Хочу запомнить...

                «О милых спутниках, которые наш свет
                Своим присутствием для нас животворили;
                Не говори с тоской: Их нет,
                Но с благодарностью: Были!» 

               
               
                Памяти Валерия Авдеева

     С Валерием Авдеевым я познакомился в 1995 году в Рязани на квартире у Жени Артамонова. Первое впечатление было самым обыкновенным: невысокого роста парень с простодушной улыбкой, незатейливо одетый в джинсовые брюки и светлую рубашку. Но стоило ему заговорить о природе вещей, и я уже был пленен его рассказом, внешним обаянием и какой-то особенной хваткой. Валерий не старался произвести благоприятное впечатление, вел себя просто и естественно, прекрасно понимая житейский смысл: все проходит, но суть остается.
     Ко мне Авдеев отнесся с любопытством. Чуть ли не сразу попросил меня показать стихи. Я не торопился, ждал подходящего случая. Прогуливаясь по Рязани (в это время в городе начиналось празднование столетней годовщины со дня рождения Сергея Есенина), нам наконец-то удалось пообщаться наедине. Валерий предложил зайти в какую-нибудь забегаловку, перекусить. Мне бросилось в глаза, что при встрече со случайным милиционером Авдеев мгновенно ретировался: как-то сразу горбился и хоронился за моей спиной. Видимо, отношения его с блюстителями порядка были не самые приятные.
     В закусочной, куда мы зашли, я заказал горячие блюда и напитки. Пока нас обслуживали, Валерий вновь напомнил мне про стихи. Я не без внутренней тревоги выложил на стол стопку своих виршей. Он читал, а я внимательно следил за выражением его глаз...
     Валерий, нацепив очки, (у него была дальнозоркость) приступил к прочтению. Иногда он бросал на меня острый взгляд, словно бы желая сравнить образец с написанным. Задержавшись на каком-то отрывке, заметил:  «Ух ты, голубоглазый! – И потом: – Я тебя понял. Твои стихи очень легко править». Затем Валерий снова углубился в чтение. Я чувствовал, что вирши задели его, но, все-таки затаив дыхание, ждал окончательного «приговора». Наконец, Авдеев произнес:
   –  Стихи хорошие, но грязные, то есть – недоработаны. Ты оставь их мне, я посмотрю.

     Для меня, начинающего поэта, подобная оценка была безусловно наградой. Всем своим внутренним чутьем я понимал, что Валерий сильнее любого другого стихотворца, что есть в нем божья искра. Стихи Авдеева сразу произвели на меня глубокое впечатление: они духовиты, образны и органичны, как сама жизнь. Просто диву даешься, откуда у мужика такой талант! Из Валерия вырос большой русский поэт, ведь то, что он сотворил, еще будет долго волновать и радовать наших потомков.
     Встречались мы с Валеркой (он любил, чтобы именно так его называли) неоднократно. Однажды, когда я приехал к нему на квартиру, он выглядел совершенно свежо и бодро. Смотреть и слушать его было одно удовольствие. Мы по-дружески обнялись, обменялись новостями, а затем, пока он занимался своими делами, я самостоятельно начал накрывать на стол. Вскипятил чаю, сбегал в соседний гастроном за продуктами, и через какие-нибудь полчаса мы выпили немного за встречу, плотно закусив при этом.
     Жизнь шла своим чередом, и через полгода я снова приехал к Валерию. У него были семейные сложности, к тому же он начал пить. Мне было бесконечно жаль его еще и потому, что он тратил свои недюженные способности (ради скромного заработка) на «делание» книжек некоторым местным сочинителям.
     Однажды я попросил Валерия показать его новые стихи. Он не сразу согласился это сделать. Чуствовалось какое-то смятение в его глазах. Может, это была тайна, которую ему не хотелось раскрывать, но стихосложение, а точнее сам процесс творчества, как я понял сейчас, для него было святым делом. И все-таки он согласился показать мне свои наброски. Когда я, наконец, начал читать их, Валерий осторожненько подошел к дверям и потихоньку наблюдал за мной. Меня это несколько удивило и даже обескуражило: зрелый поэт, мастер, а ведет себя, как мальчишка...
     Наконец я нашел то, что сразу запало в душу. Его стихи о Родине тут же с листка прочитал вслух:

                Родина, хочу тебя запомнить,
                Снова отправляясь в дальний путь,
                До краев хочу тобой заполнить,
                Без тебя пустующую грудь.
               
                Дым костра и плеск воды озерной,
                Лес, цветок рыбацкого огня,
                Августовских звезд литые зерна,
                Все входите памятья в меня.

                Я пройду тропинкою лесною
                И замечу, выйдя к большаку -
                Кончился запас и пусто снова,
                Взять бы повернуть, да не могу.

                Родина, тобой не наглядеться,
                В чемодан тебя не уложить.
                Ты должна быть рядышком у сердца,
                У лица, у губ, у тела быть. 

     Валерий потихонечку подошел ко мне и, когда я закончил читать, неожиданно сказал: «Вообще-то, я писал про тебя. Это «твои» стихи, – закончил свою мысль Авдеев. Я тут же попросил их подписать на память.
     Такие известные стихотворения Авдеева, как «Птичья возня в кустарнике», «С утра закатилось старушке предчувстве в душу», «Маленький леший» и многие другие, стали классикой современной литературы. Несмотря на трудности быта, Валерий и в последние годы жизни все-таки находил в себе силы, чтобы в редкие часы затишья и озарения писать вновь и вновь.
     Теперь, когда Авдеева не стало, я все чаще думаю, как же незащищен человек в нашем обществе, как не ценит государство свои истинные ценности – одаренных людей. Как не хватает нам тебя, Валерка, не хватает особенно сейчас, «Капелька наша безгрешная»...


                МЕЩЕРА

                В Мещеру не ходи, коль жадный ты и грубый,
                И не питай надежд, что здесь набьешь карман, -
                В Мещере не растет на ветках длинный рубль -
                Здесь из болот растет осока и туман.

                Встречал я удальцов, что в сердце заглушили
                Понятье красоты корыстной суетой:
                И золото сосны им кажется фальшивым,
                И серебро берез - подделкою пустой.

                Но коль в твоей груди любви трепещет жилка
                И помыслы твои чисты, светлы, нежны,
                Мещера для тебя, как нежная кувшинка,
                Раскроется, взойдя из тихой глубины!..


                Маленький леший

                Никто уж не тенькал в листве поредевшей -
                Кому он приятен, поблекший наряд?
                В осеннем лесу плакал маленький леший,
                Отбившись от стайки своих лешенят.

                Уткнувши головку печальную в ножки,
                Он вздрагивал тихо и тоненько выл,
                И падала в мох из мохнатой ладошки
                Брусника, что в горе он съесть позабыл.

                А кто-то с грибной возвращаясь удачей,
                С корзиной совсем недалече пройдя,
                Подумал: "Как ветер-то жалобно плачет!
                Как лес помутневший знобит от дождя!"


                *    *    *
                «Кто в нас вселил эту неимоверную тягу
                К речке у дома, к березе корявой и древней,
                К легкой церквушке над склоном большого оврага,
                К жителям добрым из нашей мещерской деревни?

                Знаю: при каждом с краями родимыми встрече
                Вдруг на глаза навернутся светлейшие слезы –
                И расправляются тяжесть познавшие плечи,
                И исчезают из сердца больные занозы!..

                Глянет звезда с высоты над полуночным лугом,
                Друже ты выйди, оставив уют свой домашний,
                И поклонись теплым избам, всей нашей округе,
                Этой звезде и деревьям, всей Родине нашей!..»


                ПТИЧЬЯ ВОЗНЯ...

                Птичья возня в кустарнике,
                Луга цветочный мед,
                Бабочка на татарнике
                Вкусное что-то пьет.

                А за мостками тонкими
                Блещет вода слюдой,
                Ходят веселые окуни
                На глубине золотой.

                Каждая тропка здешняя
                Знает мой светлый смех,
                Капелька я безгрешная,
                Маленький человек.
 
                Свеж, как рубашки чистая,
                Бережный ветерок...
                Это потом я вырасту,
                Это потом, в свой срок.

                Будут ветра колючие,
                Бьющие до беды,
                Будут валы кипучие
                Самой лихой воды.

                Будут друзья хорошие
                Вдруг, предавать меня.
                Будет слепить порошею,
                Будет колоть стерня.
               
                Самая милая женщина
                Будет змеей подчас,
                Да я и сам опрометчиво
                Глупо сорвусь не раз.

                Глупо обижу ближнего,
                Зряшный подам совет.
                Буду, не видя высшего,
                Рваться на ложный свет.

                Это потом, как лезвие,
                Пламенно и тонка
                В душу войдет поэзия...
                Ну а пока...
               
                Птичья возня в кустарнике,
                Луга цветочный мед,
                Бабочка на татарнике
                Вкусное что-то пьет...
               
   
                ОТЦУ

                Уже и кофеин не помогает,
                И валит сон... Но время ли до сна?
                Огонь и смерть из пушек изрыгая,
                Людей кромсает чертова война!
                Халат в крови - переменить не нужно...
                Секунды нет, совсем хирург ослаб:
                Он, презиравший войны и оружье,
                Жизнь выравает из смертельных лап.
                В спине, в ногах немеющих - иголки.
                "Перебороть себя, перебороть!.."
                Летят в ведро тяжелые осколки, литые пули,
                Человечья плоть...
                Когда ж он будет, долгожданный отдых?
                А бой гудит, снаряды землю рвут,
                Пороховою вонью пахнет воздух,
                И раненых несут, несут, несут...
                А сон, как враг, и прет и наседает,
                А рядом - кровь и стоны, и беда!
                Уже и кофеин не помогает...
                И все ж, отец, ты выстоял тогда!


                Июль 2003 – январь 2004 гг.