ночь в висках разнузданно забилась.
Только начала погрязать в одиноком разврате, вдруг слышу – выстрел. С кухни несётся на меня весь окровавленный кот. А у меня их два? Метнулась на кухню, поскользнулась на чём-то и со всей дури @ба... в общем, упала. Чувствую, лежу в глинтвейне, вся маска им пропиталась, отжимаю зубами в рот. Вдруг второй выстрел. И сверху на меня сваливается что-то горячее, ну, думаю, повезло, а то я в одном белье, а глинтвейн остыл уже. Рукой с задницы сняла – тёплое, липкое, мягкое, коричневое – да, и сладкое. Закусила, поднялась, кота нет. «Кис-кис?». «Маууу», - дрожащий голос откуда-то с верхотуры. Поднимаю голову: «Твою мать!». Хрен с ним с котом – вся кухня в варёной сгущёнке. Досасываю из медицинской маски глинтвейн, беру себя в руки и иду пошатывающейся походкой женщины, измождённой излишествами нехорошими и алкоголем... за стремянкой. Залезла к рыжему, спрашиваю: «Как ты сюда забрался? Тут же мышь не проскочит». А он мне: «Стреляли».
Кто ищет, тот всегда найдёт – в том смысле - блондинок работа любит. Сейчас в активе два кота, отмытых от глинтвейна, и выстиранное бельё – на всякий случай, ибо я бодрости духа не теряю, а пир во время чумы только начинается!