Люська. глава 3

   Сортировать добычу из мусорного бака – дело не простое. У власти городской, к примеру, не получилось. Коммунальщики вбухали немалые деньжищи в решетчатые контейнеры с узкими отверстиями в разноцветных пластиковых крышках. Заперли крышки на замки. Наклеили на бока контейнеров яркие указатели «стекло», «пластик», «картон». А несознательные граждане по-прежнему мусорные пакеты с объедками и мятой тарой куда ни попадя суют. А то и рядом с контейнерами в кучи складывают. Это если мусора много, пакет объемный и в отверстие не проходит. А как пошла вскорости от таких контейнеров невыносимая вонь гниющих овощей и селедочных голов – их и вовсе убрали. Вывезли за ночь. Привезли новые. Металлические. На колесах. Сияющие на солнце свежей оцинковкой.

Тут уж гражданам полная свобода – кидай без разбора. Претензий не будет. Говорили, что теперь на загородных мусорных полигонах бездомные вручную отходы сортируют. Только у Люськи на этот счет законные сомнения имелись. Зачем, спрашивается, местным бездомным дальний мусорный полигон?

В заброшенных ларьках, посреди жилых кварталов, там, где раньше газетами торговали, теперь пункты приема вторсырья открылись. А в местах, где таких ларьков не имелось – расторопные ребята сгрузили с трейлеров синие киоски из гофрированного металла. Что-то наподобие морских или железнодорожных контейнеров. Только с вырезанными в гофре решетчатым окошком и крепкой дверью, которые тут же украсили красочными плакатами-самоклейками с видами принимаемого сырья и расценками. Так что теперь бездомному люду и напрягаться-то особо нет нужды: выбирай из ближайших баков сырье по списку на самоклейке и сноси в ближайший контейнер...



... Люська не переставала поражаться своеобразию сибирской зимы. И отношению к погоде местных старожилов. На термометре, что едва виднеется за изморозью оконного стекла, минус 35, а вокруг говорят: «сегодня тепло». Минус 30 – морозом не считается. Минус 25 – вовсе оттепель. А в минус восемнадцать расстегивают у ворота ватные телогрейки и сдвигают на затылок шапки-ушанки – «совсем Ташкент!».

    А особенно Люську потрясло неизменное буйство красок восходящего и заходящего солнца. Появившись над таёжной просекой, солнце сначала было густо-малиновым, поднимаясь, раскалялось до ярко-красного, и лишь потом, уже добравшись до наивысшей точки, становилось ослепительно-желтым. И небо вокруг последовательно окрашивалось такими же цветами. А когда наступал вечер, и солнце клонилось к закату, желтизна его постепенно тускнела, как мамино старое обручальное кольцо, наливалась красным, постепенно багровела, а затем, словно застывала густеющим малиновым вареньем на донышке остывающей банки.

    И почти всю зиму, над головой, в бесконечности небосвода, плескалась морозная синь-бирюза – бездонное море. А посреди этого моря, раскаленный шар – драгоценная розовая жемчужина – Солнце.

    Море-бирюза лижет Солнце. Обжегшись, щедро брызжет кристаллами ледяной пены – искрящимся снежком. И такое кругом стоит сверкание, что буквально слепнешь. А дым из печной трубы в такую пору, как хвост уверенной в себе и вполне довольной кошки, – строго вертикален и пушист до невозможности.

    А в сильные морозы, когда столбик термометра опускался до минус пятидесяти, всё тонуло в тумане и сквозь сизое с голубизной туманное молоко едва проглядывалось неподвижное солнце – огромный белый мерцающий диск, низко нависающий над покрытыми инеем деревьями. В такие дни на улицу нос страшно высунуть. Дух мгновенно захватывало от недостатка воздуха. Моментально смерзались ресницы. А покрытые многомесячными незаживающими трещинами губы и уже прихваченное морозцем лицо мог спасти только щедрый слой гусиного жира, присланного Люське по ее просьбе из дома.

    Сегодня мороз очень сильный. А потому Люська в ватных штанах, теплой телогрейке и варежках. Только варежки у неё не шерстяные, а меховые: при такой низкой температуре в шерстяных – словно вовсе без варежек. Самое главное в сильный мороз – это чтобы руки были тёплыми. Тогда и всё тело можно отогреть. А вот руки сегодня Люське сохранить в тепле трудно. Даже в меховых варежках.

    В поселке с утра ЧП. Вернее – с ночи. Глубинный насос, которым качают воду из скважины, уже давно держался из последних сил, что называется «на соплях», а ночью и вовсе остановился. На четыре часа, пока ремонтники пытались устранить поломку, котельные остались без воды. Пришлось срочно отключать котлы. И жилые дома оказались буквально заморожены: разводка и радиаторы лопнули – оставшаяся в системе вода за несколько часов остыла, замерзла и превратилась в лед. Конечно же, следом, замерзли и превратились в грязную коричневую глыбу сточные воды в неутепленном канализационном коллекторе. А ведь именно сегодня в поселок должно нагрянуть большое начальство – вот ведь какая печаль…