Подборка рассказов

                УЧИЛКА

Платье и помада цвета зрелой калины делали ее старше и элегантнее. На белоснежной кофейной чашке остался след от нее, словно снегирь на снегу. Она усмехнулась. Она и была словно птица. Такая сильная перелетная птица, не падающая духом и все время стремящаяся вперед. На улице моросил дождь и ее дизайнерская норка блестела капельками дождя в свете уличных фонарей. Еще не везде убрали новогоднюю иллюминацию и кое-где мигали огоньки на елках, мечтающих о белом пушистом снеге. Телефон заставил снять перчатку.
- Если не умеешь быть глупой, так и не прикидывайся, - голос ее сестры вернул к реальности бытия.
- И?
- Не икай! Я не твоя ученица! – ее сестрица любила разъяряться по- нарастающей. – Этот дебил звонит мне уже второй раз! Я устала объяснять ему, что я это не я!
- Зачем?
- Что зачем? Ты еще спрашиваешь зачем?! Да затем, что он называет мое имя, а я-то понимаю, что звонит он тебе! Мне не нужны твои добрые услуги по знакомству с мужиками!
Сестрица отсоединилась. Ее эго, почему то, не позволяет ей знакомиться с мужчинами, которых она ей пытается подсунуть. В детстве это эго не позволяло сестре донашивать ее наряды.  И мама шила по ночам по два новых платья. Одна побольше, другое - поменьше.
Она зашла в метро и влилась в монотонные ряды пассажиров. Когда она вышла на своей станции, дождь прекратился. От метро к дому шла медленно, оттягивая удовольствие выслушать все новые и новые претензии своей сестрицы. Перед ней шел высокий хорошо одетый мужчина. Интересно, сколько ему лет? - подумала она. В этот момент мужчина пошатнулся и остановился. Она приостановилась. Мужчина оперся о фонарный столб. Она обошла его и обернулась. Он оказался не молод и ему, явно, было плохо. Она остановилась и спросила:
- Что с Вами?
- Сердце. Не знаю. Вдруг тяжело дышать. - неуверенно ответил мужчина. Она ловко достала из сумочки блистер с таблетками валидола. Он взял, неуверенно достал одну и отправил ее в рот. У него красивая линия губ, - подумала она.
- Спасибо. – мужчина попытался ей улыбнуться.
- Да!...- неопределенно махнула она рукой.
Они стояли друг против друга. Она бесцеремонно его разглядывала, а он следил за ее взглядом.
- Вам далеко? – спросила она.
- Вон в тот отель.- он кивнул головой в сторону четырехзвездного отеля, который находился по соседству с ее домом.
- Давайте я Вас провожу, - предложила она.
- Это я должен Вас проводить. На улице уже темно. – он хотел казаться галантным.
- Вам надо присесть. Давайте присядем на остановочную скамейку.
Они зашли в остановочный павильон и сели на новомодную металлическую скамейку с розетками и зарядками.
- Вы москвичка?
- Да.
- А я в командировке.
- Я так и поняла.
Они рассмеялись.
- Надолго?
- Завтра улетаю.
- Где ваш дом?
- В Ижевске.
Она промолчала. Они сидели и смотрели на троллейбусы, останавливающиеся на остановке. На людей, выходящих и заходящих в эти троллейбусы. Снова пошел дождь.
- Вам полегчало?
- До такой степени, что я и впрямь готов проводить вас, - весело ответил он.
Они пошли к ее дому. Мимо гостиницы, в которой он остановился.
- У вас в отеле варят кофе? – неожиданно для себя спросила она.
- Конечно! – он остановился, - Выпьем по чашке?
- Да.
И они повернули к отелю. А утром она звонила своей сестре из аэропорта:
- Я улетаю. Позже позвоню. Не волнуйся.
- Куда?! – кричала в трубку сестра.
- Я влюбилась.
- Нет, ты все-таки дура! И почему наш отец с этим не соглашается! А как же школа? Твои уроки?
- Школы есть всюду, - ответила она ей, счастливо улыбаясь, - А вот любовь это редкость.


                ОНА БЫЛА В ПАРИЖЕ

"Но что ей до меня - она была в Париже,
Ей сам Марсель Марсо чего-то говорил."
/В. Высоцкий/

Маленькое уютное кафе в старом центре с круглыми, практически парижскими столиками на тонких ножках, похожих на фламинго. Черно-белые портреты из 60-х прошлого столетия. Аромат кофе и парфюма. Приветливые юные официантки в телесного цвета холщевых фартучках, чтобы не отвлекать посетителей от созерцания и погружения в атмосферу. За столиками молодые парочки и несколько компаний модных дамочек «за бальзаковского». Такой вечер пятницы здесь всегда. И вот пирожные «Будапешт» уже закончились, ликеров становиться все меньше. Они убывают в качестве алкоголя к горячему шоколаду. Эстеты и гурманы не пьют ликер здесь без горячего шоколада. Легкая усталость припудрена элегантностью заведения. Так выглядит конец рабочего дня в пятницу. Париж в не Париже. Она пила крепкий кофе по-восточному, не потому что любила, а потому что нравилось не сочетаемое сочетание черного ароматного напитка и прозрачности чистой воды в стакане. И… она была в Париже. Конечно же, не одна. Конечно же, была на Эйфелевой башне. И даже кричала «Гол» сверху башни, мальчишкам в одном из дворов, играющим в футбол. Видела Собор Парижской Богоматери задолго до пожара. По визе, оформленной для нее, как для уникального меце-сопрано через Союз композиторов. Советского Союза уже к тому времени не было, а визу получить было по-прежнему трудно. Она прилетела к нему, слушала его концерты. Они много гуляли по городу. Подолгу наслаждались друг другом в местных отелях. Потом она долго и горько плакала в одном из них. Ей не на что было купить билет домой. Там, в развалившейся тревожной стране ее ждала работа, квартира и… одиночество. Здесь ее никто не оставлял. И он пожимал плечами, пытаясь ее успокоить, говорил про то, что он что-нибудь придумает. Она заняла денег у его друга и уехала. Он не провожал ее до вокзала. Она уже и не помнила, что за очередную отговорку он придумал. Она плакала в поезде, растворяясь в жалости к самой себе. Словно стирая как ластиком, этими слезами воспоминания о былой лжи. Солнце прыгало в окне и поезд бежал за ним. Только солнце иногда изворачивалось, а поезд не мог оторваться от рельс и они расставались. Все как в ее жизни.
Она попросила у официантки счет и вышла в дождливый пятничный вечер. Запищал телефон и она нежно заворковала в трубку: «Доченька, я скоро приеду, милая».

               

                АЯВАСКА КРАСОТЫ


Это рассказ я посвящаю
своей прекрасной сестре Ольге
с благодарностью  за образы

Она вернулась из Перу другой. Ни лучше или хуже, а просто другой. Никаких шаманских обрядов. Нет. Только горячие водоемы, пар между небом и... небом. Удивленные джунгли. Под беззвездным черным небом по ночам она вспоминала музыку своей виолончели. Она не мыслила себя без этого инструмента. Шесть лет консерватории не набили оскомину, а только воспламенили это чувство. В аэропорту, прижав к себе красивую и мягкую сумочку из какой-то невероятной кожи, она ждала посадку на свой рейс домой. Яркие перуанские пончо на белокожих россиянах выглядели удивительно. Тех, кто общался с местными шаманами, было видно сразу. Они надменно взирали на окружающих, потому что были уверенны, что приобщились к высшему разуму. А сами не знали и семи нот, думала она про них с презрением. Она и сама любила «пошаманить». Ее шаманство, пожалуй, давало ее клиентам больше уверенности в их исключительности. А что может быть для женщины важнее и судьбоноснее, чем прическа? Да, теперь после шести лет консерватории по классу виолончели, она уже много лет работает парикмахером. Кстати, в Перу это самая непопулярная профессия.
Здесь, в родном огромном городе, к ней на «аяваску» красоты ходят певицы, юристы, актрисы, чиновники. И она знает многое про каждую из них. Она, словно шаман, узнает под шум фена многие подробности их жизни.
- Привет! Как Перу?- стройная, уже не молодая женщина ставит сумочку на подставку рядом с креслом. Сумочка, конечно же, красная, как и помада ее клиентки. Красная помада это ее жизненная страсть.
- О! Это теперь отдельная страничка моей жизни!
- Ты была у шаманов?!- ее клиентка таращит глаза в ужасе, словно она на ее глазах проглотила живую крысу.
- Нет, ну что Вы! Я просто наслаждалась.
- Наслаждение и отдельная страница?... - с сомнением в голосе произнесла клиентка, садясь в кресло.
- Как обычно?
- Нет. Теперь никаких «как обычно». Тоже хочу эмоций!
Эмоции вылись в ярко каштановый цвет волос на смену ослепительному блонду.
- Я завела кота, - неожиданно и не очень уверенно произнесла клиентка, с интересом разглядывая себя в зеркале, пока филировались концы волос.
- О! Какой породы?
Словно не услышав ее вопроса, а может быть, в ответ на него, сказала:
- А вернее, его хозяина.
Процесс фелировки на мгновение замер и возобновился вновь.
- Прекрасно! Кто он?
- Пока вы писали в Перу отдельную страницу своей жизни, к нам прилетел тот толстый кот Виктор со своим хозяином.
Они переглянулись в зеркале и обе рассмеялись.
- Неужели?
- Да! Я от скуки и одиночества пошла на площадь к Ешкиному коту. А потом предложила ему выпить кофе поблизости.
- Судьбоносный кот Виктор!
- Не знаю... Но мне кажется я влюблена. Сегодня мы идем на концерт виолончели с оркестром, - она улыбнулась, - Без кота Виктора. Вот тебе и еще один пункт дискриминации котов!
Они снова рассмеялись.
- Вы пойдете на этот концерт?
- Еще не знаю... Мне надо пережить Перу.
Она смотрела вслед уходящей красивой, но уже немолодой женщине, и думала, что мир вращается гораздо быстрее обрядов перуанских шаманов. И главное его чудо это любовь, которая вытесняет одиночество.


                ЗАКАТ

Если вы думаете что закат он везде закат, это значит, что вы не были на Ямайке. Культовое место бар Пеликан дарит ямайские закаты в качестве бонуса. Лиля об этом не знала, когда под прохладой соломенной крыши пила настоящий ямайский ром. Солнце и океан томились рядом. Пылающие на жаровнях лобстеры взрывали это томление ароматом специй. Лиля ела их здесь же, сидя на деревянной скамейке за столом из струганных досок. Ямайка она такая тягучая. Здесь все излучает истому: океан, солнце, тела местных жителей. И даже ямайский ром. Лиля смотрела на солнце медленно заходящее в океан. Слезы навернулись на глаза от этого могучего зрелища. Закаты на Ямайке это нирвана. Так говорила ей менеджер турфирмы, где она заказывала эту путевку. Да! Да! Это ни с чем несравнимое чувство. Лиля сидела на деревянном полу бара в океане в гуще таких же как она завороженных туристов. Зачем вообще людям все остальное помимо этого заката? Так думала Лиля. Наверное, так думали все, кто это видел. Хоть раз. Я брошу его, - думала Лиля. Нет, не буду ждать и позвоню прямо из аэропорта. Чтобы собирал вещи и убирался вон из ее дома. Чтобы забрал с собой свой гадкий одеколон и привычку пить кофе в трусах. Боже! Как она это ненавидела! Каждое утро он садился на ее белоснежный стул, хлебал элитный кофе из белоснежного Мейсонского фарфора и читал ей вслух не интересующие ее новости. Как же она терпела все это два долгих года? Не понимала? Пока не увидела этот закат. Она на это рассчитывала, когда собралась сюда. Рассчитывала набраться решимости и дать ему пинка. Эффектного такого твердого пинка. Отнюдь не балетного. Да! Да! Лиля балерина. А балерины долготерпеливы. Это крест всех балетных. Но ямайский закат сделал свое дело. Лиля садилась в заказанную лодку в темноте ямайской ночи. Прибрежный отель не был шикарным, но был весьма аутентичным. Это очень гармонировало с закатом, и с океаном, и с решимостью Лили. Она больше не будет есть пресный пирог своей столичной жизни. Она его приправит эмоциями. Не только сценическими. Он встречал ее в аэропорту с огромным букетом белоснежных роз. Красивый, холеный, модный. Проходящие дамы всех возрастов оборачивались на него. Но он ждал ее. Ямайский закат остался там за горизонтом океана. Лиля взяла букет и выдохнула:
- Я скучала.
- А как же аборигены? - похабненько хохотнул он.
«Может все-таки дать ему пинка?» - подумала Лиля.
- Моя куколка, я заказал банкет в «Версале»! Тебя заждалась столичная богема! - громогласно радовался он, усаживая ее в большой белый «Кадиллак».
Ямайский закат растворился в столичном тумане и в букете белоснежных роз. Сколько их? Тридцать? Ах, да! Тридцать три! Это его любимое число.