Вот он а я! на конкурс полупрозы

Язык пламени, исходящий от свечи на столе, ни о чем не говорил. Неестественно бледный свет огня серыми тенями на стенах нарисовал вокруг себя черно-белое пространство. Бестелесый ветер лениво анимировал на потолке узоры отсвета. Оркестр тишины нарушала лишь работа писчей бумаги, которая никоим образом не была связана с пищей, даже для размышлений.

"Не стоит останавливаться!". Письменный стол ворчливо скрипнул под тяжестью чиркающей символы руки, которая ласкала наполовину исписанный листок бумаги обплеванным чернилами пером.

*Лезвием гладила свои руки и губы,
Углы всех извилин на складках телесных.
Ветошь в глазах — это годов жизни трупы,
Разложу их по полкам, чтоб прекратить разложение.


Я вечер и день, я та, что пергамент,
Который от времени теряет очертания.
Я братская могила, с чужими именами,
"Здесь был Иван и Петя, Никита и Захария".

Я странствую по лицам, когда, набравшись смелости,
Меня, такую робкую, наблюдают улицы.
И, остановившись на морали своей бедности,
Блуждающим взглядом хожу по рукоблудию...*

Огарок свечи погас, оставляя глаза привыкать к темноте. Рука нащупала коробок, чиркнула спичка, зажглась свеча. Минуту он смотрел на рукопись, затем поднес бумагу к источнику света и тепла. Пламя переметнулось на угол листка, затем жадно, миллиметр за миллиметром, стало поглощать несчастную жертву, пока не добралось до руки держащего. Пальцы разжались. Догорающий клочок бумаги медленно устремился вниз, на деревянный пол, словно тонущий корабль, оставляя за собой следы пыли своей внезапной кремации. Каблук мужского ботинка поставил точку в так и не родившемся до конца творчестве.