Запись двадцать вторая. Наружу рвётся доброта...

10.02.01. Вчера был вечер Михаила Васильевича Андреева. Гостиная в Доме учёных, 1-ый этаж. Столы вытянули цепочкой, перпендикулярно «месту для героя вечера» - столу, что стоит поперек, возле - стулья с высокой спинкой и бархатной обивкой, малиновой. На стенах картины (Ольга Геннадьевна их старается игнорировать). Вдоль стен - креслица. Публики собралось выше среднего, почти все места заняты. За «головным столом» сидели: герой (темно-зеленый пиджак, галстук и рубашка в тон, вид презентабельный) и Ольга Геннадьевна. Олеся , Тамара, я и Наташа Ч. уселись справа от президиума, «поближе к телу». Пришли Нина Анатольевна Стусь и Галина Ивановна Климовская, (давно не были).

Вечер  (сразу скажу) удался. Но был не обычен какой-то внутренней энергией. Было ощущение (оно появилось постепенно), что там, где сидит Андреев,  находится нечто объемное, непрозрачное, темновато-дымчатое, довольно твердое.

Я вижу его близко третий раз в жизни. Была встреча в 82 году, весной, в кружке книголюбов в НИИ ВН. Он был тогда молод (28 лет), такой весь в джинсе, волосы почти до плеч, быстрый, снисходительный, уверенный, счастливый своим даром и интересом к нему публики. Но меня он не задел. Не люблю стихов о природе. Сама природу очень люблю, но те чувства, что переживаю, когда отношусь к ней, не могу передать словами и у других не нахожу.

В «Розе Мира» есть место, где Даниил Андреев описывает свои ощущения на берегу какой-то речушки, когда он будто слился с ее водами и почувствовал, что поток течет сквозь него самого. Вот нечто такое бывает и со мною - благодарность несказанная от того, что такая красота мне дается вот так, ни за что, и такое, что ты вот к этому причастна, что ты непременная деталь в том, что ты видишь вокруг. Или вдруг удивительные картины, понятные как человеку - глаз над городом перед грозой или однажды, случайно вскинув голову в ясный день, я вдруг увидела почти во всю длину охватываемого мною куска неба длинное белое облако - не убавить, ни прибавить - белое крыло, сложенное, не распростертое. Ясны очертания как бы гигантского голубиного крыла, длинные четкие оперенья по краям и короткие чуть взбитые  в основании и на изломе. Тогда подумалось: крыло ангела. И такая в душе благодарность, что вот удалось это увидеть.

Но вернусь  к Михаилу Андрееву. Второй раз я видела его 5 лет назад на вечере в том же Доме Учёных, когда попала на попытку провинциальной тусовки. Михаил Андреев выглядел тогда - мало сказать – растерянным, он был потерян. Он признавался, что совершенно не видит себя в реформированном обществе, он ничего не умеет, кроме как писать стихи, а они никому не нужны. А ведь ему был 41 год, и у него была семья, которую надо было содержать.

И вот прошло еще пять лет. Он признанный поэт, его знал и поощрил Бродский. Песни-шлягеры на его слова распевает вся Россия. "Тополиный пух. Жара. Июль», "Ведь нельзя быть красивой такой", Расторгуев чуть не половину репертуара на его стихи исполняет…

Вечер начался кратким вступлением Ольги Геннадьевны. Она сказала про В.Жуковского несколько слов, прочла его высказывание о том, что поэту, по его дару, место бы в роскошных гостиных, но туда пропуск - не душевные качества и способности, а  материальный успех, поэтому художнику приходится довольствоваться местом среди публики, пусть не столь утонченной, но способной быть благодарной за доставляемое  ей удовольствие внимать певцу, вдохновляемому свыше. Мол, это и нам подходит.

Затем было задано несколько вопросов герою вечера. Вообще, сначала вечер шёл туговато. Михаил Васильевич ждал вопрос и, поскольку искушен в таких встречах, не ждал ничего особенного. Вопрос, затем - ленивый, с иронией ответ. Но ирония очень приглушена. Переломил обстановку Алексей Сергеев, прочтя  стихотворение "Котлован". Андреев "приподнялся с диванной подушки" и больше уже на нее не лег. Когда позже пытались  задавать вопросы типа "роль женщин в вашем творчестве", он от них отмахивался, заявив, что "Котлованом" планка вечера была поднята гораздо выше дежурных вопросов.

Ну, что. Я  его творчество почти не знаю, вчера перелистала его сборники. Что уловила? Он сам часто в стихи вкладывает неоднозначный смысл и, вероятно, тонко чувствующие (в унисон, на той же волне) натуры этот потаенный смысл улавливают. Тот же Бродский. Сам Михаил вчера прочел несколько стихов, но брался за это с большим напрягом. Олеся, как всегда, выскочила со скрытым вызовом: «давай подеремся»,  выбрала одно стихотворение и попросила прочесть его самого - он отмахнулся, сказал - прочтите сами. Она прочла, он улыбнулся, сказал: "Стих не очень", но замолчал, задумался. Олеся: "А что вам нравится?" - Он ткнул в книжке. Она: "Прочтите!" Он: "Лучше вы!" Она, уже заметив, что проигрывает, что выглядит легковеснее, чем он, и, не желая дальше подставляться, настаивает. Он замолкает, то отводит книжку, то приближает к глазам. Все ропщут: "Нужны очки, а он их стесняется носить". Но он начинает читать и читает так и такое, как никто бы так ЭТО не прочел. И повторяет те строки, что считает главными в этой пятистрочной зарисовке. Часто сам удивляется - как такое мог написать, мол, и возраст не тот был, и чувства не сформировавшиеся, а вот поди ж ты!

И тут пошли открытия. Он стал выдавать сентенции: "Поэту не нужны читатели. Зачем? Он пишет для себя". "Стихи не нуждаются в музыке. У стиха есть своя мелодия, а музыка ее разрушает". "Стихи для песни - это только способ заработать. Но, тем не менее, я никогда не буду писать стихов типа "Ксюша - юбочка из плюша", даже в стихи для тинэйджеров я пытаюсь вложить философский смысл, чтобы они будили мысль". "Я с третьего класса зачитывался философами. Бывает, не понимаешь абзаца. Так раз пятьдесят его прочтешь, пока не поймешь". (Ольга Геннадьевна хихикнула – «философия в третьем классе?»). Стали спрашивать, а какие философы, отвечает: "Разные". Заподозрили умничанье, поднадавили. Он выдал три фамилии, мне известна лишь Кант, остальные - все иностранные и первый раз услышала. Русских философов или не знает, или не признает. Но эту тему оставили. Мало, кто в ней дока, неизвестными фамилиями он отбился.

В общем, расшевелили. Он признал, что у него такого вечера еще не было. Немного испортила впечатление анкета. Обычно она подавалась на десерт, была заполнена заранее и Ольга Геннадьевна  ее обыгрывала. Андреев  отвечал на вопросы спонтанно. Отнесся полусерьезно,  явно воспринял, как желание покопаться в его внутреннем мире, даже бросил фразу: "Ведь хотел уйти в перерыв!" Отвечал тихо, долго задумывался. На вопрос: "Какое у вас сейчас состояние ума?" Ответ: "Что-то все хорошо идет, что-то будет". Любимое времяпрепровождение:  работа со словом, мол, ничем бы в жизни, кроме этого, не хотел заниматься. Признал, что когда был на распутье (это как раз средина 90-х годов), то строки Бродского помогли ему не броситься во все тяжкие, а упорно писать, понимая, что только в этом его призвание, что больше нигде не будет ему удачи, если он изменит этому своему призванию. И удача пришла к нему. Пусть признанием лишь шлягеров на его стихи, но эти шлягеры позволяют материально существовать, издавать свои сборники. Они помогли обрести связи, сделать имя. И сейчас он может позволить себе, не оглядываясь на бытовую сторону (он более-менее ее устроил), трудиться над тем, что ему доставляет удовольствие.

И последнее - он размазал на вечере Куку. Она вновь явилась с гитарой, в юбочке выше всех ее возможностей, с радостной улыбкой на отцветшем лице и что-то такое банальное донельзя пыталась ему втолковать. Когда она во второй раз порывалась выступить, он ей бросил через весь зал: "Ну вот, вы опять тянете руку. Опять же что-нибудь не то скажете!". Та зашлась в панегирике. Я, сидя рядом и внутренне злорадствуя (Наташа Ч. прямо покатилась от его слов), у него спросила: "Вы что, ее знаете?" Он: "Не знаю, и знать не хочу. Она же артистка, а я их не люблю. Везде стараются себе сцену устроить, выставить себя…». И так весь вечер он ехидничал по ее поводу. И когда она все же настояла спеть, мол, не могу сдержаться, так на меня этот вечер подействовал, он опять усмехнулся: "Ну, не даром же вы с гитарой пришли". Но та только утерлась - "божья роса". Что-то там пела на слова Ирины Киселёвой. Песни у нее псевдо-задушевные, но уж больно все одинаковые, в стиле Аллочки Борисовны из "Иронии судьбы". С ногами на диване эдакая никем не понятая, бриллиант без оправы.

***
Наружу лезет тишина
И, пробиваясь в одиночку
Из незнакомой в теле точки,
Взывает жалобно она.
 
Наружу рвётся доброта,
Мерцая жгучею слезою,
Готова жертвовать собою
И всем помочь, ради Христа.

Любовь, на ощупь и безмолвно,
Шипов и ран не замечая
И на удары отвечая
Улыбкою, смиренья полной,
Выходит из глубин и стужи,
Неся с собою сердца ношу
И шепчет: «Я тебя не брошу.
Такой, как есть, ты мне и нужен».

2000 г.