Грабежи

Б.Мельник. Часть вторая, раздел девятый. Перевод с польского Т.Цыркуновой.


Немцы появились в Телеханах неожиданно на следующий день. Со стороны Святой Воли приехали три небольшие танкетки. Они были выкрашены в трёхцветные зигзаги, а на их боковых стенках виднелись большие чёрные кресты. Остановились на улице неда- леко от церкви и из них вышли солдаты в чёрных мундирах и коротких, до бёдер, куртках. У них не было иного оружия, кроме свисающих у пояса кобур с пистолетами. Вели себя свободно, не выказывая никакого беспокойства в этом новом для них окружении. Не обращали внимания на проходящих по улице тут и там грабителей, тащивших остатки магазинных товаров.
Один из немцев прилично разговаривал на русском языке, а кто-то из местных знал немецкий язык. Вскоре выяснилось, что немцы едут в Пинск, но у них очень мало топлива. Они задержались здесь, чтобы заправить свои танкетки.
Люди беспомощно разводили руки. Бензин в Телеханах? Немцы не верили, становились всё настойчивее. Начали кричать на людей, приказали немедленно вызвать бургомистра, открыли кобуры с пистолетами.
Остыли только тогда, когда узнали, что бургомистр, будучи большевиком, вместе с другими убежал из Телехан, а они здесь являются первыми немецкими солдатами. После тихого совещания вернулись к танкеткам и уехали в направлении Пинска.
Ещё вечером того же дня Телеханы тряслись от сенсации, вызванной финалом появления здесь немцев. Танкисты эти после отъезда из местечка и преодоления нескольких километров пути остановились и перелили остатки топлива из двух танкеток в третью. Затем уничтожили оставляемые две танкетки, бросив внутрь их по гранате. Сами же, тесно упаковавшись в третьей, отправились в Пинск.
К сожалению, не доехали. Проезжая между деревнями Краглевичи и Озаричи по вековому бору, были неожиданно атакованы укрывавшейся там разбитой советской частью. Беспечные немцы утратили чувство осторожности и были практически обездвижены наличием трёх лиц в одной небольшой танкетке. Они не могли оказать сопротивления. Красноармейцы забросали танкетку гранатами. Немцы погибли на месте.
В следующие дни немцы в Телеханах не показывались. Только дважды над местечком появлялись их самолеты. Летали так низко, что когда совершали повороты, в кабинах хорошо были видны чёрные силуэты пилотов.
А между тем, благодаря приезжим людям, доходили новые вести о войне. Подтверждалось всё то, о чём передавало лондонское радио. Немцы почти без препятствий шли вперёд, по пути бомбя города, поезда и всё то, что двигалось по дорогам. Советские войска в беспорядке отступали, неся необычайно тяжёлые потери в людях и  технике. Из  рассказов приезжих, а  главное  из лондонских сообщений по радио, следовало, что Телеханы находятся уже очень далеко за фронтом, на территории давно занятой немцами.
Дошла также новость о том, что немецкая авиация бомбила советских беженцев из Телехан, уехавших на автомашинах в Ганцевичи. Было много жертв, главным образом среди женщин и детей. И вообще, так гибнет много гражданских лиц.
Тётка Маня говорила, что ей трудно поверить таким новостям. Прежде всего, немцы – это культурный народ, и даже с такой заразой, как большевики, не могут так поступать. Немного притихла только после того, как сама залезла на наш чердак и послушала   по радио новости из Лондона. Там много говорилось о расстрелах гражданских лиц.
А на улицы Телехан выползло новое зло в образе местного и околичного люмпена, который начал грабёж еврейского имущества. Разбой начался сразу же после того, как опустели магазины.
К люмпен-пролетариату присоединились некоторые почтенные полесские люди из околичных деревень. Чувство безнаказанности, спровоцированное отсутствием какой-либо власти, пробудило в них спящую много лет ненависть к еврейскому населению, которая целыми веками прививалась в душах их предков.
Люмпены входили в еврейские дома с топорами и ножами в руках, потроша содержимое шкафов и сундуков. Забирали всё, что попадало в их лапы. На улицах было видно молодых и старых, мужчин и женщин, тащивших узлы с одеждой, шубами, коврами. Видел какую-то бабищу, которая тянула в покрывале на плечах огромную пальму в большой деревянной кадке. Пошли в ход хозяйственный инвентарь и даже мебель. Люди удивлялись, где же они всё это смогут разместить.
Владелица чесальной мастерской Хая пробовала сопротивляться грабителям, но её избили немилосердно. Её писклявый крик разносился над крышами домов.
–«Ай, вай, ай, вай, гевааалт!» – раздирало людские уши. Несколько знакомых лиц говорили родителям, что в разбойничьем  промысле  грабежа  еврейского  имущества  участвует активный уголовник и неудавшийся борец за коммунизм, Николай Дегтярик. Оказалось, что предвоенное вынужденное пребывание Николая в обществе профессиональных уголовников в святокрестовом заключении поспособствовало развитию его бандитского вкуса. Не интересовали его еврейские шубы, сапоги или ковры. Этот отвратительный тип, досконально зная местную обстановку, посещал дома только богатых евреев. Там при помощи морального и физического насилия над ними принуждал отдавать ему спрятанное золото и доллары.
А люмпены грабили еврейские дома не выбирая, дом за домом. Чувство полной безнаказанности привело к тому, что вскоре некоторые люмпены начали уже кружить и возле христианских домов. Перед полуднем третьего дня этого бандитского беспредела в Телеханах появились немцы. Два грузовика, выкрашенные в трёх- цветные узоры, неожиданно въехали со стороны Пинска и остановились на площадке перед костёлом. Из-под брезентовых будок автомобилей высыпались около тридцати солдат в касках, похожих на горшки, и гнило-зелёных мундирах. На их ногах были сапоги с блестящими голенищами.
Из кабины одного автомобиля вылез высокий, худой офицер. На его голове была шапка с высоко задранным над донышком передом, а на нём широко развернула крылья странная птица. У пояса на запавшем животе висела чёрная кобура пистолета. Икры ног до колен сжимали длинные блестящие голенища сапог.
Офицер лающим голосом выдал какую-то команду, и солдаты  с автоматами в руках разбежались по улицам. Вскоре раздалась автоматная очередь, потом ещё несколько. Грабители разбегались вдоль заборов, перескакивали через них, прячась в людских огородах. Убегая, бросали в страхе разные награбленные вещи. На улице лежал диван, валялись какие-то перины, сковородки, кастрюли, и даже ночной горшок голубого цвета.
Не прошло и часа, как в Телеханах наступила тишина. Разбойная голота куда-то пропала. К грузовикам медленно возвращались немецкие солдаты. Снимали каски, вытирали вспотевшие лица.
В это время к сгрудившимся немцам со всего местечка начали подходить евреи. Молодые и старые, женщины и даже дети. Они охватили солдат широким кругом. К худому офицеру подошли еврейские старшины, вручая ему поднос с хлебом и солью. Очевидно, благодарили за избавление от грабителей, кланялись  почтительно. Офицер небрежно взял поднос и отдал его стоящему рядом с ним солдату, а тот, оглянувшись вокруг, поставил его на ступеньки крыльца ближайшего дома.
Офицер коротко что-то сказал собравшимся евреям своим лающим голосом. Евреи с пониманием кивали головами, поддакивали. Мой отец, который знал немецкий язык, перевёл нам слова офицера. Если евреи будут точно выполнять все немецкие распо- ряжения, то они будут в полной безопасности и ни один волос с их головы не упадёт.
Затем офицер снова пролаял какую-то команду, и солдаты сели в грузовики, которые отъехали в сторону Пинска.
 

Т. Цыркунова «Наши Телеханы»

С раннего детства я слышала рассказы самых разных жителей Телехан о грабежах, которые происходили в нашем родном местечке во время войны. Картины, возникавшие у меня перед глазами во время этих рассказов, сцены разбоя, насилия, живо рисовавшиеся  в моём детском воображении, были одна страшнее другой.
Телеханские люди старшего поколения, хорошо знавшие о ком и о чём они говорят, даже перечисляли фамилии многих семейств хуторян, которые были непосредственно причастны к происходившему во время Великой Отечественной войны грабежу и активно в нём участвовали. В начале войны они грабили в основном только еврейские дома.
После того, как евреи были убиты, дошла очередь и до всех остальных граждан местечка. Ночами под покровом темноты вершили эти бандиты свои чёрные дела. На повозках, в которые были запряжены крепкие резвые лошади, выезжали они на ночную «охоту», грабили, избивали ни в чем не повинных людей, и скрывались с наступлением рассвета на отдалённых хуторах, или в окрестных деревнях, увозя награбленное имущество. Нам можно только мысленно представить себе, какой ужас и бессилие испытывали при этом жертвы грабежей. А ведь всё это происходило в реальности, с нашими земляками, нашими знакомыми.
Отношение моего отца к грабителям, этим подонкам рода человеческого, всегда было резко отрицательное. Когда об этом заходила речь, он неоднократно говорил нам, своим детям, что приобретённые таким варварским, бесчеловечным способом материальные ценности, никому и никогда не принесли ничего хорошего, наоборот, этот «способ» приобретения «богатства» наложил несмываемое пятно позора на такие семьи. А их фамилии и прозвища стали в Телеханах именами нарицательными.
Отец всегда говорил нам о том, что совершать подобные чёрные дела могут только те люди, у которых нет, и никогда не было никаких моральных устоев. Полное отсутствие во время войны контроля со стороны государственной системы, карающей за такие поступки, развязало руки многим подонкам в человеческом облике. Такие люди по своему складу и сути подобны самым отвратительным и коварным животным – гиенам или шакалам, которые, пользуясь слабостью и беззащитностью своей жертвы, наносят ей смертельные раны, а затем поедают её. Это яркое и такое образное сравнение моего отца грабителей с гиенами хорошо отложилось в моей детской памяти.
Однажды мама рассказала нам печальную историю о том, что вскоре после приезда на работу в Телеханский лесхоз, её и ещё одну девушку, тоже приехавшую на работу в Телеханы, обокрали неизвестные воры. Девушки только-только приехали в Телеханы. Никакого жилья им предоставлено не было, надо было самим обустраивать свой быт.
Временно они поселились в каком-то общежитии или бараке. Прошло несколько дней после их заселения. Мама работала на должности лесничего, её подруга тоже занимала какую-то должность в Телеханском лесхозе. Девушки работали в отдалённых лесах, занимаясь посадками сосны. Многие леса Телеханщины были полностью вырублены немцами во время войны, надо было срочно восполнять эти колоссальные потери. Работать надо было в самых разных местах бывшего Телеханского района, расположенных весьма далеко от Телехан. Так прошло какое-то недолгое время.
Когда мама и её подруга в конце рабочей недели возвратились в Телеханы и вошли в своё временное пристанище, то с ужасом обнаружили, что от их жалкого имущества ничего не осталось. У них-то, собственно говоря, и брать-то было нечего. Бабушка Устинья Николаевна дала дочери только самое необходимое: две смены постельного белья, тёплое одеяло, маленькую подушку, немного личных вещей, белья, одежды, обуви, да самой необходимой посуды.
Много ли можно было при всём желании привезти вещей в чемодане из разрушенной войной, голодной России? Самой большой ценностью среди них была маленькая старинная икона, которую бабушке с большим трудом удалось спрятать когда-то и тем самым сохранить от многоэтапной конфискации имущества семьи.
Отправляя свою младшую, слабую и болезненную дочь в неведомую бабушке Белоруссию, которая казалось ей, находилась за тридевять земель от Москвы, она благословила маму этой иконой и подарила её, как оберег. Почему-то грабители не забрали эту действительно ценную вещь, она долго хранилась в нашей семье, а потом мама подарила её старшей дочери – Марии. Увидев, что подарок матери остался в целости и сохранности, мама сразу успокоилась, жаль было, конечно, всего утраченного, но что было делать? Мамина подруга была настроена более решительно. Она не желала смириться с неизбежной потерей, хотела, во что бы то ни стало, найти украденные вещи.
А это ведь были первые послевоенные годы. В окрестных лесах было много банд самого разного толка, даже на работу лесников сопровождала вооружённая охрана.
Подруга предложила маме отправиться вместе с ней на поиски украденного имущества в окрестные леса, поискать свои вещи в блиндажах или в землянках. С большим трудом маме удалось убедить подругу не делать такой глупости. Поступи они подобным образом, вряд ли вернулись бы живыми из этой поисковой «экспедиции».
Мама в свою очередь предложила подруге как можно скорее найти частную квартиру, где были бы хозяева, которые в их отсутствие присматривали бы и за имуществом своих квартиранток. Таким образом, по совету кого-то из местных людей, девушки вскоре и нашли квартиру на ближайшем от лесхоза хуторе, принадлежавшем семье Сигневичей. Мама всегда с особой теплотой вспоминала то время, когда она жила на хуторе. Татьяна Лукинична Сигневич была многодетной матерью, но и для моей мамы у неё нашлось необходимое тепло и забота. Мама рассказывала, что в первое время ей было трудно понимать язык хозяйки. Например, Татьяна Лукинична ей говорила:
–«Ганна, залезь на печь и подай мне бляхи»! А мама не могла понять, о каких «бляхах» идет речь. Оказалось, что так её хозяйка называет противни. Это длилось недолго, мама быстро приспособилась и к белорусскому языку, и к местным условиям жизни. Татьяна Лукинична Сигневич научила свою квартирантку готовить самые разные блюда. Когда мама была маленькой, ей готовить не пришлось, так как в семье была прислуга, которая выполняла такую работу, а позже уже не из чего было что-то готовить. В многодетной обездоленной семье, лишившейся своего кормильца, были рады каждому кусочку хлеба. Кроме того, в России мама жила в религиозной семье, что тоже накладывало определённый отпечаток на весь жизненный уклад. Соблюдались многочисленные ограничения в принятии пищи, выдерживались  строго все посты, а также среды и пятницы каждой недели. Кроме этого, по религиозным представлениям, кровь животных нельзя использовать в пищу, поэтому при забое животных кровь просто выливали на землю. А в Белоруссии из крови животных готовят очень вкусные разнообразные колбасы: это и классическая «кровяная» колбаса и многие  виды  так  называемых  «кашанок».  При  их  изготовлении кроме крови используются самые разные добавки и наполнители.
Сигневич Татьяна Лукинична умела очень хорошо готовить. Она и обучила мою маму многим премудростям белорусского кулинарного искусства, показала на практике, как следует готовить разнообразные мясные блюда. И тем, что мама впоследствии очень хорошо готовила и сальтисон, и рулеты, и самые разные мясные и печёночные паштеты, и кровяную колбасу, она обязана Татьяне Лукиничне Сигневич. Свою первую хозяйку мама полюбила и поддерживала с ней дружеские отношения долгие годы.