Копье Судьбы. Книга Вторая. Глава 17

ВОСКРЕШЕНИЕ. It is Messiah!   

В капельницы вводятся лекарства, на губы капают тягучие капли жгучей жидкости. 
- Встань из комы, если ты Сын Божий! – шепчет раввин. - Через эти телекамеры на тебя смотрят весь мир. Семь миллиардов душ ждут твоего воскресения.
В храме стоит полнейшая тишина.
Крупным планом - восковое, без единой кровинки лицо.
Проваленные глаза. Шрам на лбу. Штопка на верхней губе.
Абсолютная отрешенность…
Вдруг словно бы шевеление проходит по телу, укрытому простыней.
Вздрагивают люди в Канаде и Мексике, в России и Австралии.
Глаза коматозника открываются – недвижные, будто вытатуированные.
Медленно и прямо, как мертвец из гроба, он встает. На белом саване расплываются пятна крови - то капельницы вырвались из вен и кровоточат. Лик его завораживает – отрешенный от всего земного, он могуч непомерной внутренней силой - силой Пустоты и Запределья. Так выглядит вочеловеченное Ничто. 
Се – свершилось. Встал мертвец в белоснежных, обагренных кровью одеждах и повис невесомо, не опираясь ногами на земную твердь.
По домам и квартирам зашелестело.
- Свят-свят-свят…
- Летает…
- Иди  сюда, Нинка, он встал.
- Хто?
- Да этот, из Храма…
- Левитирует… на то он и левит…
- Господи, помилуй…
- Воспарил…свят-свят-свят…
Взмахнув руками, коматозник взмывает над толпой и под дружные вскрики людей повисает в воздухе. Бледное лицо его становится прозрачным, сквозь него струится свет благодати…
И тогда в историю ворвется волонтерша Аглая Тарасова, помогавшая паломникам подходить к причастию для поклонения мощам Спиридона Тримифунтского. Прижав кулачки к груди и экстатически вздохнув до предела натяжения легочной ткани… до лопа… запрокину… ах!… какой силы и чистоты контральто исторгнет она из груди! Божественной свирелью пронесется над толпой ее выкрик, усиленный могучей акустикой купола: «Это МЕССИ-И-И-И-И-Я!»
Пропев песню, ради которой она родилась, Аглая упадает без сил.
Экстазирующее лицо русской красавицы сделается брендом новой веры, ее выкрик – массовым рингтоном, первой заповедью новой религии.
- «Это Мессия!»
- It is Messiah!
- C'est un messie!
- Questo e’ Messia! – прозвучит на разных языках мира.
Впоследствии Аглаю Тарасову будут привлекать к организации массовых радений с участием Мессии, и она вновь и вновь будет предварять появление Божьего Посланца в битком набитых аудиториях своим свиристельным контральто: «Это Мессия!», после чего под шквал оваций и гром осанны сквозь горнило ослепительных спецэффектов будет появляться Спаситель! Новый Христос!! Мессия!!!
Но сейчас все впервые, все обжигающе свежо!
Вот, он стоит посреди Храма в бело-багряной тоге, как Христос после бичевания. Каждый его жест, каждое движение в эти потрясающие минуты будут зафиксированы для вечности. Всех поражает, конечно же, его способность к полету.
Он повиснет над курильницей, впитывая в себя дым благовоний.
- Где Мое всесожжение?
- Все готово, о, Великий! – упадет на колени раввин. - Вот твоя пища!
И откроется придел Храма восточный с жертвенником и стоящими возле него тельцом, овном и семью однолетними агнцами без порока. Священники заколют их,  рассекут туши на части и положат на дрова. И возгорятся жертвы, источая благоухание приятное Господу. И напитается Он сил и преисполнится мощи.
«ПО ПРАЗДНИКАМ И БОЖЕНЬКА ВЫПИВАЕТ»
 
Заломлена за волосы полуобнаженная пленница.
Занесен нож в руке разъяренного олигарха.
Генерал и профессор из последних сил удерживают его.
Эйдельберг оттаскивает всех троих.
Все вполоборота смотрят на вход, где стоит воскресший коматозник. Из-за плеча его выглядывает раввин и машет руками, указывая на пол, мол, падайте ниц, кланяйтесь Б-гу! Осознав, КТО ЯВИЛСЯ перед ним, Леонид Валерьянович, роняет нож и валится на колени. Освобожденная Даша падает без сознания. Ее подхватывают. Рана на орле при рассмотрении выявляется неглубокой. Зовут охрану, девушку уносят в медблок.
Мессия молча наблюдает за происходящим.
Дикая улыбка раздирает губы Эйдельберга. Он и хотел бы перестать улыбаться, но не может: такая реакция на невероятные ситуации типична даже для сильных духом людей.  Вытянув шею, изучает воскресшего профессор Дмитриев.
- Этого не может быть! – шепчет он в ступоре и шоке. - У него сломаны шейные позвонки, он не может встать! 
- Тогда кто же это? – тоже шепотом спрашивает его генерал Огуренков.
Ментальная контузия оглушает всех.
Существо, ставшее вместилищем чего-то нечеловеческого и надмирного, одним своим присутствием изгибает параметры физического мира и ввергает души в состояние сна наяву.
Разряжает ситуацию все тот же Каламбурский. Не зная иного способа адаптации к невообразимой ситуации, Леонид Валерьяныч предлагает… «обмыть воскресение!»
Из саквояжа под сундуком вынимается бутыль, похожая на витой муфлоний рог, черный от мха и патины, сламывается печать на горлышке, достается серебряный поднос с четырьмя червленными рюмками, в них разливается по несколько капель густой тягучей жидкости. С бокалом в подрагивающей руке олигарх на цыпочках крадется к «пришельцу».
- Ты с ума сошел, - шипит на него Эфраим, - опомнись, это Б-г!
Но Лёдя не стал бы тем, кем он стал, если бы не умел поладить со всеми, даже с божествами.
- Ай, брось, Франя, по праздничкам и боженька выпивает! – смеется он своим
уютным бронхиальным смехом, поднося бокал гостю. - Попробуй! Пей же! Пей! – и, не дождавшись реакции, срывается на истерический визг. - Но ты же бухал у меня в доме, когда требовал в жертву моего сына! Он погиб, как ты хотел! Воскреси его, иначе ты не бог, а дьявол!
Все застывают, не зная, как отреагирует трансцендентное существо на такое оскорбление.
- Ты слишком возлюбил своего сына, Леонид, - говорит мессия тихо, - это стало причиной его смерти. Но успокойся, Я покажу тебе его.
Он проводит в воздухе рукой, и в образовавшейся «промоине» появляется улыбающийся ребенок. «Папочка, - машет он ручкой, - не пъяч, мне тут хаяшо!»
После чего «окошко» схлопывается, а Львенок исчезает.
Потрясенный отец со стоном валится на пол и рвет на себе волосы.
- Воскреси моего сына! – рыдает он, биясь в некрасивых корчах. - Верни его, ибо нет мне без него жизни!
ВСКРЫТИЕ СУНДУКА ИРМИЯГУ

Человек привыкает ко всему, даже к богоявлению.
Пока отпаивают водой безутешного Леонида Валерьяновича, генерал Огуренков, зажав порез на руке платком, подходит к мессии.
- Что это за фокусы, Скворцов? – спрашивает он выжидающе. - Или ты не Скворцов? При нынешней технологии изготовления гиперралистичных масок, ты можешь быть просто нанятым актером.
- А кто вы? - шелестит запредельный голос.
- Я куратор твоего проекта! 
Невероятный собеседник вглядывается в него так странно, так любовно и величаво, что Валентин Григорьевич поневоле одергивает на себе пиджак, измятый в борьбе с Каламбурский.
- «Я слышал о тебе слухом уха, теперь же мои глаза  видят тебя», - мессия говорит словно бы разверстыми глазами, а не ртом. 
Генерала сбивает с толку и бесит все происходящее.
- Если ты Скворцов, покажи мне свое тело! – требует он.
Помедлив, воскресший раскрывает запятнанную кровью простыню.
На животе его бугрится свежий операционный шрам.
Сомнений нет, это коматозник. Но как он ходит со сломанным позвоночником?!
- В таком случае, - Валентин Григорьевич собирается с мыслями, - если, говорю, ты на самом деле Скворцов, ты должен помнить, куда спрятал копье перед аварией! Где оно?
- Не ищите его, - Мессия запахивается в простыню, - оно погубит вас. Я говорю это из чувства благодарности, ведь вы вели меня по жизни, без вас Я бы не стал тем, кем стал.
- Так и скажи, что не хочешь открыть мне, где копье! – у измотанного арестом и нервотрепкой последних часов генерала сдают нервы, он матерится сквозь зубы.
Эфраим хватается за голову.
«Безумец, ты забыл, с кем разговариваешь!» – с этим выкриком раввин бросается на святотатца, словно хочет боднуть его головой. Огуренков отмахивается, свалив старика на пол.
- Да хватит уже дурить меня, чертова жидва! Я не верю ни в какого вашего мессию! Очередная хуцпа! Отвечай! – надвигается он на воскресшего. - Кто ты такой на самом деле?!
Внезапно, сотрясая воздух и пространство, срывает с себя покрывало и взмахивает им над головой. Меркнут свечи на меноре. В грозовом полумраке на обнажившемся теле фосфоресцируют татуировки креста на груди и бездонных глаз под ключицами. Разряды молний срываются со скрюченных, как когти орла, пальцев, голос гремит галактическим эхом.
- Аз есмь Альфа и Омега, Сущий и Предвечный! Я существовал всегда и создал все!
В начале Творения Я разделился на Свет и Тьму. Целью Моего нынешнего воплощения являлось соединение этих двух начал. Я решил задачу: в Скворцове сосуществуют и Гусь, и Финеес. Теперь Я могу вскрыть свою реликтовую память, замкнутую в ковчеге. Откройте его, повелеваю!
Громыхающий голос стихает. Свечи на меноре восстанавливают горение.
Генерал пятится в боксерской стойке.
Ле-ле-леонид Ва-ва-лерьянович проседает до полу, памперс его наполняется мочой, Эфраим с Эйдельбергом подхватывают его под локти.
- Не гневайте меня, - мессия запахивается в простыню обыденно, как в сауне. – Я еще не совсем владею собой. Чего же вы ждете? Открывайте!
Тон его дает понять, что он не потерпит отлагательств.
Четверо мужчин становятся напротив четырех сторон сундука.
Генерал обводит взглядом соучастников «вскрытия». 
- Все готовы повернуть ключи? –спрашивает он. - Моссад не струсит? Напоминаю,
все должны повернуть ключи одновременно, иначе мы взлетим тут на воздух. Я говорю это потому, что знаю, как людей клинит на курке. Лучше скажите сразу, если кто не готов.
В святая святых душно, вентиляции не справляется, занесенный из храма дым выедает глаза, все расплывается в слезах, пространство словно сдвинулось по фазе, люди ощущают, что медленно сходят с ума. Огуренков поднимает левую руку, правой держась за ключ.
- По моей команде пробуем повернуть ключи влево на полмиллиметра. Готовы?
Участники замирают. Эфраим Лейбовиц потихоньку передвигается к дверям.
Мессия остается там, где стоял.
- Раз… - командует генерал. - Два… Три!
Четыре руки поворачивают ключи.
Раздаются глухие щелчки.
Четверо мужчин сглатывают ставшую вязкой слюну.
- Хорошо. Молодцы. – Генерал переводит дыхание.
- Гот мит унс! - Каламбурский находит в себе силы подмигнуть мессии! Или это нервный тик? 
- Теперь, - приступает ко второй фазе Огуренков, - на счет «три» все поворачиваем ключи влево еще на один щелчок.
И в этот раз все проходит как по маслу.
- Остался последний раз, - генерал утирает пот со лба. – Все готовы?
Тройка кивает. Ощущение удачи вымещает тревогу.
- Раз. Два… Три!