Запись двадцать третья. Играл музыкант незнакомый

16.02.2001 …вечер Валерия Михайловича Сердюка (г.р.1945). Многословен излишне. На что люблю слушать про людей, но его уж очень заносило. Подробно об армии, подробно об издании первых стихов. Не подготовлен. Долго с комментариями искал, чтобы почитать, читал далеко не самое выигрышное. Молодые стихи лучше, чем поздние. Очень хороши стихи для детей. Своя тема мною не ухвачена.

Но самое для меня неприятное - пришла, вокруг стола опять эти ужасные бабки. Налетели. Потом собрались более приемлемая публика. Почему я так не люблю женщин нашего возраста? Как они многословны, как глупо выглядят со своим желанием засветиться, высказать мнение. Мужчины тоже… Вчера Ольга Геннадьевна с трудом держала Бурцева. Он даже обиделся. Опять нашкряпал свои вирши - такое это убожество! На каждый вечер он делает комментарий - бесполезный, с зарифмованными концами предложений. Ну, пускают у нас в конце листок для отзыва - пиши! Нет, надо во всеуслышание. Малков опять вылез со своими кроссвордами. Помешался он на них, что ли?
Но мужиков, что говорят, лишь бы не молчать - раз-два, но эти бабки!..

23.02.2001 Гость - фантаст Виктор Дмитриевич Колупаев. Наша томская знаменитость. Я в семидесятых покупала его книжки, но  "развращенная" Стругацкими, Ефремовым, Парновым, Азимовым и т.д., Колупаева я читала только потому, что невозможно было нигде достать более существенную фантастику. У него, как мне кажется, скорее бытовые зарисовки биографического характера, но с чудесными превращениями. Ностальгия по детству, ностальгия по месту... Мечтательность по совершенству.
Было любопытно в его городах узнавать черты Томска. Но я тогда скорее была раздражена Томском. Хотя вот сейчас представляется, что скорее меня раздражала его неустроенность, вечное ожидание транспорта на жгучем морозе, раскопанные дороги, отсутствие мест, где бы можно было перекусить, а если забредешь в такое место, то несвежая пища - и последствия… Постепенное запустение парков, отсутствие мест, куда можно было пойти с ребенком, отсутствие доступных туалетов, наконец. И особенно - равнодушие к людям у властей. Не знаю, может, Лигачев и делал что-то хорошее для частного человека (птицефабрики, тепличные хозяйства - это глобальные проекты, как-то разнообразившие наш стол), но его время совпало с открытием нефти. Кто знает, смог бы сделать  этот деятель что, если бы область не стала нефтеносной. Но и нефтеносная - как плохо строилось жилье, сносилось старое, как плохо развивались бытовые услуги, как был измучен город дефицитом на все и вся. Короче, не Колупаев смирил меня с Томском, а вот нынешнее время. Стали исчезать, по крайней мере, из нашего района, эти жуткие покосившиеся "памятники архитектуры", город хорошеет на глазах, таким мне его бы узнавать приятнее, чем тот старый Томск, что был в рассказах нашего фантаста. Поэтому как фантаст меня он уже не интересовал, скорее как человек.
Пришел сухощавый, лысоватый (год рождения 1936). Нас запугивали, что это мрачная личность, не любящая про себя разговаривать, вообще не любящая аудиторию, всем отказывающая во встречах. Ольга Геннадьевна, наверное, тоже в предвкушении провала (вдруг не разговорим) сделала очень пространное вступление, задала ему вопрос, он ответил, встряла Олеся, он опять ответил, опять Олеся - и пошло.
Все рассказал, даже делился рецептом домашнего вина.
 Конечно, как всегда - оказался интереснейшим человеком. По образованию - физик-теоретик. Увлекается вопросами пространства и времени и философии. Любимое чтиво - Платон, Аристотель, Ньютон, Сократ. "Там, - говорит, - давно отвечено на все вопросы". Рассказал, как начал писать. Мол, сначала написал несколько пробных рассказов, которыми не гордится и жалеет, что они вообще попали в печать. Впервые опубликовался в "Технике молодежи", кажется. Никогда не рассматривал писательство, как средство к существованию, увлечен был своими исследованиями. Но, вроде, раз печатают, ладно. В связи с работой был 14-летний перерыв в писательстве, упавший на начало 90-х, а когда вновь вернулся к писательству уже с философским уклоном, то обнаружил, что забыт и никому не интересен.
У него 2 романа, один опубликован чуть ли не несколькими десятков экземпляров. Сама я не буду искать эти романы в библиотеке, я теперь читаю только Стругацких из фантастики, остальное - мемуары, жизнь замечательных людей, что-то из истории религии (монотеистские). Но слушать его было очень интересно. Он даже рассказал нам, как пришел к вере в Бога, и как, с его точки зрения, выглядит Рай (когда весь мир не имеет времени и пространства, когда любой объект находится одновременно во всех точках вселенной и во все времена) и ад, когда все это бесконечно, существование в бесконечном времени, будучи бесконечным в пространстве. Это неохватно для меня, но вот он так себе все это представляет и пытался аргументировать это физически.
Спросила его про "Розу Мира", ответил, что не читал, но по рассказам знаком с концепцией книги и ее не разделяет. Не любит охоту и рыбалку, не любит, что вот только что рыба извивалась на крючке - и уже мертвая, то есть неприятна причастность к умерщвлению живого. Интересно отвечал на анкету (часто отказывался отвечать "некорректно поставлен вопрос").  О женщинах, мол, в первую очередь ему нравится красивая женщина, но эталоном назвал персонаж одного из своих романов Калипигу, сам же, смущаясь, и расшифровал, что Калипига - это прекраснозадая (оказывается, слово "пигалица" означает существо женского рода, у которого очень скудноразмерная задняя часть. Кто бы мог подумать?) С теплотой отзывается о своей жене, которая, дескать, рано поняла, что нельзя на него давить, и как я уловила, в семье присутствует принцип со всем согласной жены. Бросал ли он писать, или уходил с работы, жена всегда его поддерживала и никогда не призывала подумать о семье…
А потом он ушел, ушла основная толпа, а мы опять сели пить чай, Антон играл нам на гитаре. И мы с Ольгой Геннадьевной немного поконфликтовали на тему - на наши пятницы ходит все меньше поэтов, но все больше слушателей. И Ольга Геннадьевна сказала так: «Я благодарна всем, кто приходит сюда. Мне интересно беседовать с пишущими людьми, и если бы сегодня никто не пришел, но Колупаев согласился со мною одной проводить вечер, я бы также была довольна и провела с ним также два часа. Поэтому мне не важно, кто приходит, главное, что есть аудитория, и, благодаря ей, я  могу приглашать интересных людей».
Ох! Ведь слухами земля полнится. Будут ли к нам ходить "интересные люди", если "Томский Автограф" прослывёт, как посиделки досужих слушателей? Ведь гостям тоже нужна интересная аудитория.

Флейта.

От грустной мелодии флейты,
Звучавшей в ночи за окном,
Уснули тревожные ветры
И в сон погрузился мой дом.
Играл музыкант незнакомый
В каком-то далеком окне.
Мотив разливался по дому,
Тоской оседая во мне.

Минутных друзей выбирая,
Себя принося на размен,
Уже не копя, а теряя,
Не ждем никаких перемен.
Листаются книги листочки,
Года вылетают в окно.
И мысли - не мысли, а строчки,
Написаны очень давно.

Она же играла дорогам,
Снегам и весенним дождям,
Прошедшим и свежим тревогам
И вновь наступающим дням,
Объятьям, для встречи открытым,
И грустным прощальным словам,
И всем обещаньям забытым,
И детским бессмысленным снам.

Чужим одиночеством полный,
Лежал я и думал во тьме.
А звёзды светили над домом,
А звезды светили не мне.
Шла ночь по огромной планете,
А флейта тянула своё…
Не спал я один в целом свете -
Всё слушал и слушал её.

2001 г.