Лина Николаевна - одесситка. Век, ушедший навсегда

Как бы мне хотелось в заглавии этого очерка поставить знак вопроса: век, ушедший навсегда?  Но что-то меня останавливает, возможно, если читатель осилит этот текст до конца, он поймет меня. Разумеется, когда я пишу слово "век", я не имею в виду отрезок времени в 100 лет, я думаю о вековых устоях, которые передаются из столетия в столетия, а в наше время, к сожалению, могут быть утрачены.
Мне в жизни повезло общаться с  женщиной, которая действительно прожила почти век, родившись  при царизме, пережив все этапы построения новой общественной формации - социализма, не дождавшись обещанного коммунизма, закончила свой жизненный путь на пороге возвращения  капитализма, при этом до конца своих дней оставаясь в здравом уме и   ясной памяти.
Звали ее Лина Николаевна, она была мамой моей близкой подруги Натальи. С Натальей я познакомилась вскоре после  ее приезда в Киев. Несмотря на значительную разницу в возрасте, дружба наша длилась несколько десятилетий.
Наталья  - одесситка вышла замуж за киевлянина и переехала в Киев. Лина Николаевна подолгу гостила  в Киеве у дочери, а в свои последние годы переехала окончательно. Тогда и  были у нас с ней чаепития вдвоем: в отпуск уезжала вся семья, а я приходила проведать ее.

Мне было очень интересно узнать побольше о ее ранних годах, ведь  ее детство проходило где-то рядом с героями так любимыми всем нашим поколением - Петей и Гавриком из книги "Белеет парус одинокий" Валентина Катаева, молодость пришлась на Одессу времен интервенции, а мы знали об этих событиях из замечательного фильма "Интервенция" режиссера Геннадия Полака,  уже были опубликованы и "Окаянные дни" Бунина, долго находившиеся под запретом, дни, когда перед многими стоял непростой выбор: остаться или эмигрировать.

Лина Николаевна была человеком сдержанным, не словоохотливым,  для мало знавших ее казалась даже суровой, но почувствовав мой искренний интерес,  отвечала на мои бесчисленные вопросы, хотя и без особых эмоций. Казалось, она недоумевала: жизнь, как жизнь, что в ней особенного? А для меня она была не просто мамой моей подруги, для меня она была еще и литературным героем.

Вообще-то Лина Николаевна по паспорту носила другое имя. Родилась она 27 октября 1896 года в день Святой Параскевы Пятницы, и как родители ни упрашивали наречь ее при крещении Линой (возможно, Аполинарией), батюшка не согласился. Стала она Прасковьей, но никто из ее родных, друзей, знакомых никогда ее так не называл. Лина Николаевна была верующим человеком, но в церковь не ходила, помня свою детскую обиду.

Отец ее был из богатой дворянской семьи, но смолоду вел довольно разгульный образ жизни,  за что его лишили наследства. Женился он на девушке незнатного рода и небогатой, пошли у них дети, родители мужа постановили, что они дадут деньги на достойное образование только мальчиков. Братья учились в гимназии, а Лина могла об этом только мечтать.  Ее желание учиться было настолько сильным, что мать поехала просить денег еще и на образование дочери. Эти унизительные поездки к богатой родне продолжались ежегодно до окончания ею гимназии.

Рассказывая о своих гимназических годах,  Лина Николаевна вспоминала, как по дороге домой после занятий она с подружками заходила в кондитерскую  лавку купить любимые сладости. Неожиданно  она  остановила свой рассказ, а затем. как будто решившись на что-то сказала:
- Вы знаете, Рита, у меня на душе большой грех,- и, увидев недоумение в моих глазах, продолжила,- я принимала участие в еврейских погромах.
Я не знала, как реагировать на это признание, в ее словах было столько горечи, а она продолжает:
- Во время революции 1905 года были еврейские погромы, разгромили и лавку со сладостями, в которую она забегала почти каждый день. Дети стали расхватывать уже бесхозные конфеты, рассовывая их по карманам. Она не удержалась и тоже взяла.
Вот так Лина Николаевна  в свои 8 или 9 лет поучаствовала в погромах, но до последних дней простить себе этого не могла. Наверно, революция запомнилась ей и другими эпизодами, они так увлекательно описаны Катаевым, но она посчитала необходимым рассказать мне именно этот.
 
Как-то еще в ранних 70-х годах я пришла к подруге на семейное торжество в новом платье из кримплена. Кримпленовое платье в то время было предметом мечты многих женщин. Моя мечта сбылась: у меня появился такой предмет гардероба глубокого темно-сиреневого цвета.  А Лина Николаевна мне тихонько говорит:
- Рита, Вы знаете, как назывался такой цвет во времена моей молодости? -  Я смотрю на нее с недоумением.
- Он назывался  "дама с прошлым".
- Хорошо, что сейчас об этом, кроме меня и Лины Николаевны, уже никто не знает, - подумала я.

Платье оставалось любимым до тех пор, пока с ним или со мной не случилось совсем уж необычное приключение. Я надела его на работу, так как вечером шла в театр. Работала я на вычислительном центре, отвечая за функционирование программного обеспечения. У нас работал вычислительный комплекс, который занимал площадь в 100 квадратных метров: посреди зала стоял пульт, а по периметру шкафы с электроникой. И системы, и электроника были не надежны, часто сбоили, чтобы выяснить, где неполадки электронщик обходил зал и ударял ногой по каждому шкафу, а  я за пультом должна была отследить сигнал. Это был самый первый этап поиска ошибки. А дальше, если дело было в технике, ребята что-то начинали паять. У них было свое небольшое помещение, набитое всяким оборудованием. Я в своем нарядном платье зашла к ним поболтать. и, вероятно, болтали мы очень увлеченно. Чувствую какой-то запах, но здесь всегда пахло канифолью, поэтому не придала значения. Когда запах стал достаточно сильным, говорю: - "У вас, кажется, что-то горит". Оказалось, плавился кримплен: паяльник моего собеседника уткнулся в подол платья и успел проделать большую дыру. А ведь Лина Николаевна намекала мне - не надо надевать платье цвета "дама с прошлым".

После окончания гимназии Лина Николаевна учительствовала на селе. Тогда открывались земские школы, учителей не хватало, а для гимназисток из небогатых семей это был хороший шанс получить некоторую финансовую независимость.
В 1916 году Лина Николаевна устраивается на работу на Одесский телеграф и до 60-х годов - выхода на пенсию -  это было единственное место ее работы. Грянула революция, Одесса много раз переходила из рук в руки, кого там только не было, и всегда в первую очередь  к новым хозяевам переходили банки, вокзалы и телеграф.
- Как же Вы выжили в этой бесконечной череде смены властей?- спрашиваю я.
- На телеграфе задерживали мужчин, женщин отпускали по домам, да еще указывали безопасный путь к дому, чтобы не попасть под обстрел.
В эти "окаянные дни" вся  семья слегла с тифом - 6 человек в одной квартире. Болезнь протекала очень тяжело, чудом было их выздоровление. Лина Николаевна всегда считала, что их спас лук, единственное, что у них было из продуктов. Всю жизнь она о луке  говорила с благоговением.

Когда начался "исход" из Одессы, двое ее братьев ушли с белыми, я спросила:
 -А почему вы не эмигрировали?
- Для этого нужны были деньги, у нас их не было.

В Одессе осталась мать Лины Николаевны, брат и сестра. О братьях, уехавших  за границу, они  не имели больше никаких сведений.

Лина Николаевна вышла замуж за простого парня из Молдавии. О муже я ее никогда не спрашивала,  знала, что это больная тема, мне о своем отце рассказывала подруга.  Отец ее, закончив институт, работал в области радиоэлектроники. Он вырос в большого ученого, трудился в закрытых НИИ. Перед самой войной его перевели на работу в Москву, куда к нему должна была переехать семья.

Лина Николаевна рассказала эпизод времен репрессий 30-х годов. Ночью за ней приехал "черный ворон", и вся семья с ней попрощалась, разбудили даже ребенка. Когда за сотрудником телеграфа, а к тому  времени она уже руководила небольшим подразделением, приезжает НКВД, то хорошего ждать не приходится. Органы требовали показаний на ее непосредственного начальника. "Рита,- как я могла подтвердить то, чего не было?- спрашивала она. Даже если дома осталась маленькая дочь, трезво оценивая ситуацию, она не могла пойти против правды.  Она рассказывала это, похоже сама не осознавая цену своего поступка. Утром она вернулась домой.
Началась Великая Отечественная война, в интернете я нашла материал, который напрямую касается моей героини.

Эвакуация Одессы была предрешена еще в начале июля. В трюмы судов, в ржавую духоту грузили раненых, ценное оборудование. У грузовиков доставали моторы. Семьи актива и специалистов размещались больше в каютах. Кое-кто из тех, кому судьба благоволила, получал место на палубе.
27 июля 1941 года транспорт «Ворошилов» шел в составе каравана на Севастополь. На палубе, трюмах негде присесть. Плачь, стоны, невозможно достать воды. Огромная очередь у двери гальюна. Все испытывают гнетущее чувство страха. Страшный берег, страшная линия горизонта. Говорят про поплавковые торпедоносцы. Они поджидают жертву, качаясь на волне в укромном месте.
Впереди «Ворошилова» уверено рассекает волну красавец «Ленин». По просьбе с его мостика т/х «Ворошилов» сбавляет ход. В ялик, вываленный по левому борту, спускается женщина, ее дети. Они должны пересесть на огромный, а, значит, надежный, «Ленин».

Через несколько часов подорванный «Ленин» заваливается на борт. Днище теплохода вспухает над водой, как огромный черный пузырь.
В считанные минуты погибает  более двух тысяч людей.  Позже выяснится, в пароход попала торпеда с подводной лодки.

 (Как защищалась Одесса. Татьяна Арбатова. Текст  взят из интернета
 
На теплоходе "Ленин" должны были эвакуироваться Лина Николаевна с Наташей, Наташа заболела скарлатиной, и их не пустили на пароход.

16 октября в Одессу вошли румыны. Оккупационные власти начали с расстрелов еврейского населения. Пришли и во двор дома Лины Николаевны, соседи заранее решили, что, если они не могут спасти всю еврейскую семью, то спасут хотя бы их маленькую дочь. План был такой: когда придут за этими несчастными, одна из женщин девочку заберет и перед иконой поклянется, что эта дочь ее мужа. Якобы  муж когда-то согрешил с соседкой, эту тайну знали только несколько  человек, они тоже готовы поклясться. И им поверили. Все-таки одесские женщины - это особая каста.
Правда, другая попытка Лины Николаевны обмануть румын не удалась.
 
Перед самой войной сбылась давняя мечта ее мужа - он купил фотоаппарат. Мало у кого до войны была в собственности такая техника. Фотоаппарат тогда же приобрел и их сосед, которого все почему-то называли "инженер N". Лина Николаевна назвала его фамилию, но я уже ее не помню. пусть будет N.
Оккупационные власти сразу же потребовали сдать имеющуюся у населения фото и радиотехнику. Лина Николаевна спрятала фотоаппарат в надежное место, но этот N, остался в городе,  он сразу же навел полицаев на своих соседей. Несколько дней к ним приходили с обыском, пока мать Лины Николаевны не сказала дочери, что она своим упрямством может погубить всю семью. Пришлось расстаться с такой дорогой для ее мужа вещью.

Тяжелые годы оккупации: голод, холод, проблемы с водой, Лина Николаевна не хотела вспоминать.

После войны она узнала, что у ее мужа  в Москве была связь с женщиной, родился мальчик. Она отказалась ехать в Москву к мужу. Мальчику было 4 годика, когда умерла его мама. Лина Николаевна готова была забрать мальчика, но мужа так и не простила.

После войны она вернулась работать на телеграф.

Лина Николаевна с энтузиазмом восприняла время перестройки, она смотрела все заседания Верховного Совета и  верила, что наступают  лучшие времена.
В ее  90-летний юбилей в своем поздравлении мы - друзья семьи писали:

Все революции, все войны, грозы
Прошли не мимо Вас, прошли сквозь Вас,
Но мерно продолжал стучать ваш "Морзе",
А сердце билось с частотой ключа.

Ну а в конце, конечно, желали ей прожить до 100 лет, когда мы все соберемся на юбилей и поднимем бокалы за "Вас и за Одессу-мать".
Она очень любила Одессу, она была частью Одесса, она не мыслила себя без Одессы и как-то мне призналась:
- Рита, мое самое сокровенное желание, чтобы меня похоронили в Одессе. Но это невозможно.
Я тоже понимала, что это невозможно и никому не передала наш разговор.

Очень хорошо помню ее последний - 93-ий год рождения. Я заказала в цветочном кооперативе - тогда только начиналась такая форма торговли - букет и попросила флористов, чтобы был он с осенними мотивами. Букет получился восхитительным, я шла по улице и не могла понять, почему на меня люди оглядываются, а они смотрели на этот букет.

Ее не стало 2 мая 1990 года, а ровно через 24 года случилась Одесская Хатынь - сожжение людей в Доме Профсоюзов.
 
Вскоре после этих трагических дней до меня дошли стихи одной из участниц антифашистского движения Одессы, собиравшихся на протестные митинги на Куликовом поле. Автор со всей своей семьей была там и 2-го мая, они чудом спаслись, толпа увлекла их в другую сторону.
Лина Николаевна знала автора этих стихов, когда та была еще ребенком.

      июнь 2014 г. Одесским поэтам Надыму Негатурову и Виктору Гунну (Степанову),
      погибшим 2 мая па Куликовом поле посвящается...

Никогда уж, Одесса, не быть тебе прежнею —
юморною, веселою и безмятежною...

С морем ласковым, солнца лучами согретая,
и поэтами в строфах бессмертных воспетая,
ты плескалась в любви, ты ждала восхищения,
беззаботно и щедро даря вдохновение...

А теперь до нутра, до костей обгоревшая,
ты с душою обугленной и почерневшею,
бесовщиной растерзана, с болью повенчана,
казнена на пожарище и обесчещена...

Ты всегда уповала на нрав свой удачливый,
не давила на жалость унылыми плачами.
Что ж ты алчным и наглым барыгам доверилась,
а в поэтах-пророках своих разуверилась?

Пробил Час, и барыги, продав тебя нечисти,
наблюдали, как маму-Одессу бесчестили.
А поэты-романтики, крылья сложившие,
грудью встали пред нечистью, кровью упившейся.
Ты в лице тех поэтов (теперь небожителей)
обрела чистых ангелов — Света хранителей.
Встань с колен! Подними очи к небу бездонному,
и увидишь там ангелов непобежденными!

Над тобой распростертыми белыми крыльями
заслонят от страшнейшей — душевной погибели.
Пробудись, не проспи же свой Час Очищения,
чтоб не стали рабами твои поколения!

Может, ты еще сможешь, Одесса, стать прежнею
юморною, веселою и безмятежною?..
-----------------------------------------------------------

Скорбно Одесса стоит на коленях,
В трауре головы молча склонив.
Молим у жертв убиенных прощенья,
их на костре равнодушья убив.

Мы наблюдали, как бесы беснуются,
Думали - вскоре рассеется зло...
ЗЛО же шагало открыто но улицам,
адскую свастику гордо несло...

Мы разделили межою пылающей
думы и души, сердца и дома.
Если мы даже сейчас не покаемся,
значит, Одессу окутала ТЬМА!

Бесы в погонах стояли бесстрастные,
глядя, как жгли, как старались добить,
вас в кандалы заковали, несчастные,
те, кто должны были вас защитить...

Кровью невинной Одесса умылась,
прежней Одессе уже не бывать —
гарью и копотью сердце покрылось,
нам на погосте без срока стоять!

Парни-дружинники, девушки, женщины,
люди, случайно попавшие в ад,
если вы стали напрасными жертвами,
каждый из нас будет в том виноват!!!

Жертва сакральная нами принесена.
В пламени заживо всем нам сгорать!
Что это будет —
          огонь очищения
пламя ли адское—
          нам лишь решать...
 
                София Куликова Одесса 2 мая 2014 г.

Тогда, 6 лет тому назад, мы наивно полагали, что мир от такого  варварства содрогнется. Мир даже не вздрогнул.

Почему заглавие этого текста носит утвердительный, а не вопросительный характер по-моему еще в 1977 году объяснил  замечательный французский писатель Ромен Гари в предисловии к своей фантастической повести " Спасите наши души".

"Слово «душа» вышло из моды. Изгнано из словарей всех серьезных писателей. Теперь это архаизм, устаревший слезливо-лирический штамп, этакая разменная монета гуманизма. Время души прошло.

 Если бы меня попросили дать определение душе, я бы ответил: душа это то, что приводит нас в движение; это то представление, которое человек создает о себе самом, о своем достоинстве и о своей «чести» — кстати, «честь» — это еще одно слово, ставшее табу. Я бы также сказал, что существование этой силы, которая позволила создать столько шедевров, которую ловили и удерживали в стольких ГУЛАГАх, является неизменной данностью бытия; а еще — что душу оспаривают друг у друга идеология и техника: обе стремятся ее подчинить и использовать."

Мне кажется, что мир потерял ту критическую массу людей, которая удерживала человечества от пропасти расчеловечения, людей, для которых ни при каких обстоятельствах невозможна была сделка с дьяволом. Лина Николаевна была одной из них. Светлая ей память.


2020 год.