Однажды в Таганроге

                Подарок для Инстаграма моей любимой Герцогини Нью - Йорксной и Фьючерсной леди Бонни Роттен с подачи Эль Мюрида, ЖЖ
     Он подошел на полустанке, когда буйствующие перманетно матросы громили пристанционный пересыльный пункт, не найдя там никаких пересылок, а лишь скучно сидящих на жестких деревянных лавках пленных австрийцев, серо - зеленой неопрятной массой влажных шинелей отравляя весь вид из окна, как выразился ражий боцман Титько, ворвавшись первым. Сел на подоконник и, сворачивая самокрутку, заметил, ни к кому не обращаясь :
    - Весь вид портют.
    - Тоже угнетенные, - заспорил азартный трюмный Крык, бросая бескозырку под ноги.
    - Факт, - согласился боцман и дискуссия прикончилась напряженным молчанием тяжело дышащих матросов. - Ладно, - решил Титько, спрыгивая с подоконника, - кто не желает, принуждать не будем. Шлепнем, - заржал Крык и вытащил обмусоленный карандаш. За четыре года плена научившись понимать русскую речь, австрийцы вытянулись покорной ко всему змейкой истощенных тел, записываясь в отряд. Они даже не выясняли политическую направленность стремительно двигавшегося по магистрали эшелона, не рассмотрели серебряных морских погон, а когда Крык, подталкивая их под зад сапогом, вывел наружу, было поздно. Из штабного вагона выглянул командир отряда и засмеялся. Через миг он спрыгнул на перрон и, ловко перекатываясь небольшим плотным телом остзейца, обежал записавшихся волонтеров.
    - Так, так, - почти мурлыкая говорил барон фон Дрейден, провернув наилюбимейшую мистификацию, в очередной раз придав карательному отряду вид восставших дезертиров, - значит, касатики мои, решили вы послужить делу революции.
    Вот тут он и подошел к барону. Какой - то скукоженный, будто жевали его давно вставшие плицы парохода, приткнувшегося носом к плесу, еле видимому со станции, хотя пахнущий солью ветер нес прогорклую вонь от гниющей в заливе глушеной рыбы. В зеленом штатском пальто и картонном картузе с остатками эмблемы то ли технологического лицея, то ли школы изобразительных искусств, давно ставших прибежищем ревкомов, чрезвычаек, контрразведок и просто анархиствующих селян, прикативших менять сало на мануфактуру да и задержавшихся в городе.
    - Товарищ, купи бабу.
    Барон заулыбался и развернулся к вновь подошедшему. Осмотрел с ног до головы и угостил папиросой. Ему невероятно нравилось, когда его называли товарищем, боцман этим не раз пользовался, вымаливая у жестокого командира приятелей, сидевших в арестантском вагоне то за мародерку, то за девку, траченую экипажем в клочья, а то и за совершенную чепуху, утащенную у сквалыжного батюшки, три дня бежавшего за эшелоном, путаясь в полах рясы и тоненько воя кислым голосом. Чепухой оказалась поповна, толстая и румяная, сама прыгнувшая в руки матросов, аки белорыбица, опять же по словам боцмана.
     - Почем ? - поинтересовался фон Дрейден, доставая портмоне.
     - За так, - дернул небритой щекой незнакомец.
     Начальник штаба мичман Букшин кашлянул, привлекая к себе внимание задумавшегося барона.
     - Так в полста ходит, - зашептались матросы.
     - Сорок девять, - скрупулезный Букшин ухмыльнулся и сплюнул под ноги незнакомца.
     - А баб две, - будто не слыша сказал неизвестный и опасно зашатался.
     - Две ? - изумился фон Дрейден.
     - Одна да еще одна, - нехотя ответил продавец и вновь встал прямо. - Надька да Кристинка, непотребные девки.
     - Так девки или бабы ? - выяснял дотошный командир, несказанно наслаждаясь ситуацией.
     - Не проверял, - заперхал незнакомец. Принужденно стер только - только появившуюся улыбку и шмыгнул носом.
     - А зачем мне бабы ? - спросил его барон, угощая второй папиросой.
     - Расстреляешь, - пожал плечами неизвестный, засовывая папиросу за ухо.
     - Хорошо, - кротко решил фон Дрейден, залезая в вагон. - Только расстреляешь сам, а вместо така отдашь пальто. Да еще должен будешь, - смеялся барон из вагона.
     Полустанок опустел. Из - за станционного телеграфа вылез колченогий кондуктор и подполз к незнакомцу, по - прежнему стоящему перед разгромленной пересылкой. Даже пальто было на нем, шутил барон, но не шутили батарейцы, сноровисто снующие на медленно втягивающейся в лес последней артиллерийской платформе эшелона.
     - Прицел сто, - орал Титько, топая по платформе, - трубка девять. Крой.
     Услышав грохот, барон повернулся к начальнику штаба и пожал плечами.
     - Жертвы революции, - невозмутимо сказал Букшин и пошел заваривать чай.