На машинах. Дорога

МОЗАИКА ДЕТСТВА (не связанные друг с другом воспоминания)

Прислушиваюсь… Вдали, почти не переставая, гудят моторы. Слышно, как экскаватор, надрывно роет, разрывая почву своими железными клыками, и скидывает грунт в подъехавшую машину-самосвал. Слышу, как ухает обвалившаяся с ковша земля в подставленный кузов самосвала, он железный… Машина, получив дозу дозволенного груза, отъезжает, чтобы дать место следующей. Далеко разносится шум моторов, скрежет о камни ковша грейдера и разгул, набежавшей в наши места техники, тревожит и беспокоит нас. Не привычно всё это… И так день за днём…

Строят дорогу до реки Уркан, трещат стальные чудища, со стоном падают величественные лиственницы – строят дорогу, чтобы по ней таскать лесовозами строительный лес в леспромхоз. Леспромхоз сортирует, часть отбраковывает, часть продаёт в Японию - ходили слухи, а остальное на хозяйственные нужды страны… Отпрашиваюсь у Мамы сбегать к транспорту и покататься на ЗИЛах – самосвалах. Отец в поездке по семейным нуждам, а я устал слоняться по местным закоулкам в вечных поисках мальчишеских занятий. Я один, нет единомышленника, с которым я бы мог переброситься  парой фраз и намётки темы занятий живо бы созрели в наших головах. Вроде всё перепробовал?... Надоело!…

После недолгого нытья - меня отпускают. Я иду по местности, которая с недавних пор стала ареной важного строительства – дороги. Многое изрыто тракторами, старая дорога до посёлка теперь имеет почти прифронтовой вид рокады, по которой слоняются частенько тракторы-грейдеры, трелёвочные тракторы и самосвалы в ясный период погоды. В дождливый день самосвал не проедет по старой дороге, в полосе, где болотце он забуксует – газуй, не газуй, нужен трактор. Люблю на трелёвочных тракторах кататься, он «без носа», мотор в кабине, летит что танкетка, прёт без дороги, невзирая на встречающиеся деревца – всё сметает на своём пути. Деревца мог бы и пощадить. Знал ли я тогда, в начале появления техники, когда радостно было смотреть на эту невидаль, что скоро эта «невидаль» станет рушить вдоль и поперёк! После прохождения по местности трактора оставались на поверхности рваные раны земли, вывернутые траками гусениц, которые вскоре зарастали, но оставались шрамы, говорящие о технике – здесь она была. Взрослые говорили, что наступила эра цивилизации, технического прогресса, а по мне, как бы её не называли – варвары есть варвары… Её кратко и емко охарактеризовал Отец: «В мать бы её так, эту цивилизацию…», — лучше и не скажешь! Мне, как пацану, хотелось тогда покататься с помощью этого «технического прогресса». Сопку, где мы собирали грибы бочками, сдвинули тракторами в самосвалы с помощью эстакады. С северной стороны, её прорезала лента дороги. Грибы после этого исчезли из этой местности, словно капитулировали перед атакой железных монстров. День и ночь работали надрывно моторы, сметая всё на своём пути, пробиваясь до реки Уркан.

Подхожу к центру активности ревущих моторов и выбираю, ещё «живой» пригорок, скоро и ему придёт бесславный конец, пригорок, откуда, хорошо видно весь активный участок придорожной работы, экскаватор, подъезжающие и отъезжающие самосвалы. Жду того водителя, который всегда меня берёт к себе в кабину. Он и внешне приятный и разговаривать умеет с подростком. Этим, к сожалению, не каждый может похвастаться. Проходит час, водителя нет. Возникает вопрос, а работает ли он сегодня, возможно, не его смена? Я спрашиваю экскаваторщика, он подтверждает мои опасения, сегодня «моего» водителя нет, не его смена. Жаль! Буду проситься к другим водителям. Подхожу, спрашиваю – не берут. Один, второй, но третий, с ним когда-то катался, взял меня  с условием только одной поездки. Радостный залетаю в кабину, как здесь хорошо… Чисто и мотор урчит ладно… Получив порцию нужного груза, водитель трогает автомобиль и он медленно, тяжело, переваливаясь на ухабах, выезжает на готовый участок дороги. Мне повезло, сегодня далеко возят, а значит,  я буду дольше в кабине. Мне приходиться это по вкусу, решаю – буду шофёром. Здорово всегда кататься!

— А как же охотником? — задаю себе вопрос, вспомнив вчерашнее решение, — Быть всегда в лесу, с ружьём и в болотных сапогах?
— Да! Хотел быть охотником! — отвечаю себе, — Но водитель лучше!
Вот и поспорь с собой…
Мы доехали до границы насыпки дороги, сделали нужные операции, свалив щебёнку на полотно строящейся дороги, мы возвращаемся к экскаватору. С неохотой вываливаюсь из кабины, с нагретого места - водитель будет делать последний рейс и сниматься со смены. Жаль… Хорошо кататься!

Что делать? Сажусь недалеко от работающих машин и наблюдаю, как рушат мою любимую горку, выкорчёвывают деревья, кусты, забирают щебень. Эта горка в нашем посёлке самая высокая, с неё видны все дома бывшего прииска. Высокий берег Круглого разреза, на котором летом загорали мы, уже снесли грейдерами, экскаваторами, сравняли почти вровень с поверхностью воды, а ведь был почти метров пять крутого склона, с мелким песком. Хорошо было на нём лежать, наблюдать синее небо, купающихся детей, противоположный берег. Потом, закрыв глаза, слушать отдалённые звуки и голоса родителей, мычание коров, ржание коней и весёлую перекличку болтающихся на шее колокольчиков.  Дошла очередь теперь и до горы… Вот подцепили ковшом трактора нашу разлапистую иву, где под ветвями прятались мы - под ней было наподобие шатра из ветвей и всегда можно было спрятаться от зноя полуденного, под ней прятались влюблённые пары от глаз людских, чтобы украдкой подарить поцелуй своей спутнице, первые объятия и первые громкие стуки сердца от зарождающегося чувства… Вывернули с корнем и оттащили в сторону, как ненужное, лишнее, а ведь это было живое дерево, нам нужное!

Ревёт экскаватор, в грунт вгрызается, рушит весь привычный для нас ландшафт. До прокладки дороги машины были редкими гостями наших краёв, припоминаю полуторку, которая, как чудо техники, появилась на Крутом, когда мне было года три, с небольшим. Облепили её дети, тогда их много было местных, залезли в кузов, заглядывали в кабину.
— О! как тут интересно, рычаги какие-то! — только и раздавались удивлённые возгласы. Посадили в кузов и меня. Я весь в радости, с чувством внутреннего подъёма и причастности к такому моменту, такому процессу - всем расскажу! Я наверху, выше всех!… Тут заревел мотор авто, я вздрогнул, испугался, а вслед этому ударился в рёв - меня увозят! - увозят далеко от моих родных. С улыбкой и шуточками Оля снимает меня, я что есть сил цепляюсь за её руку и не отпускаю до самого дома… А полуторка, проурчав мотором, чихая и переваливаясь на ухабах дороги, уехала по своим делам в посёлок. Были и другие посещения… Пару раз наезжали к нам машины с военными в кузовах, они купались в озёрах, а мы бегали, смотрели, потом долго рассказывали, что «видели целый полк солдатов».
Ревут моторы, рушится горка, рушится, уплывая в мою память. Грустно было тогда, грустно и сейчас, когда пишу эти строки… Мыслями ухожу в ту местность, где сверкало босыми пятками моё беззаботное детство. Прошло столько лет, всё в этом крае поменялось и те поляны, усеянные огоньками и саранками (цветы такие), заросли молодым лесом и кустарником. Дороги, что были исхожены многократно, также заросли деревцами и направление их потерялось в гуще трепещущих на ветру листьев. Пни, с детства мною облюбованные для различных игр, давно превратились в труху, и перешли в перегной. Где-то здесь задержалась, ещё повисла память о днях давних, днях счастливых и не очень счастливых, зацепилась за что-то, тревожит постоянно, напоминает о чём-то… На смену ей бурно и настойчиво врывается новая жизнь и повисает другая память других людей, идущих вслед нашей. Она идёт с ещё большим техническим прогрессом, ещё агрессивней ввинчивается в судьбы людей и в лоно природы…

Так всегда было и будет, но грустно всё это, грустно… Не понимал и не понимаю людей равнодушных к своему прошлому, к тому истоку, откуда и появились они, безучастные. Что там было не так? Отчего они стали такими? Ведь со многими дышали одним воздухом, видели одни и те же смены времён года, вместе провожали «караваны» курлычущих журавлей. Где потеряли они тот живой детский трепет и восторг души, на всё, что нас окружало? Что подвигло их очерстветь? Трудная ли жизнь, быт ли заел? Но всё это есть и у меня и проблемы, как у всех надвигаются с завидной быстротой и периодичностью, что успевай только разгребать. Что?… Что-то есть далёко-тоскующее, не съедающее тебя изнутри, а радостно-осознающее в прошлом… Но не все тоскуют радостью далёкого, прошедшего... Вернее, не все остались такими, какими были в свои юные годы. Что-то должно измениться, но суть обязана оставаться той, устремлённой, чуть романтической, в меру сентиментальной, где-то даже наивной (артистично) для сохранения себя перед этой жёсткой жизнью. Перемолола жизнь многих, часто встречал их с потухшим взглядом, а ведь когда-то знал и видел, как боевых и неординарных людей. Что с ними? Ведь нас всех под жернов бросало!

— Зачем тебе копаться в прошлом? Оставь его в покое! — часто слышу в свой адрес…
Что ответить им и поймут ли? Прошлое - это удивительная категория, оно рядом и шагает с нами в будущее. Наступит время, и многие молодые станут «немножко» старше. Насыщенность жизни пройдёт, останется настоящее, слитое с прошлым и будущим... Ведь не просто Бунин взял эпиграфом, меня особенно поразившее, что вещи и дела, не написанные, покрываются тьмою, а написанные, словно одушевлённые. *
Ревут моторы, рушится горка, я встаю и иду домой. Рядом с домом пока всё так же, правда, домов многих вокруг нет. Глаз привыкает ко многому, привык и к отсутствию домов соседей, от которых остались лишь ямы подполья и бурно разросшийся бурьян, любитель запустения и заброшенности.

Здесь била жизнь ключом когда-то:
Шум, детский смех, собачий лай!
Сменилась власть... Пришёл в упадок
И опустел крестьянский край.

Переселились в город семьи,
Веселья нет, бал правит грусть,
В чём виновата ты, деревня,
Кормившая исконно Русь? **

------------------------------------------ 
* Недословное цитирование эпиграфа Ивана Бунина к повести «Жизнь Арсеньева»
** Строки из стихотворения Татьяны Васильевой