В. Глава 43

43


     “Последним пунктом моей программы на воскресенье была встреча с самим Геннадием Яковлевичем Войновым. Ещё с утра мне удалось выйти на его секретаря и добыть у неё важные сведения: весь день архитектор планировал провести с удочкой и термосом в уединённом местечке на берегу реки. Впрочем, местечко это располагалось в черте города, и даже не слишком далеко от центра. Поэтому такси добралось дотуда за каких-нибудь двадцать минут. А в пути мне представилась возможность оценить возникающую перспективу.
     Надо было признать, что Приёмов меня удивил. Его реакции на самые простые вещи выглядели на редкость странными. Как будто имелось нечто тяжёлое, нечто, что уже долгое время занимало его мысли, к чему он постоянно возвращался. Если говорить о моих ощущениях, то Владимир Леонидович показался мне человеком, на что-то решающимся, но никак не могущим решиться. Мне довелось повидать немало людей в подобном пограничном состоянии. Однако что могло быть причиной для безногого колясочника, от которого – тут уж следует говорить всю правду – мало что в этой жизни уже зависело? Возможность выступить на заседании комитета, которая, как мне казалось, должна была непременно обрадовать его, он воспринял негативно, хотя и постарался этого не показать. Только ничего у него не вышло. В определённом душевном состоянии человек просто не способен скрытничать. Приёмов боялся, да, он определённо боялся всей этой истории с «Золотым городом». Но почему? – вот загадка. А я, как слабый человек, очень любил загадки.
     Разговор с Войновым мог кое-что прояснить. В конце концов, именно из-за него заварилась вся эта каша. А потом, он мог вывести меня на след информатора. Туманного обещания Приёмова насчёт того, что он сразу же сообщит мне, как только чертежи всплывут в горкомитете, мне было мало. Если уж комбинация затеяна мной, все нити управления нужно держать в своих руках.
     Такси свернуло к реке и затряслось на ухабах. Эта дорога была мне знакома ещё с детства. Мы с соседскими мальчишками нередко убегали с уроков, чтобы порыбачить где-нибудь в тени деревьев. Тогда, помнится, я был очень неплохим спиннингистом. Однажды даже вытянул трёхкилограммовую щуку. Правда, её пришлось отправить на рынок, потому что отец наотрез отказался готовить такую громадину. С тех пор, надо заметить, тут произошло мало изменений. Лишь берега стали более топкими, а вода покрылась настоящим ковром из белых кувшинок.
     – Ну всё, дальше пути нет, – шофёр, которому я, наверное, успел за этот день порядком надоесть, остановил машину. – Так что остальное вам придётся на одиннадцатом маршруте.
     Я улыбнулся, вспомнив это выражение из нашей юности. Да, теперь его уже почти не используют, а жаль. Многое, очень многое мы успели забыть и потерять.
     – Хорошо, вот вам за весь день, – протянул я таксисту купюру. – Сдачи не надо.
     – Обратно вас не везти? – удивился он.
     – Нет, не нужно. Я пройдусь, погода отличная, да и вообще… полезно.
     – Что ж, хозяин барин, – проворчал он, с сомнениям глядя на мои отутюженные брюки и лакированные ботинки. – Только вы это, поосторожнее. Здесь недолго и провалиться.
     – Не беспокойтесь, я эти места знаю.
     Такси подало задом и с немалым трудом развернулось. Шофёр ещё раз внимательно посмотрел на меня, потом покачал головой и надавил на газ. Тёплое облачко газов вырвалось из выхлопной трубы, ударило мне в нос. Через минуту я остался один.
     Едва заметная тропинка вела в осиновую рощу, сквозь которую, как мне было известно, можно было выйти к берегу реки. По ней и я пошёл, сбивая головки лопухов и насвистывая первую пришедшую в голову мелодию. Погода действительно стояла великолепная: полный штиль, ни единого дуновения ветерка, яркое солнце, небо, кое-где подправленное белыми облачками, и неумолчный стрекот цикад. Даже осины, всегда чувствительные к малейшему движению воздуха, замерли, и листья их не трепетали. Свежий воздух врывался в мои лёгкие широким потоком, у него был чуть приторный запах цветущих лугов. На минуту я даже позабыл, зачем я тут, с какой целью бреду сквозь траву, подставляя лицо развёртывающемуся передо мной миру. Но долго меня подобное забвение не охватывает. Я прежде всего человек дела и живу земными чувствами. Кто-то, наверное, скажет, что скорее приземлёнными. Что ж, не буду спорить. Мне гораздо интереснее то, что происходит в физическом мире. Однако и в нём порою случаются удивительные вещи.
     Роща оказалась совсем не такой большой, как мне представлялось. В моих воспоминаниях это был целый осиновый лес, но на деле я прошёл его минут за пять. Когда я вышел на берег, моим глазам открылась умиротворяющая картина: несколько десятков человек совершенно неподвижно сидели рядком вдоль кромки воды, и у каждого из них в руках была удочка. Кое-кто пристроил рядом и второе удилище, а у одного виртуоза их было целых четыре. Одеты они были все как на подбор: высокие резиновые сапоги с заправленными внутрь штанами, рубашки, брезентовые шляпы. Кто-то сидел на раскладных стульчиках, кто-то прямо на земле, а один сибарит даже притащил сюда целое плетёное кресло. Скажу честно: пару минут я рассматривал эту компанию с нескрываемым удовольствием и ностальгией. Да, в нашей молодости мы рыбачили по-другому, предпочитая спиннинг. Он тогда был страшно дефицитным, но у приятеля моего отца имелись связи за рубежом, и он сумел достать нам парочку. По сравнению с обычной удочкой это было непередаваемое ощущение: то, на что обычно уходил весь день, можно было поймать за какую-нибудь пару часов. Ну и завидовали нам, помнится, другие пацаны. А потом как-то само собой увлечение рыбалкой сошло на нет. Но сейчас, глядя на напряжённо-неподвижные спины рыбаков, я почувствовал где-то глубоко внутри знакомое волнение. Пожалуй, стоило попробовать воскресить это давно забытое увлечение – вот только нашлось бы свободное время…
     Ну а пока передо мной стояла совсем иная насущная задача. Из пары десятков рыбаков, собравшихся в этот воскресный день на берегу, мне нужно было найти Геннадия Яковлевича Войнова. Это было далеко не так просто, как могло показаться. Я знал архитектора лишь по фотографиям, которые были сделаны далеко не крупным планом. Но даже если бы черты его лица были мне прекрасно известны, это мало бы что поменяло. Ведь в данном случае я видел лишь спины и шляпы. Подходить к каждому рыбаку и заглядывать ему в лицо? Определённо не лучший вариант. Равно как и кричать на весь берег: “Геннадий Яковлевич, отзовитесь!” Получается, нужно было положиться на своё чутьё. Конечно, способ не самый надёжный, но ничего другого мне в тот момент в голову не пришло. Я ещё раз внимательно оглядел сидевших, медленно переводя взгляд с одного на другого. Кто из них мог быть Войновым? Вот этот высокий, тощий, похожий сзади на колодец-журавль? Или тот маленький, сидевший на корточках и смоливший сигарету? Нет, вряд ли. Войнов, как о нём говорилось в сети, любил удобства и мало в чём себе отказывал. Скорее всего, ему было бы неприятно сидеть тут вместе со всеми, в одном ряду. Значит, следует поискать его где-нибудь в более укромном месте.
     Осторожно поднимая ноги (почва тут и правда была буквально пропитана водой), я пошёл вдоль берега. Вскоре открытое место закончилось, потянулись кусты ивняка. Ещё несколько сот шагов – и кусты расступились, открыв небольшую прогалину. Тут река делала поворот, образуя излучину, и уже с первых метров была довольно глубокой. Уголок был укромный, тихий. И вот в нём-то я и нашёл того, кого искал.
     Мне сразу стало понятно, что это именно Войнов. Шестое чувство, интуиция – можно называть по-разному. Однако я привык полагаться на своё чутьё, которое очень редко меня подводило. Сидевший передо мной мужчина был довольно крупным представителем рода человеческого. Маленькая скамеечка, сделанная из двух металлических осей, соединённых холщовой тканью, прогнулась под его тяжестью почти на критическую величину. Широко расставленные ноги в чёрных резиновых сапогах, походившие скорее на колонны, погрузились в топкую прибрежную грязь почти по щиколотку. Рубашка, едва не лопавшаяся на спине, была вся мокрая от пота. А удочка… о, удочка привлекла моё особое внимание. Телескопическая, с длиной удилища не менее пяти метров, от одной очень известной японской фирмы. Сразу было видно, что этот человек не стесняется тратить на свои увлечения.
     Некоторое время я тихо стоял сзади, наблюдая за рыбаком. Из-под шляпы, которую он надвинул на глаза, выбивались лохматые пряди тёмных волос. Вот он поднял руку и осторожно, стараясь не потревожить поплавок, пригладил их. Без всякого результата, впрочем: волосы тут же снова растопырились во все стороны. Здоровяк пробормотал что-то, видимо, сдержанное ругательство, и потянулся за термосом, стоявшим в нескольких шагах, пытаясь в то же время удержать удочку в нужном положении. Это у него не удавалось, и я понял, что настал подходящий момент, чтобы действовать.
     – Позвольте вам помочь? – я поднял термос и протянул рыбаку. Он чуть приметно вздрогнул от неожиданности, но ответил спокойно:
     – Да, спасибо. Вы очень любезны, – и сделал большой глоток какой-то жидкости янтарного цвета. Мне подумалось, что лучше бы это был чай.
     – Как клёв? – непринуждённо спросил я, встав на кочку, которая показалась мне надёжнее других.
     – Так, – лениво ответил он, слегка кивнув в сторону поплавка, – хвастаться нечем.
     Я покосился на трёхлитровую банку, в которой юлили несколько мелких рыбёшек.    
     – И правда негусто. Часто тут бываете?
     – Время от времени, – он недовольно дёрнул плечом, и поплавок заколебался. – А вы, простите, почему интересуетесь?
     Я рассудил, что лучше будет действовать без обиняков.
     – В своё время, Геннадий Яковлевич, рыбалка была одним из моих страстных увлечений. Но теперь, конечно, время уже не то.
     Архитектор резко развернулся и посмотрел на меня снизу вверх. У него были на удивление крупные черты лица. Большой мясистый нос с выгнутыми дугами ноздрей, внушительные мешки под глазами, оттопыренные толстые уши. Дышал он тяжело, как после восхождения на высокую гору.
     – Откуда вы меня знаете? – спросил он, откладывая удочку.
     – Вы довольно известный человек, – ответил я, улыбаясь.
     – Положим, что и так. Но только вы меня знаете не из телевизора.
     Эта фраза меня немало позабавила.
     – Верно, телевизор я вообще не смотрю. Я к вам, собственно, по делу, Геннадий Яковлевич.
     – Мда? – неопределённо хмыкнул архитектор, продолжая меня рассматривать. – И по какому же делу?
     – Позволите? – я указал на вторую скамеечку, сложенную рядом. – А то тут слишком влажное место.
     – Валяйте.
     Я разложил скамейку и уселся на неё верхом. 
     – Влажность – вообще большая проблема, не так ли?
     Войнов совершенно не понял этого вопроса. В его глазах, серых с зеленоватым отливом, хорошо читалось недоумение.
     – Что, простите? – пробасил он.
     – Я говорю о перенасыщенности грунтовых вод, – весело и как бы снисходя к его неосведомлённости продолжал я. – Это ведь довольно серьёзная проблема в нашем городе.
     – Ах, вы об этом… Да, тут не поспоришь. Но почему вы...   
     – Извините, забыл представиться. Моя фамилия Освальд, Евгений Борисович.
     По лицу архитектора пробежала еле уловимая тень.
     – Даже так… – протянул он. – Слышал, слышал я о вас. Вы, говорят, большая величина в столичном комитете. 
     – Ну, говорят разное, – беспечно отмахнулся я. – Всему верить не стоит, сами знаете. Но обманывать вас не буду – сюда меня пригласили по делу. И оно довольно тесно связано с вашим последним проектом. 
     Войнов недобро усмехнулся.
     – Значит, мальчишка уже и до вас дошёл?
     – Простите, о ком это вы?
     – Ну-ну, не прикидывайтесь. Это он начал мутить воду. Только я не думал, что у него хватит наглости обратиться в центральный комитет.   
     – Геннадий Яковлевич, уверяю вас, что, кого бы вы ни имели в виду, он к нам не обращался. Тут были задействованы мои личные каналы информации.
     Он недоверчиво хмыкнул и пожал плечами.
     – Как знаете, как знаете…
     – Однако, если у этого, как вы выразились, мальчишки, имеются важные сведения…
     Возможно, следовало действовать менее прямолинейно. Но я понимал, что лучшего шанса выйти на информатора до того, как он направится в горкомитет, может уже не представиться.
     – Важные, – презрительно бросил Войнов. – Он навыдумывал себе чёрт знает что, а нам теперь с этим возиться. Знал бы я раньше, никогда бы не допустил этого Высокова до дела.
     – Значит, его фамилия Высоков?
     – Да, Аркадий Высоков, – мрачно подтвердил архитектор. – И я советовал бы вам им заняться. Такие люди опасны для нашего общего дела. Фантазёры, фанфароны… Хорошего от них не жди.
     – То есть вы полагаете, что его опасения по поводу безопасности…
     – Не стоят и выеденного яйца. Да вы сами рассудите: к чему мне это? К чему мне подставлять свою голову под такой меч? Ну, положим, комитет пропустит галереи, которые держатся на честном слове. Но если они рухнут, с кого в первую очередь спросят? Вы лучше меня знаете, с кого. Это уже не говоря про моральную ответственность. Да что там, – он сердито махнул рукой, от чего рубашка у него на спине тихонько затрещала, – нечего время терять на такое. Через пару недель проект будет представлен в комитет, и все смогут ещё раз всё рассчитать. А сейчас мне не хочется об этом говорить. Так что, господин Освальд, зря вас вызвали из столицы. Для такого занятого человека, как вы, подобные случаи просто смехотворны.
     Он говорил неторопливо, и в каждом его слове звучала непоколебимая убеждённость в собственной правоте. Та убеждённость, которой я не услышал в голосе Приёмова, когда тот давеча рассуждал о недочётах в проекте галерей. Впрочем, само по себе это мало о чём говорило. Конструктор был спокоен – но он мог надеяться на свою протекцию в лице начальника горкомитета Вернидуба. Или мог искренне верить в непогрешимость собственных выкладок. Так или иначе, с этой стороны мне было не подступиться. А никакой другой стороны я попросту не видел. Чем можно смутить этого твердотелого, твердолобого человека, который неколебимо стоит на своём? И тут мне пришла в голову шальная мысль. Можно называть это наитием, просветлением, тем же чутьём, в конце концов. Но я знаю: если подобная идея вдруг появляется, её нужно хватать за хвост.
     – Кстати, про спрос с архитектора, – сказал я с самым невинным видом. – Вам ведь, конечно, известна история с аквапарком «Дельфин»? Он рухнул, погибли люди, но вина конструктора доказана не была. Выходит, всё не так однозначно, как вы, Геннадий Яковлевич, пытаетесь представить?